Все рассказы об отце Брауне - Гилберт Кийт Честертон
Когда Валантэн начинал говорить тоном главнокомандующего, ему повиновались беспрекословно, как звуку боевой трубы. Доктор Симон бегом помчался в арсенал и привел Ивана — частного сыщика при сыщике официальном. Галлоуэй отправился в гостиную и с таким тактом сообщил ужасные новости, что когда подошли остальные, дамы успели уже и напугаться, и успокоиться. Тем временем славный священник и славный атеист стояли на карауле у тела, недвижные в лунном свете, словно скульптурные аллегории каждый своей философии посмертия.
Надежный человек Иван со шрамом и усами вылетел из дома, словно пушечное ядро, и подбежал к Валантэну, будто верный пес к хозяину. Его багровое лицо оживилось при известии о преступлении, и было почти неприятно видеть, с каким азартом он просит у хозяина дозволения осмотреть труп.
— Смотрите, если угодно, — ответил Валантэн, — только побыстрее. Обсудим все в доме.
Иван вдруг вскинул голову и тут же низко ее опустил.
— Как же это! — воскликнул слуга. — Нет, невозможно… Вы знаете этого человек, сэр?
— Нет, — равнодушно промолвил Валантэн. — Идемте в дом.
Общими усилиями тело перенесли на диван в кабинете, а затем все отправились в гостиную.
Сыщик спокойно и без колебаний уселся за письменный стол, однако взгляд его был суров, как у судьи. Записав что-то на листе бумаги, Валантэн коротко спросил:
— Все здесь?
— Кроме мистера Брейна, — сказала, оглядываясь по сторонам, герцогиня Мон-Сен-Мишель.
— Да, — хрипло подтвердил лорд Галлоуэй. — И мистера Нила О’Брайена. Мистер Брейн, я знаю, докуривает сигару в столовой. Майор О’Брайен, кажется, расхаживает по оранжерее, но я не уверен.
Верный слуга мигом покинул комнату, а Валантэн по-военному стремительно продолжил свою речь, не дав никому времени вставить слово:
— Все вы уже знаете, что в саду найден обезглавленный мертвец. Доктор Симон, вы осмотрели тело. Как вы считаете, чтобы вот так перерезать человеку горло, нужна большая физическая сила? Или всего лишь исключительно острый нож?
— Я бы сказал, ножом это вообще невозможно сделать, — ответил бледный доктор.
— А каким инструментом это могло быть сделано?
— Если не выходить за рамки современности — никакого подобного инструмента я вообразить не могу, — отзвался доктор, страдальчески выгнув бровь. — Перерубить человеку шею даже очень грубо — нелегкая задача, а здесь у нас вполне чистый разрез. Такое можно было бы осуществить боевой секирой, или старинным топором палача, или не менее старинным двуручным мечом.
— Господи боже! — истерически вскрикнула герцогиня. — Здесь нет ни секир, ни двуручных мечей!
— А скажите, — промолвил Валантэн, продолжая быстро писать, — можно было это сделать французской кавалерийской саблей?
Тут в дверь постучали, и почему-то от этого негромкого звука у всех кровь застыла в жилах, как от стука в «Макбете».
Среди общего оцепенелого молчания доктор Симон с трудом выговорил:
— Саблей… Да, пожалуй, можно.
— Спасибо, — поблагодарил Валантэн. — Иван, входите!
Надежный Иван ввел в комнату майора О’Брайена, который в конце концов снова отыскался в саду.
Ирландец, весь взъерошенный, замер на пороге и с вызовом крикнул:
— Что вам от меня надо?
— Пожалуйста, садитесь, — учтиво и ровно ответил Валантэн. — Однако вы без сабли… Где она?
— В библиотеке на столе оставил, — буркнул О’Брайен. В минуты волнения его ирландский акцент заметно усиливался. — Она мне мешала, цеплялась за все…
— Иван, — приказал сыщик, — будьте так добры, принесите из библиотеки саблю майора.
Слуга исчез, а Валантэн вновь обратился к Нилу О`Брайену:
— Лорд Галлоуэй говорит, вы ушли из сада как раз перед тем, как он обнаружил труп. Что вы там делали?
Майор с бесшабашным видом бросился в кресло и воскликнул на чистом ирландском:
— Да так, луной любовался! Единение с природой, дружище.
Последовало тягостное молчание. Оно все длилось и длилось, и наконец вновь раздался ужасный в своей банальности стук. Иван предъявил собравшимся пустые стальные ножны и пояснил:
— Больше ничего не нашлось.
— Положите на стол, — велел Валантэн, не отрываясь от своей писанины.
В комнате наступила тягостная тишина — такая бывает в суде, когда объявляют смертный приговор. Беспомощные восклицания герцогини давно уже отзвучали. Непомерная ненависть лорда Галлоуэя была утолена, и вместо нее пришло даже нечто вроде отрезвления.
Тут неожиданно заговорила леди Маргарет — звонким, чуть дрожащим голосом, каким говорит отважная женщина, если вынуждена высказываться на публике:
— Я скажу! Мистер О’Брайен не может вам ответить, что он делал в саду, поэтому отвечу я! Он просил меня выйти за него замуж. Я отказала. Я объяснила, что в силу обстоятельств могу подарить ему только свое уважение. Он немножко рассердился. Кажется, мое уважение ему не требовалось. Любопытно, — прибавила она с бледной улыбкой, — как он теперь к нему отнесется? Потому что я снова предлагаю ему свое уважение. Я готова где угодно поклясться, что он ни за что не сделал бы такого!
