Энтони Беркли - Загадка Лейтон-Корта
— Если хочешь знать мое частное мнение, — осторожно начал Алек после небольшой паузы, — я думаю, что ты делаешь гору из кротовин![5] Иными словами придаешь слишком большое значение мелочам. В конце концов, если подумать, во всем, что ты упомянул, нет ничего особенно серьезного. И утверждать тут ничего нельзя. Может быть абсолютно невинное объяснение даже поступков Джефферсона и миссис Плант.
Минуту-другую Роджер задумчиво курил.
— Конечно, такое возможно, — наконец заговорил он. — Собственно говоря, мне бы самому хотелось, чтобы так оно и было. Однако что касается остального, я согласен с тобой, сами по себе эти факты лишь кротовины, но не забывай, что если взгромоздить достаточно кротовин одну на другую, то получится гора. И я не могу не думать, что это именно такой случай. Отдельно все эти маленькие факты ничто, но собранные вместе они поражают и заставляют лихорадочно думать.
Алек пожал плечами.
— Говорят, «любопытство погубило кошку»,[6] — многозначительно произнес Алек.
— Возможно! — засмеялся Роджер. — Однако я не кошка и к тому же преуспеваю! Как бы то ни было, одно решение я принял: старина Стэнуорт мне нравился, и пока мне кажется, что существует малейшая возможность, что он… — Роджер резко оборвал себя. — Малейшая возможность, что не все было так, как выглядит… — продолжал он после небольшой паузы, — я возьму на себя труд во всем разобраться. А теперь у меня есть к тебе вопрос: ты будешь мне помогать?
Алек, молча сжав трубку, смотрел на своего друга.
— Да, — заявил он наконец. — При одном условии. Что бы ты ни узнал, ты не станешь предпринимать важных шагов не сказав об этом мне. Возможно, я считаю это своеобразной игрой, но я хочу…
— На этот счет можешь не волноваться, — улыбнулся Роджер. — Если мы возьмемся за это дело, то будем действовать вместе. Я не стану ничего предпринимать, не только не сообщив тебе, но и вообще без твоего одобрения. Все будет абсолютно честно!
— И ты будешь рассказывать мне все, что сможешь узнать? — с подозрительностью спросил Алек. — Не станешь держать себя, как Холмс со стариной Ватсоном?
— О! Конечно нет, дружище! Я вообще не смог бы сделать это, даже если бы захотел. Мне просто необходимо с кем-то поделиться!
— Из тебя, Роджер, получится никудышный детектив! ухмыльнулся Алек. — Ты слишком много треплешься. Лучшие детективы — это суровые дьяволы с узкими лицами и орлиными носами. Они всюду шныряют, никому не говоря ни слова.
— Так бывает только в книгах. Уж будь уверен, на самом деле они совсем не такие и способны заговорить своих помощников до смерти! Это чертовски помогает! Холмс, должно быть, много терял от того, что не посвящал во все Ватсона, хотя бы потому, что сам процесс говорения помогает прояснить свои собственные мысли и рождает новые идеи.
— Ну уж у тебя при твоей болтливости, видимо, и все мысли ясны и идей полно! — издевательски заметил Алек.
— И кроме того, — невозмутимо продолжал Роджер, — держу пари на что угодно! — Ватсон был чрезвычайно полезен Холмсу. Все эти абсурдные теории бедняги Ватсона, которые Холмс постоянно безжалостно высмеивал (между прочим, мне бы хотелось, чтобы Ватсону было позволено хоть один разок попасть в цель! Как бы это его порадовало!), снова и снова подсказывали Холмсу правильные решения. Только, разумеется, он бы никогда в этом не признался! Как бы то ни было, мораль такова: говори все, что хочешь, и я буду поступать так же. И если мы не сумеем что-нибудь обнаружить, можешь считать меня ослом! И, кстати, Александр, себя тоже!
Глава 7.
Исчезнувшая ваза
— Очень хорошо, Холмс! — воскликнул Алек. — С чего начнем?
— С библиотеки, — поднимаясь с садового кресла, быстро сказал Роджер.
Алек последовал его примеру, и они направились к дому.
— Что ты надеешься найти? — с интересом спросил он.
— Собственно говоря, — признался Роджер, — даже не могу утверждать, будто рассчитываю что-нибудь обнаружить. Я, конечно, надеюсь, но… ничего определенного.
— Несколько туманно, Холмс, не так ли?
— Абсолютно! Но интересно. Мы можем только смотреть и пытаться что-то заметить. Что-то, возможно, незначительное, но необычное. Десять к одному, что это может ничего не значить, а если и значит, то опять-таки десять к одному, что мы в состоянии будем осмыслить то, что увидим. Однако, как я уже сказал, надежда всегда остается.
— Но что мы собираемся искать? Предметы, связанные каким-то образом с людьми, о которых ты упоминал, как о подозреваемых, или вообще просто предметы.
— И то и другое. И надеяться на удачу! Алек, осторожно ступай по гравию. Мы же не хотим, чтобы нас заподозрили в слежке!
С осторожностью продвигаясь по дорожке, они вошли в библиотеку. Там никого не было, но дверь в холл была слегка приоткрыта. Роджер пересек комнату и тихонько прикрыл дверь. Потом он не спеша огляделся.
— Что сначала? — с интересом спросил Алек.
— Видишь ли, — медленно произнес Роджер, — я только пытаюсь получить общее впечатление. Ведь это первый раз, что мы можем спокойно оглядеться.
— Какое впечатление?
Роджер помолчал.
— Это довольно трудно выразить словами. У меня цепкая память… Я хочу сказать, что могу, взглянув на предмет или место, значительное время удерживать их в памяти. Я постоянно ее тренирую. Очень полезно для того, чтобы сохранить идею, описание места, предмета, события… Это можно назвать фотографической памятью. И я вдруг подумал, что, если за последние несколько часов в этой комнате произошли какие-нибудь важные изменения — к примеру, изменилось положение сейфа или еще что-нибудь в таком роде, — возможно, я был бы в состоянии это заметить.
— И ты думаешь, это может помочь?
— Понятия не имею! Но нет вреда в том, чтобы попытаться, верно?
Роджер прошел на середину комнаты и стал медленно поворачиваться, позволяя окружающему запечатлеться в мозгу. Сделав полный круг, он сел на край стола и закрыл глаза.
Алек с интересом наблюдал за ним.
— Ну как, повезло? — спросил он, немного помолчав.
Роджер открыл глаза.
— Нет! — уныло признался он.
Всегда испытываешь разочарование, если после такой тщательной подготовки оказывается, что твой излюбленный трюк не сработал. Роджер чувствовал себя, как фокусник, которому не удалось вытащить кролика из цилиндра.
— А-а! — уклончиво произнес Алек.
— Я не вижу никаких изменений, — сказал Роджер почти извиняющимся тоном.
— О-о! — снова протянул Алек. — Значит, ничего не изменилось! — с готовностью заявил он.
— Думаю, что так, — признал Роджер.
— Ну, теперь ты, конечно скажешь, что это действительно дьявольски важно, — ухмыльнулся Алек. — Но я тебя предупреждаю, если ты так скажешь, я тебе не поверю. Именно этого я и ожидал. Я же говорил, что ты слишком суетишься и придаешь большое значение пустякам.
— Заткнись! — огрызнулся Роджер, сидя на краю стола. — Я думаю.
— Ох-ох! Простите, пожалуйста!
Роджер не обратил никакого внимания на издевательский тон своего напарника-сыщика. Он продолжал рассеянно смотреть на дубовую резную каминную полку.
— Пожалуй, только одно обращает на себя внимание, медленно произнес он. — Тебе не кажется, Алек, что каминная полка выглядит как-то странно?
Алек проследил за взглядом Роджера. Каминная полка выглядела совершенно ординарно: обычные оловянные тарелки со стоявшими на них кружками; на одной стороне большая синяя фарфоровая ваза. Минуту Алек молча смотрел на нее.
— Господь свидетель, я не вижу ничего странного, заявил он. — Что ты имеешь в виду?
— Я не знаю точно, — ответил Роджер, с интересом продолжая разглядывать полку. — Могу только сказать, что она выглядит как-то неправильно, кривобоко, что ли… Если можно так сказать.
— Можешь, конечно, сказать, — любезно разрешил Алек, — если объяснишь, что это значит.
— Ну, если хочешь, несимметрично. — Вдруг Роджер громко хлопнул себя по колену. — Господи! Какой же я идиот! Теперь я все понял. Ну конечно! — он торжествующе улыбнулся Алеку. — Подумать только, как я мог не заметить этого раньше?!
— Чего? — с отчаянием в голосе закричал Алек.
— Как чего? Вазу, конечно! Разве ты не видишь?
Алек посмотрел на каминную полку: самая рядовая ваза.
— А что с ней такое? По-моему, все в порядке.
— О-о! С ней, конечно, все в порядке, — беззаботно отозвался Роджер.
Алек не спеша подошел к столу и, сжав свой большой кулак, поднес его к носу Роджера.
— Если ты в течение тридцати секунд не объяснишь, я тебя ударю, — мрачно произнес он, держа кулак в двух дюймах от его носа. — Сильно!
— Я скажу! — быстро заговорил Роджер. — Меня ни в коем случае нельзя бить до ленча. Предписание врача. И он насчет этого очень строг… О да! Про эту вазу… Ну разве ты не видишь? Она одна!
