Филлис Джеймс - Пристрастие к смерти

Свернув с гудящей Холланд-Парк-авеню на свою сравнительно тихую улицу, она почувствовала облегчение. Бабушка не ответила, когда она позвонила в домофон и назвала свое имя, но жужжание открываемого замка послышалось на удивление быстро. Должно быть, старушка не отходила от двери. Затащив в лифт тяжелые сумки, Кейт нажала кнопку; один за другим поплыли вниз пустые, тихие коридоры.

Привычно повернув ключ в замке, она открыла дверь, оттащила сумки с провизией на кухню, водрузила их на стол и направилась через холл в гостиную. В квартире было как-то неестественно тихо. Неужели бабушка даже не включила телевизор? Погруженная в себя, Кейт поначалу не обратила внимания на мелкие детали, которые только теперь сложились воедино: дверь в гостиную была плотно закрыта, хотя, уходя, она оставила ее открытой; быстрый, но безмолвный отклик на ее звонок в домофон; неестественная тишина… Еще не толкнув дверь в гостиную, только положив ладонь на ручку, Кейт уже знала: что-то стряслось. А в следующий момент оказалось слишком поздно что-либо предпринимать.

Он заткнул бабушке рот кляпом и привязал ее к стулу какими-то длинными белыми тряпками — видимо, разорвал простыню. Сам он стоял у нее за спиной и ослепительно улыбался. Вместе это являло собой странную картинку из иллюстрированного журнала: контраст победной молодости и старческой дряхлости. Обеими вытянутыми вперед руками он держал пистолет, стараясь, чтобы ствол не дрожал. Интересно, мелькнуло у Кейт в голове, он действительно умеет обращаться с оружием или просто повторяет то, что видел в криминальных телесериалах? Мысли ее были странно отвлеченными. Она часто задумывалась над тем, как будет чувствовать себя под прицелом, и теперь с любопытством отметила, что реакция оказалась вполне предсказуемой: невозможность поверить, шок, страх. А потом — мгновенный выброс адреналина, и мысль заработала.

Когда их глаза встретились, он медленно опустил руки и приставил дуло к бабушкиной голове. Глаза старушки поверх кляпа, неимоверно расширившись, превратились в черные лужицы ужаса. Кейт поразила отчаянность мольбы, наполнившая эти испуганные глаза. От щемящей жалости и всепоглощающего гнева она на миг потеряла дар речи. Потом, совладав с собой, сказала:

— Выньте кляп, у нее губы кровоточат. Она уже пережила сегодня страшный шок. Вы хотите, чтобы она умерла от боли и страха?

— О, она не умрет. Эти старые суки не умирают. Они живут вечно.

— Она недостаточно сильна, а какая вам польза от мертвого заложника?

— Так у меня же останетесь вы. Женщина-полицейский куда как большая ценность.

— Вы уверены, что я у вас останусь? Неужели вы думаете, что для меня имеет значение хоть что-то, кроме нее? Послушайте, если вы заинтересованы в моем содействии, вам придется вынуть кляп у нее изо рта.

— Ага, и позволить ей завизжать как резаной свинье? Не то чтобы я когда-нибудь слышал, как визжит свинья, когда ее режут, зато прекрасно знаю, на что будут похожи ее вопли. Я сейчас очень нервничаю и не вынесу этого ора.

— Если она закричит, вы сможете снова заткнуть ей рот, разве нет? Но она не закричит. Я сама об этом позабочусь.

— Ладно. Подойдите и выньте его сами. Но помните, я держу пистолет у ее головы.

Кейт пересекла комнату, опустилась на колени и погладила бабушку по щеке.

— Я сейчас выну кляп, — сказала она. — Ты не должна кричать. Ни звука. Если закричишь, он снова запихнет его тебе в рот. Обещаешь?

Поначалу она не увидела никакой реакции — только эти исполненные дикого ужаса глаза. Но потом бабушкина голова дважды дернулась.

— Не волнуйся, бабуля, — успокоила ее Кейт. — Я с тобой. Все будет хорошо.

Окостеневшие руки с обтянутыми сухой кожей раздутыми суставами впивались в сиденье, словно срослись с деревом. Кейт положила на них свои ладони — руки были сухими, как бумага, холодными и безжизненными. Она крепче прижала к ним ладони и почувствовала, как жизнь и надежда словно бы медленно перетекают в них. Потом ласково приложила правую ладонь к бабушкиной щеке и удивилась: как это она могла находить эту сморщенную плоть отталкивающей? «Мы ведь не прикасались друг к другу уже лет пятнадцать, вспомнила она. А сейчас я трогаю ее, и делаю это с любовью».

Когда кляп был вынут, мужчина жестом велел Кейт отойти и сказал:

— Встаньте вон там, у стены. Быстрее.

Она сделала, как он велел. Его глаза неотступно следили за ней.

Привязанная к стулу старуха ритмично открывала и закрывала рот, глотая воздух, как выброшенная на берег рыба. Тоненькая струйка кровавой слизи стекала по подбородку. Кейт, собравшись с силами, чтобы контролировать голос, хладнокровно произнесла:

— Отчего вы вдруг запаниковали? У нас ведь нет достоверных улик. Вам это должно быть известно.

— О, теперь есть.

Не отводя пистолета от головы старухи, он левой рукой отвернул полу своего пиджака.

— Потерянная пуговица. Уж от ваших экспертов не укрылись эти обрывки ниток. Жаль, что пуговицы такие приметные. Вот что значит иметь вкус к дорогой одежде. Папа всегда предупреждал, что это меня погубит.

Голос у него был высокий, резкий, глаза большие и блестящие, как у наркомана. На самом деле он не так спокоен, как хочет показать, отметила про себя Кейт. И он выпил. Быть может, моего собственного виски, пока ждал. Но это делает его только еще более опасным.

— Одна пуговица? Этого недостаточно, — сказала она. — Послушайте, я не хочу, чтобы из меня делали дуру. Кончайте свое представление. Положите пистолет, идите домой и свяжитесь со своим адвокатом.

— Думаю, теперь я уже не могу себе этого позволить. Есть же еще тот проклятый назойливый священник. Вернее, был. Он страдал пристрастием к мученичеству, бедный придурок. Надеюсь, ему понравилось.

— Вы убили его? Отца Барнса?

— Застрелил. Так что, как видите, мне терять нечего. А поскольку меня ждет не столько суперохраняемая тюрьма, сколько Бродмур,[38] то, можно сказать, чем больше, тем веселее.

Это слова какого-то серийного убийцы, вспомнила Кейт. Кто же это был? Хейг?

— Как вы меня нашли? — спросила она.

— По телефонному справочнику, как же еще? Кстати, заставить старуху открыть дверь было совсем нетрудно — я просто назвался старшим инспектором Массингемом.

— Хорошо, а каковы теперь ваши планы?

— Я уезжаю. В Испанию. В гавани Чичестера стоит яхта, которой я умею управлять. «Мейфлауэр». Я на ней плавал. Если вам интересно, она принадлежит любовнику моей сестры. И вы меня туда отвезете.

— Только не сейчас. Нужно подождать, пока дороги станут более свободными. Послушайте, мне так же хочется жить, как и вам. Я не отец Барнс, у меня нет пристрастия к мученичеству. В полиции мне платят хорошо, но не настолько. Я отвезу вас в Чичестер, но только после того, как шоссе А-3 станет свободным, чтобы можно было ехать без задержек. Ради Бога, сейчас же час «пик!» А вы знаете, каково в это время выбираться из Лондона. Я не желаю застрять в пробке, чтобы все водители вокруг с интересом разглядывали приставленный к моему затылку пистолет.

— С чего бы им смотреть на вас? Полиция будет искать одинокого мужчину, а не мужчину с женой и дорогой старой бабушкой.

— Пока они вообще никого не будут искать, есть у них пуговица или нет. Они встревожатся только после того, как обнаружат труп священника и узнают, что у вас есть пистолет. С точки зрения полиции, торопиться некуда. Они ведь даже не знают, что вам уже известно о пуговице. Если мы хотим добраться до места быстро и незаметно, нам нужно свободное шоссе до Чичестера. И нет никакой необходимости тащить с собой мою бабушку. Она будет лишь обузой.

— Возможно, но она поедет с нами. Она мне нужна.

Конечно, она ему нужна. Его план был совершенно ясен: Кейт ведет машину, а он сидит сзади, приставив пистолет к голове старухи. А когда прибудут в гавань, Кейт придется помогать ему с яхтой, по крайней мере до тех пор, пока они не выйдут в море. Что потом? Два выстрела — и два тела за бортом?

Он о чем-то раздумывал некоторое время, затем сказал:

— Ладно, подождем. Но не больше часа. Здесь есть еда?

— Вы голодны?

— Буду голоден, и нам понадобится провизия в дорогу. Все, что можно унести.

Она сообразила, что это может оказаться важным. Голод, общие нужды, разделенная трапеза, удовлетворение естественных человеческих потребностей. Один из способов установить взаимопонимание, от которого может зависеть их с бабушкой жизнь. Она стала вспоминать, чему ее учили: заложники начинают отождествлять себя со своими захватчиками. Общими врагами становятся наблюдающие снаружи невидимые агенты с их пистолетами, прослушивающими устройствами, присосавшимися к стенам, с их фальшиво увещевающими голосами. Она не собиралась отождествлять себя с ним, даже если им предстояло быть вместе, пока они не умрут с голоду, но кое-что сделать все же могла. Использовать местоимение «мы» вместо «вы». Стараться не провоцировать его, по возможности снимать напряжение и, если понадобится, готовить ему еду.