Эркюль Пуаро - Кристи Агата

Пораженный, я уставился на Джорджа.

Кёртисс!

Не по этой ли причине Пуаро упорствовал и так мало мне рассказывал? Кёртисс, единственный, кого я никогда не брал в расчет! Да, и Пуаро это вполне устраивало. Он заставил меня прочесывать всех постояльцев Стайлз в поисках загадочного X. Но X не был постояльцем.

Кёртисс!

В прошлом он служил в психиатрической лечебнице. А разве не читал я где-то, что пациенты психиатрической лечебницы или сумасшедшего дома иногда остаются там или возвращаются туда работать?

Странный, молчаливый человек с тупым выражением лица – человек, который мог убить по какой-то ведомой ему одному дикой причине...

И если так – если так...

О, в таком случае огромное облако, заслонявшее мне горизонт, растает!

Кёртисс?..

ПОСТСКРИПТУМ

Запись капитана Артура Гастингса: «Следующая рукопись перешла в мое владение через четыре месяца после смерти моего друга Эркюля Пуаро. Я получил извещение от юридической фирмы, в котором содержалась просьба зайти в их офис. Там, «в соответствии с инструкциями их клиента, покойного мосье Эркюля Пуаро», мне был вручен запечатанный пакет с рукописью. Привожу ее содержание».

Нижеприведенный текст записан рукой Эркюля Пуаро.

«Mon cher ami!

Меня не будет в живых уже четыре месяца, когда вы прочтете эти слова. Я долго взвешивал, стоит ли писать то, что сейчас перед вами, и решил, что кто-то должен знать правду о втором «Affaire[65] Стайлз». Я также рискну высказать догадку, что к тому времени, как вы будете это читать, вы придумаете самые абсурдные теории – и, возможно, они причинят вам боль.

Но позвольте сказать вам следующее: вы должны были бы с легкостью, mon ami, догадаться об истине. Я позаботился о том, чтобы у вас были все указания. Если вы еще не догадались, то виной тому, как всегда, ваша благородная и слишком доверчивая натура. A la fin comme au commencement[66].

Но вам бы по крайней мере следовало знать, кто убил Нортона, даже если вы все еще в полном неведении относительно того, кто убил Барбару Франклин. Последнее может явиться для вас ударом.

Итак, начнем с того, что, как вам известно, я послал за вами. Я сказал, что вы мне нужны. Это правда. Я сказал, что хочу, чтобы вы были моими ушами и глазами. Это тоже верно, причем очень верно, даже если и не в том смысле, как вы это поняли! Вы должны были увидеть то, что я хотел, чтобы вы увидели, и слышать то, что я хотел, чтобы вы слышали.

Вы жаловались, cher ami, что я «нечестно» изложил вам дело. Я утаил от вас информацию, которой располагал. То есть я отказывался сообщить вам, кто такой X. Совершенно верно. Мне пришлось так поступить – хотя и не по той причине, которую я указал. Вскоре вы поймете, почему я это сделал.

А теперь рассмотрим дело X. Я показал вам резюме разных случаев. И указал на то, что в каждом отдельном случае человек, которого обвиняли или подозревали, действительно совершил данное преступление, и тут нет альтернативного решения. Затем я перешел ко второму важному факту – что в каждом случае X либо являлся одним из действующих лиц данных событий, либо был тесно связан с ними. И тут вы пришли к заключению, которое, как ни парадоксально, было и верным, и ложным. Вы сказали, что X совершил все эти преступления.

Но, мой друг, обстоятельства были таковы, что в каждом (или почти в каждом) случае только обвиняемый мог совершить это преступление. С другой стороны, если это так, при чем тут X? За исключением лиц, связанных с полицией или детективным агентством, ни один мужчина и ни одна женщина не могут фигурировать в пяти делах об убийстве. Понимаете, так не бывает! Никогда не бывает, чтобы кто-то конфиденциально сообщил: «Вы знаете, а ведь я фактически знал пять убийц!» Нет, нет, mon ami, это просто невозможно. Итак, мы имеем тут любопытный случай. Перед нами случай катализа – реакции между двумя веществами, которая происходит только в присутствии третьего вещества, не принимающего участия в реакции и остающегося без изменений. В этом вся суть дела. Это означает, что, когда присутствовал X, имели место преступления, но X не принимал активного участия в этих преступлениях.

Небывалое, ненормальное положение! И я понял, что наконец-то, в конце своей карьеры, я столкнулся с совершенным преступником, который изобрел такой метод, что его никогда не смогли бы обвинить в преступлении.

Это было поразительно. Но не ново. Существовали параллели. И здесь мы вспомним первый «ключ», который я вам оставил. Пьеса «Отелло». Потому что в ней мы видим подлинного X, великолепно изображенного. Яго – совершенный убийца. Смерть Дездемоны, Кассио – да и самого Отелло – это преступления Яго, которые он спланировал и осуществил. А сам он остается за пределами круга, вне подозрения – или мог бы остаться. Потому что, мой друг, ваш великий Шекспир столкнулся с дилеммой, которую поставило перед ним его собственное искусство. Чтобы разоблачить Яго, ему пришлось прибегнуть к самому неуклюжему способу – я имею в виду историю с платком. Это никак не вяжется с методами Яго, и он бы никогда не совершил подобный промах.

Да, тут можно говорить о совершенном способе убийства. Ни слова прямого внушения. Он всегда удерживает других от насилия, в ужасе опровергая подозрения, которые никому бы и не пришли в голову, не упомяни о них сам Яго!

И тот же метод мы видим в блестящем третьем акте «Джона Фергюсона», где «слабоумный» Клюти Джон побуждает других убить человека, которого сам ненавидит. Это прекрасный пример психологического внушения.

А теперь, Гастингс, вы должны осознать следующее. Каждый человек – потенциальный убийца. У каждого время от времени возникает желание убить – но не намерение убить. Как часто вы чувствовали сами или слышали, как говорят другие: «Она так разъярила меня, что я бы мог ее убить!» Или: «Я бы мог убить В. за то, что он сказал!» Или: «Я так рассердился, что мог бы его убить!» И все это говорится в буквальном смысле. В такие минуты разум совершенно ясен. Человеку хотелось бы убить такого-то и такого-то. Но он этого не делает. Его воля совладает с желанием. У маленьких детей этот тормоз еще не отрегулирован. Я знал ребенка, рассердившегося на своего котенка и сказавшего: «Сиди тихо, или я стукну тебя по голове и убью». И он действительно это сделал, а минуту спустя пришел в ужас и отчаяние, поняв, что котенку не вернуть жизнь. Потому что на самом деле ребенок нежно любил этого котенка. Итак, все мы – потенциальные убийцы. А искусство X заключалось не в том, чтобы внушить желание убить, а в том, чтобы сломать нормальный тормоз. Это было искусство, усовершенствованное длительной практикой. X знал точное слово, точную фразу, даже интонацию, с помощью которых воздействовал на слабое место! Это делалось так, что жертва ничего не подозревала. Это не был гипноз – гипноз бы ничего не дал. Это было что-то более коварное, более смертоносное. Таким образом, душевные силы человека направлялись на то, чтобы расширить брешь, а не закрыть ее. Это взывало к лучшему в человеке, пробуждая в нем худшее.

Вам бы следовало знать, Гастингс, – ведь это произошло с вами...

Итак, теперь вы, наверно, начинаете понимать, что означали на самом деле мои замечания, которые вас раздражали и смущали. Когда я говорил о преступлении, которое должно совершиться, я не всегда имел в виду одно и то же преступление. Я сказал вам, что нахожусь в Стайлз с определенной целью – потому что здесь должно совершиться преступление. Вы были удивлены моей уверенностью в этом. Но я мог быть абсолютно уверен, потому что преступление должен был совершить я сам...

Да, мой друг, это странно – и смешно – и ужасно! Я, который не одобряет убийство, я, который ценит человеческую жизнь, закончил свою карьеру тем, что совершил убийство. Возможно, именно оттого, что я был слишком самодовольным, слишком уверенным в своей высокой нравственности, передо мной встала эта ужасная дилемма. Потому что, видите ли, Гастингс, тут имеется две стороны. Дело моей жизни – предотвращать убийство; но, с другой стороны, убийство – единственный способ, имевшийся в моем распоряжении! Не заблуждайтесь, X недосягаем для закона. Он в безопасности. Даже используя всю свою изобретательность, я не смог бы придумать, как победить его другим способом. И тем не менее, мой друг, мне не хотелось это делать. Я понимал, что нужно сделать, но не мог себя заставить. Я был как Гамлет – вечно оттягивал этот страшный день... И тут случилось первое покушение – покушение на миссис Латтрелл.

Мне было любопытно посмотреть, Гастингс, сработает ли ваше знаменитое чутье на очевидное. Оно сработало. Вашей самой первой реакцией было легкое подозрение на Нортона. И вы были совершенны правы. У вас не было оснований для этого подозрения, кроме абсолютно разумного, пусть и несколько вялого предположения, что он незначителен. Тут, полагаю, вы подошли очень близко к истине.

Я довольно тщательно ознакомился с историей жизни Нортона. Он был единственным сыном властной и деспотичной женщины. По-видимому, он не способен был самоутверждаться или навязывать свою волю другим. Он всегда немного прихрамывал и не мог принимать участия в школьных играх.

Одна из самых важных вещей, которую вы мне поведали, – это замечание о том, что над ним смеялись в школе, потому что его чуть не стошнило при виде мертвого кролика. Я думаю, именно этот случай произвел на Нортона неизгладимое впечатление. Он не выносил крови и насилия, и вследствие этого страдал его престиж. Он подсознательно ожидал возможности реабилитироваться, сделавшись смелым и безжалостным.

Вероятно, еще совсем юным он обнаружил, что способен влиять на людей. Он был хорошим слушателем, обладал спокойным нравом, вызывал к себе симпатию. Он нравился людям, и в то же время его не очень-то замечали. Нортона это обижало, но затем он стал этим пользоваться. Он открыл для себя, как до смешного просто можно, употребляя верные слова и стимулы, влиять на людей. Единственное, что требуется, – это понимать их, проникать в их мысли, в их тайные реакции и желания.

Вы понимаете, Гастингс, что подобное открытие могло подпитывать ощущение власти? Вот он, Стивен Нортон, которого все любят и слегка презирают, и он заставит людей делать то, что им не хочется, – или (заметьте!) то, что, как им кажется, они не хотят делать.

Я могу представить себе, как он все больше увлекался этим своим хобби... И мало-помалу у него развился нездоровый вкус к насилию, так сказать, из вторых рук. Насилие, на которое он сам был не способен в силу физических причин – за что его высмеивали.

Да, постепенно это хобби становится страстью, необходимостью! Это было наркотиком, Гастингс, наркотиком, которого он теперь так же жаждал, как жаждут опиума или кокаина.

Нортон, мягкосердечный и любящий, был тайным садистом. Наркотиком для него была боль, душевная пытка. В последние годы в мире возникла эта эпидемия. L'appetit vient en mangeant[67].

Этот наркотик питал две жажды – жажду садиста и жажду властолюбца. Он, Нортон, обладал ключами жизни и смерти.

Как любому наркоману, ему требовался запас наркотика. Он находил жертву за жертвой. Не сомневаюсь, что были еще случаи – кроме тех пяти, которые я проследил. В каждом из них он сыграл аналогичную роль. Он знал Этерингтона, он провел лето в деревне, где жил Риггз, и выпивал с Риггзом в местном пабе. В круизе он познакомился с Фредой Клей и сыграл на неотчетливой мысли, что, если ее старая тетушка умрет, это будет благо – избавление для старушки и материально обеспеченная и полная удовольствий жизнь для нее самой. Он был другом Личфилдов. Беседуя с ним, Маргарет Личфилд увидела себя в новом свете – героиней, избавляющей своих сестер от пожизненного заключения. Но я не верю, Гастингс, что кто-нибудь из этих людей совершил бы то, что они совершили, если бы не влияние Нортона.

А теперь мы переходим к событиям в Стайлз. Я уже некоторое время шел по следам Нортона. Он познакомился с Франклинами, и я сразу же почуял опасность. Вы должны понимать, что даже Нортону нужно иметь некий зародыш, который он мог бы культивировать. Нужно иметь зерно, которое уже находится в почве и из которого можно что-то вырастить. Например, что касается «Отелло», то я всегда считал, что в душе Отелло уже присутствует убеждение (возможно, правильное), что любовь Дездемоны к нему – страстное, неуравновешенное преклонение девушки перед знаменитым героем-воином, а не зрелая любовь женщины к Отелло-мужчине. Возможно, он сознавал, что настоящая пара для Дездемоны – Кассио и что со временем она тоже может это понять.

Франклины представляли весьма заманчивую перспективу для Нортона. Какие разнообразные возможности! Теперь вы, несомненно, поняли, Гастингс (любой здравомыслящий человек давно бы это понял), что Франклин был влюблен в Джудит, а она – в него. Его резкость, привычка никогда не смотреть на нее, пренебрежение элементарными правилами вежливости должны были бы вам подсказать, что этот человек по уши влюблен в Джудит. Но Франклин – человек с очень сильным характером и высокими моральными принципами. Его речь грубовата и лишена сантиментов, но он придерживается определенных правил. Согласно его кодексу чести, мужчина должен оставаться с женой, которую избрал.

Полагаю, даже вы бы увидели, что Джудит питает к нему глубокую любовь и несчастна. Она полагала, что вы это поняли, найдя ее на скамейке в розарии. Отсюда ее яростная вспышка. Люди с таким характером, как у нее, не выносят малейшего выражения жалости или сочувствия. Это словно коснуться открытой раны.

Затем Джудит обнаружила, что вы думаете, будто она увлечена Аллертоном. Она не стала вас разубеждать, защитившись таким образом от неуклюжих попыток выразить сочувствие и бередить ее рану. Она флиртовала с Аллертоном, находя в этом отчаянное утешение. Она ни на минуту не заблуждалась на его счет. Но он ее забавлял и отвлекал. Однако Джудит никогда не испытывала к нему ни малейшего чувства.

Разумеется, Нортон прекрасно знал, как обстоят дела. Он видел большие возможности в этом треугольнике. Могу сказать, что начал он с Франклина, но потерпел полное фиаско. Франклин человек того типа, который обладает иммунитетом к коварным внушениям Нортона. У доктора Франклина ясный ум, для него существуют только черная и белая краски. Он отдает себе полный отчет в своих чувствах и совершенно невосприимчив к давлению извне. К тому же величайшая страсть его жизни – работа. Его поглощенность наукой делает его еще более неуязвимым.

Что касается Джудит, тут Нортон добился большего успеха. Он очень тонко сыграл на теме бесполезных жизней. Это было кредо Джудит, и она резко отрицала тот факт, что это совпадает с ее тайными желаниями. Но для Нортона такое совпадение было просто находкой. Он действовал очень умно – высказывал противоположную точку зрения, добродушно подшучивая над Джудит. Дескать, у нее никогда не хватит мужества на такой решительный шаг. «Так говорят все молодые – но никто никогда не делает!» Дешевый прием – и тем не менее как часто он срабатывает, Гастингс! Они так уязвимы, эти дети! Так готовы принять вызов, хотя и не осознают это!

А если бесполезную Барбару устранить, то путь свободен для Франклина и Джудит. Это никогда не говорилось, и никогда не допускалось, чтобы подобная мысль стала кому-то очевидной. Напротив, подчеркивалось, что личный аспект не имеет к этому делу никакого отношения – совсем никакого. Потому что если бы Джудит это осознала, ее реакция была бы очень бурной. Но для такого закоренелого наркомана убийства, как Нортон, одной трагедии недостаточно. Он видит возможности для удовольствия повсюду. Одну из них он находит в чете Латтрелл.

Вернемся назад, Гастингс. Припомните тот первый вечер, когда вы играли в бридж. И замечания Нортона, которыми он поделился с вами позже, – он говорил так громко, что вы испугались, как бы не услышал полковник Латтрелл. Конечно! Нортон хотел, чтобы тот услышал! Он никогда не упускал возможности подлить масла в огонь, посыпать солью раны – и наконец его усилия увенчались успехом. Это случилось у вас под самым носом, Гастингс, а вы так и не поняли, как это было сделано. Фундамент уже был заложен – тяготы жизни, растущие день ото дня, чувство стыда за то, какой смехотворной фигурой он предстает перед другими мужчинами, глубокая обида на жену.

Вспомните точно, что именно произошло. Нортон сказал, что хочет пить. (Знал ли он, что миссис Латтрелл воспротивится намерению мужа?) Полковник реагирует немедленно, как и подобает гостеприимному хозяину, – таков он по натуре. Он предлагает выпить. И идет за напитками. Вы все еще сидите под окном.

Появляется его жена – и возникает неизбежная сцена, которую, как известно полковнику, невольно подслушивают. Он выходит. Все еще можно было сгладить – Бойд Каррингтон прекрасно бы с этим справился. (У него есть определенная доля жизненного опыта и светский такт, хотя в остальном это один из самых напыщенных и скучных людей, каких я только знал! Как раз такого сорта личность, которая вызывает восхищение у вас!) Да и вы сами недурно справились бы с этой задачей. Но Нортон начинает молоть вздор, делая неуклюжие попытки спасти положение, и делает только хуже. Он болтает о бридже (снова вызывая в памяти унижения), без всякой связи переходит к несчастным случаям с огнестрельным оружием. И, сразу же подхватив эту тему (как и рассчитывал Нортон), этот старый осел Бойд Каррингтон рассказывает историю об ирландском денщике, застрелившем своего брата. Ту историю, Гастингс, которую сам же Нортон рассказал Бойду Каррингтону, прекрасно понимая, что этот старый дурак выдаст ее за свою собственную, если ему вовремя подсказать. Вот видите, самая главная идея исходила не от Нортона. Mon Dieu, non![68]

Итак, все подготовлено. Накопление отрицательных эмоций произошло. Критическая точка достигнута. Оскорбленный в своих чувствах хозяина, опозоренный перед товарищами, страдающий при мысли, что, по их убеждению, у него не хватит смелости что-то предпринять, разве что кротко выносить издевательства, – он слышит ключевые слова, подсказывающие выход. Ружье, несчастный случай – человек, застреливший своего брата, – и тут неожиданно над травой показывается голова его жены... «Никакого риска... несчастный случай... Я покажу им... Я покажу ей... черт ее побери! Я хочу, чтобы она умерла... Она умрет!»

Он не убивал ее, Гастингс! Лично я думаю, что даже когда он выстрелил, то инстинктивно промазал, потому что хотел промазать. А потом – потом эти злые чары были разрушены. Она была его женой, женщиной, которую он любил несмотря ни на что.

Одно из преступлений Нортона, которое не вполне удалось.

Да, но его следующая попытка! Вы понимаете, Гастингс, что следующим были вы? Оглянитесь назад и вспомните все. Вы, мой честный, добрый Гастингс! Он нашел все ваши слабые места, а также сильные – такие, как порядочность, совестливость.

Аллертон – человек того типа, который вы инстинктивно недолюбливаете и боитесь. Это тот тип, который, по вашему мнению, должен быть уничтожен. И все, что вы слышали о нем и думали о нем, – это правда. Нортон рассказывает вам одну историю об Аллертоне – абсолютно правдивую историю, что касается фактов. (Хотя на самом деле девушка, о которой шла речь, была невротического типа и сделана из непрочного материала.)

Итак, ставка была сделана на ваше почтение к условностям и несколько старомодные взгляды. Этот человек негодяй, соблазнитель, он губит девушек и доводит их до самоубийства! Нортон подключает также Бойда Каррингтона. Вас убеждают «поговорить с Джудит». Джудит, как и следовало ожидать, немедленно отвечает, что сделает со своей жизнью все, что захочет. Это заставляет вас поверить в худшее.

А теперь посмотрите, на каких разных струнах играет Нортон. Ваша любовь к дочери. Старомодное чувство ответственности за своих детей, свойственное такому человеку, как вы. Некоторое самомнение, присущее вашей натуре: «Я должен что-нибудь сделать. Все зависит от меня». Ваше чувство беспомощности оттого, что вы лишены мудрого совета вашей жены. Ваша преданность – я не должен ее подвести. И, что касается более низменных побуждений, – ваше тщеславие: ведь благодаря нашему с вами знакомству вы узнали все фокусы нашей профессии! И, наконец, чувство, которое испытывают все отцы, имеющие дочерей, – подсознательная ревность и неприязнь к мужчине, который ее отберет у отца. Нортон играл, как виртуоз, на всех этих струнах. И вы отозвались, Гастингс.

Вы слишком легко принимаете все за чистую монету. И всегда были таким. Вы легко приняли за факт, что именно Джудит говорила в беседке с Аллертоном. И однако вы ее не видели, вы даже не слышали ее голос. И, что совсем невероятно, вы даже на следующее утро продолжали считать, что это была Джудит. Вы радовались тому, что она «передумала».

Но если бы вы потрудились изучить факты, то обнаружили бы, что вопрос о поездке Джудит в тот день в Лондон никогда не вставал! И вы не смогли сделать еще один очевидный вывод. Был кто-то, кто собирался уехать в тот день – и кто пришел в ярость оттого, что поездка сорвалась. Сестра Крейвен. Аллертон не такой человек, чтобы ограничиться флиртом с одной женщиной! Его отношения с сестрой Крейвен зашли гораздо дальше, чем легкий флирт с Джудит.

И тут опять сценическая постановка Нортона.

Вы видели, как Аллертон и Джудит целуются. Потом Нортон тянет вас обратно за угол. Ему, несомненно, хорошо известно, что у Аллертона назначено свидание с сестрой Крейвен в беседке. В конце концов он вас отпускает, но продолжает следовать за вами. Фраза Аллертона, которую вы подслушали, как нельзя лучше подходит для целей Нортона. И он быстро уводит вас, пока вам не представился шанс узнать, что эта женщина не Джудит!

Да, виртуоз! И ваша реакция мгновенна! Сработали все струны! Вы решаетесь на убийство.

Но, к счастью, Гастингс, у вас был друг, мозг которого все еще функционировал! И не только мозг!

Я сказал в начале этой рукописи, что если вы не докопались до истины, это потому, что у вас слишком доверчивая натура. Вы верите тому, что вам говорят. Вы поверили тому, что вам сказал я...

И однако вы совсем легко могли раскрыть правду. Я отослал Джорджа – почему? Я заменил его менее опытным и явно менее толковым человеком – почему? Я не показывался докторам – я, который всегда заботился о своем здоровье, – почему? И слышать не хотел о врачах – почему?

Теперь вы понимаете, зачем вы мне понадобились в Стайлз? Мне нужен был кто-то, кто принимал бы на веру все, что я скажу. Вы приняли мое утверждение, что я вернулся из Египта в гораздо худшем состоянии, чем когда уезжал. Это не так. Я вернулся в гораздо лучшем состоянии! Вы бы обнаружили этот факт, если бы постарались. Но нет, вы поверили. Я отослал Джорджа, потому что мне не удалось бы заставить его думать, что я вдруг стал совершенно бессильным и беспомощным. Джордж крайне наблюдателен. Он бы понял, что я притворяюсь.

Вы понимаете, Гастингс? Все то время, что я притворялся неспособным двигаться и обманывал Кёртисса, я вовсе не был беспомощным. Я мог ходить – прихрамывая.

Я слышал, как вы поднялись по лестнице в тот вечер. Слышал, как вы, немного поколебавшись, вошли в комнату Аллертона. И я сразу же насторожился. Меня уже сильно беспокоило ваше состояние.

Я не стал мешкать. Я был один – Кёртисс ушел ужинать. Я выскользнул из своей комнаты и пересек коридор. А услышав, что вы в ванной Аллертона, я, мой друг, быстро сделал то, что вы так осуждаете, – опустился на колени и посмотрел в замочную скважину двери ванной. К счастью, все было видно, поскольку там задвижка, а не ключ изнутри.

Я наблюдал за вашими манипуляциями с таблетками снотворного. И понял, в чем заключается ваша идея.

Итак, мой друг, я начал действовать. Я вернулся в свою комнату и занялся собственными приготовлениями. Когда пришел Кёртисс, я послал его за вами. Вы пришли, зевая, и объяснили, что у вас болит голова. Я сразу же ужасно засуетился и стал предлагать вам разные средства. Чтобы отвязаться от меня, вы согласились выпить чашку шоколада. Вы быстро проглотили его, торопясь уйти к себе. Но у меня тоже, мой друг, есть таблетки снотворного.

Итак, вы заснули – и проспали до утра, а проснувшись, вновь стали собой и ужаснулись тому, что чуть было не совершили.

Теперь вы были в безопасности – такое не пытаются сделать дважды. Во всяком случае, с тем, кто вновь обрел здравомыслие.

Но это придало решимости мне, Гастингс! Потому что если я мог чего-то не знать о других людях, то вас-то я знал! Вы не убийца, Гастингс! Однако вас могли повесить – за убийство, совершенное другим человеком, который был бы невиновен в глазах закона.

Вас, мой хороший, мой честный, мой – о! – такой благородный Гастингс, такой добрый, такой совестливый, такой невинный!

Да, я должен был действовать. Я знал, что дни мои сочтены, и был этому рад. Потому что самое худшее в убийстве, Гастингс, – это его воздействие на убийцу. Я, Эркюль Пуаро, мог поверить, что мое божественное предназначение – нести смерть всем без исключения... Но, по счастью, слишком мало времени оставалось, чтобы это могло произойти. Скоро должен был наступить конец. И я боялся, что Нортон добьется успеха с кем-то, кто бесконечно дорог нам обоим. Я говорю о вашей дочери...

А теперь мы переходим к смерти Барбары Франклин. Каковы бы ни были ваши идеи на этот счет, Гастингс, не думаю, чтобы вы хоть на минуту заподозрили правду.

Потому что, видите ли, Гастингс, это вы убили Барбару Франклин.

Mais oui[69], вы!

Итак, был еще один угол треугольника. Тот, который я не особенно принимал во внимание. Когда это случилось, казалось, Нортон тут ни при чем. Но я не сомневаюсь, что он тут также замешан...

Вам когда-нибудь приходилось задумываться о том, почему миссис Франклин пожелала приехать в Стайлз? Ведь это место, Гастингс, совсем не в ее вкусе. Она любит комфорт, хорошую еду и интересный круг общения. В Стайлз невесело; обслуживание посредственное; место довольно безлюдное. И тем не менее именно миссис Франклин настояла на том, чтобы провести здесь лето.

Да, был и третий угол. Бойд Каррингтон. Миссис Франклин была разочарованной женщиной. В этом крылся корень ее невроза. Она честолюбива и в социальном, и в финансовом плане. Она вышла замуж за Франклина, потому что ожидала, что он сделает блестящую карьеру.

Он блестящий ученый, но не в том ракурсе, в каком ей бы хотелось. Его блистательные успехи никогда не создадут ему репутацию в медицинском мире, о нем не напишут в газетах. Доктора Франклина будут знать с полдюжины его коллег, и его статьи опубликуют лишь скучные научные журналы. Мир о нем не услышит, и он определенно не сделает состояния.

И тут появляется Бойд Каррингтон, который вернулся домой с Востока. Он только что получил титул баронета и наследство. Бойд Каррингтон всегда питал сентиментальные чувства к хорошенькой семнадцатилетней девочке, которой едва не сделал предложение. Он едет в Стайлз и предлагает Франклинам тоже туда отправиться – и Барбара едет.

Она убеждается, что не потеряла прежнего очарования для этого богатого, привлекательного человека, но он старомоден и – это просто доводит ее до бешенства – не из тех, кто одобряет развод. И Джон Франклин также против развода. Если бы Джон Франклин умер, она могла бы стать леди Бойд Каррингтон – о, какая бы это была чудесная жизнь!

Думаю, Нортон нашел в ней очень послушное орудие.

Все было слишком очевидно, Гастингс, стоит только вдуматься. Те первые пробные попытки показать, как она любит мужа. Она немного переигрывала – вспомните ее слова о том, чтобы «покончить со всем этим», дабы не быть ему в тягость.

А затем – совсем новая линия поведения. Она боится, что Франклин может поставить эксперимент на себе самом.

Мы должны были догадаться, Гастингс, все было так очевидно! Она готовила нас к тому, что Джон Франклин умрет от отравления физостигмином. Не возникает никакого вопроса, что кто-то пытался его отравить, – о нет, просто научные исследования. Он принимает безобидный алкалоид, а тот оказывается вредным.

Единственное, что можно отметить, – это что она поспешила. Вы сказали мне, что она была недовольна, увидев, как сестра Крейвен предсказывала по руке судьбу Бойду Каррингтону. Сестра Крейвен – привлекательная молодая женщина, которая не прочь пококетничать с мужчинами. Она попыталась пококетничать с доктором Франклином, но не имела успеха. (Отсюда ее неприязнь к Джудит.) У нее роман с Аллертоном, но она прекрасно понимает, что у него это несерьезно. Она неизбежно должна была положить глаз на богатого и все еще привлекательного сэра Вильяма, а сэр Вильям, возможно, был очень даже не прочь, чтобы его завлекли. Он уже заметил, что сестра Крейвен – пышущая здоровьем, красивая девушка.

Барбара Франклин испугалась и решила действовать быстро. Чем раньше она станет трогательной, очаровательной и вовсе не безутешной вдовой, тем лучше.

Итак, после целого утра на нервах она приступает к осуществлению своего плана.

Знаете ли, mon ami, я питаю некоторое уважение к калабарскому бобу. На этот раз он сработал. Он пощадил невинного и убил виновного.

Миссис Франклин приглашает вас всех к себе в комнату. Она с большой помпой и суматохой варит кофе. Как вы рассказывали мне, ее чашка была возле нее, а чашка ее мужа – по другую сторону столика-этажерки.

И тут появляются падающие звезды, и все выходят на балкон. Остаетесь только вы, мой друг, со своим кроссвордом и своими воспоминаниями. И чтобы скрыть свои эмоции, вы поворачиваете этажерку и ищете цитату из Шекспира.

А потом они возвращаются, и миссис Франклин выпивает кофе, полный алкалоидов калабарского боба, который предназначался для дорогого ученого Джона, а Джон Франклин выпивает чашечку чудесного кофе, которая предназначалась для умной миссис Франклин.

Но знаете, Гастингс, хотя я и понял, что произошло, мне стало ясно: я не смогу доказать, что случилось на самом деле. И если решат, что миссис Франклин не совершала самоубийства, подозрение неизбежно падет либо на Франклина, либо на Джудит. То есть на двух людей, которые абсолютно невиновны. И тогда я сделал то, на что имел полное право, – я убежденно повторял и акцентировал крайне неубедительные слова миссис Франклин о том, что она хочет покончить с собой.

Я мог это сделать – и, вероятно, был единственным, кто мог. Потому что, видите ли, мои показания имели вес. Я – человек, имеющий опыт в вопросах убийства. И уж если я убежден, что это самоубийство, то эта версия будет принята.

Я видел, что это вас озадачило и вы недовольны. Но, к счастью, вы не подозревали об истинной опасности.

Однако не станете ли вы думать об этом после того, как я уйду? Не таится ли на дне вашего разума нечто, подобное темной змее, которая время от времени приподнимает голову и говорит: «Предположим, Джудит?..»

Это может произойти. Поэтому я и пишу эти строки. Вы должны знать правду.

Был один человек, которого не устраивал вердикт о самоубийстве. Нортон. Он лишился своего фунта мяса. Как я уже говорил, он садист. Он жаждет всей гаммы эмоций, подозрений, страха, судебных разбирательств. Он не получил всего этого. Убийство, которое он организовал, произошло не так, как надо.

Но вскоре он увидел возможность компенсации для себя. Он начал сыпать намеками. Раньше он притворялся, что увидел что-то в бинокль. Тогда он хотел создать впечатление, что видел Аллертона и Джудит в какой-то компрометирующей ситуации. Но поскольку он не сказал ничего определенного, теперь он мог по-другому использовать этот эпизод.

Предположим, например, что он скажет, будто видел Франклина и Джудит. Это придаст новый интересный аспект делу о самоубийстве! И возможно, заронит сомнение, что это было самоубийство...

Итак, mon ami, я решил: то, что следует сделать, нужно сделать немедленно. Я устроил так, чтобы вы в тот вечер привели его ко мне в комнату...

Я расскажу вам в точности, что случилось. Несомненно, Нортон с восторгом рассказал бы мне свою выдуманную историю. Я не дал ему времени. Я четко и определенно выложил ему все, что о нем знаю.

Он не стал отрицать. Нет, mon ami, он откинулся на стуле и самодовольно ухмыльнулся. Mais oui, я не нахожу другого слова – именно ухмыльнулся. И спросил меня, что же я собираюсь делать со своей забавной теорией. Я ответил, что собираюсь казнить его.

– А, понятно, – сказал он. – Кинжал или чаша с ядом?

Мы как раз собирались вместе пить шоколад. Он был сладкоежкой, этот мосье Нортон.

– Самое простое, – ответил я, – чаша с ядом.

И передал ему чашку шоколада, который только что налил.

– В таком случае, – предложил он, – вы не возражаете, если я выпью из вашей чашки, а не из моей?

– Вовсе нет.

Это не имело никакого значения. Как я уже говорил, я тоже принимал снотворное. А поскольку я уже довольно давно принимал его на ночь, то до некоторой степени привык к этим таблеткам. Поэтому доза, от которой заснул бы мосье Нортон, на меня бы подействовала очень слабо. Снотворное было в шоколаде. Мы оба получили равную дозу. На него она подействовала, а на меня почти нет. Тем более что я параллельно принял свое тонизирующее средство.

Итак, мы переходим к последней главе. Когда Нортон заснул, я перенес его в мое кресло на колесиках – довольно легко, поскольку в нем полно всяких механизмов. Затем отвез кресло на обычное место – в нишу за занавесью.

Потом Кёртисс «уложил меня в постель». Когда все стихло, я отвез Нортона в его комнату. Мне оставалось лишь воспользоваться глазами и ушами моего превосходного друга Гастингса.

Возможно, вы это не заметили, Гастингс, но я ношу парик. И уж конечно не заметили, что у меня фальшивые усы. (Даже Джордж об этом не знает!) Я притворился, что опалил их случайно вскоре после того, как у меня появился Кёртисс, и сразу же заказал копию своему парикмахеру. Я надел халат Нортона, взъерошил свои собственные седые волосы, прошел по коридору и постучал в вашу дверь. Вскоре вы выглянули в коридор и посмотрели вокруг заспанными глазами. Вы увидели, как Нортон выходит из ванной и, прихрамывая, идет по коридору в свою комнату. Вы услышали, как он поворачивает ключ в замке, запирая дверь изнутри.

Затем я снова надел халат на Нортона, уложил его на кровать и выстрелил в него из маленького пистолета, который приобрел за границей и держал под замком. Только два раза убедившись, что никого нет поблизости, я оставил этот пистолет в отсутствие Нортона на его туалетном столике.

Потом я покинул комнату, после того как вложил ключ в карман Нортона. Я сам запер дверь снаружи вторым ключом, которым владею уже некоторое время. И отвез кресло на колесиках обратно в свою комнату.

С тех пор я пишу это объяснение.

Я очень устал – усилия и напряжение не прошли даром. Думаю, теперь уже недолго...

Мне бы хотелось подчеркнуть вот что.

Преступления Нортона совершенны.

Мое – нет. Оно и не должно таким быть. Для меня самым простым и наилучшим способом убить его было бы сделать это открыто – скажем, это мог быть несчастный случай с моим маленьким пистолетом. Я бы изобразил испуг, сожаление – такой прискорбный несчастный случай! И обо мне сказали бы: «Бедный старичок – не понял, что пистолет заряжен, – ce pauvre vieux»[70].

Я не хотел это делать.

И скажу почему.

Потому, Гастингс, что я решил быть «спортивным».

Mais oui, спортивным! Я делаю все, чего не делал раньше и за что вы меня так часто укоряли! Я веду с вами честную игру. Я веду себя спортивно. У вас есть все шансы открыть правду.

На случай, если вы мне не верите, позвольте перечислить все ключи к отгадке.

Ключ к двери.

Вы знаете, поскольку я вам это сказал, что Нортон прибыл сюда после меня. Вы знаете, потому что вам это сказали, что я сменил комнату после того, как приехал сюда. Вы знаете, потому что это опять-таки было вам сказано, что за время моего пребывания в Стайлз у меня