Жорж Сименон - В доме напротив
— Я забыла напомнить вам про белье, — сказала девушка, вставая с места.
В доме напротив открылось окно. Колин вернулся домой первым, и его зеленая фуражка уже висела на вешалке. Он закурил сигарету, отошел вглубь комнаты, распаковал принесенную еду и выложил ее на стол. На окно консульства он не взглянул ни разу.
— Вы его видели нынче утром? — спросил Адиль бей.
— Конечно.
— Он вам ничего не сказал?
— А что он должен был сказать? Кстати о белье, дайте мне, и я отнесу его в прачечную вместе с нашим. Сегодня как раз наш день. Где оно?
Дверь из кабинета в спальню была открыта. Около разобранной постели на полу валялась пижама Адиль бея. Соня ее подобрала.
— В этом шкафу?
— Да… Соня… Я хотел бы спросить вас…
— Опять по поводу этой ночи? Я вас не понимаю. Вы придаете значение тому, что вовсе ничего не значит.
— Я не об этом человеке.
— Тогда о чем же?
— Обо мне… Если бы я попросил вас…
Он говорил, понизив голос, чтобы в доме напротив не услышали. Соня держала в руках груду белья. Вернулась домой г-жа Колина, и они услышали, как звякнули тарелки.
— Скорее, мне пора идти обедать. Это конец. Она уходит. Еще минута — и будет слишком поздно.
— Если я вас попрошу как-нибудь вечером… Она не дала ему договорить.
— Это все не так просто, — вздохнула она, направляясь к двери.
Но она не сказала “нет”. Она не рассердилась, не рассмеялась. Между окнами спальни и первым окном кабинета была глухая стена. Соня догадалась, почему он стоит именно тут, где она должна пройти и где их не увидят из дома напротив, но она не отступила назад!
— Соня!
Он обнял ее, настолько взволнованный, что даже не решился сразу поцеловать. Он держал ее за плечи. Такие худенькие плечи. И не очень упругое тело. Наклонившись к ее шее, потерся щекой, отбросил волосы и у дивился, сочувствовав, что она поддается объятиям.
— Соня…
Он коснулся ее губ. Потом прижал ее губы к своим и чуть было не потерял равновесия, так далеко она откинулась назад. Когда она выпрямилась, он остался неподвижным, растерянным. Белье она по-прежнему держала в руке, странно улыбалась и поправляла другой рукой волосы.
— Зачем вы надушились? — спросила она.
— Это одеколон. Вам не нравится?
— Не знаю. Я вам купила копченую рыбу и брынзу. Она уже не стояла под защитой стены без окон и посмотрела в окно на брата и золовку, начинавших обедать.
— До скорой встречи.
Адиль бей, оставшись один, не чувствовал себя ни счастливым, ни даже веселым. Он открыл принесенные ею покупки, но еда не вызывала аппетита.
Он услышал шаги Сони на улице и стал смотреть в окно.
Колин мазал черный хлеб маслом, пил чай, громко прихлебывая, а жена что-то быстро говорила, — вероятно, рассказывала о своем первом рабочем дне.
Соня вошла к ним в комнату, положила белье в угол, бросила черную шляпку на кровать и села на свое обычное место, спиной к окну.
Должно быть, речь шла об Адиль бее, оттого что Колин несколько раз посматривал на консульство, но лицо его не выражало ни малейшего интереса.
Отчего же смеялась г-жа Колина? Не улыбалась — смеялась! Над чем? Над тем, что произошло в это утро? И что ее муж записывал в блокнот, вместо того чтобы есть?
Вот так сидели они все трое за столом в прохладной комнате, с аппетитом поглощали убогую еду, возле кроватей и умывальника, стоявшего вплотную к книжным полкам. Колин по привычке между бутербродом покуривал сигарету с картонным мундштуком, потом откладывал ее на подоконник.
Неужели Соня не обернется? Адиль бей ждал. В какое-то мгновение он понял, что она сейчас обернется.
И она действительно обернулась, как бы спрашивая:
«Что ж вы не едите?»
Это длилось мгновение, потом брат взглянул в окно, потом золовка опять расхохоталась, и Адиль бей закрыл окно.
Он чувствовал себя униженным. Совсем ничтожным. Недоверчиво взглянул в зеркало и окончательно расстроился из-за болезненного вида.
И тут же написал письмо в Стамбул, заказав невероятное количество брома.
Глава 6
В дальнейшем Адиль бей часто возвращался мысленно к тому мгновению, когда Соня обернулась, ища его глазами, а потом опять принялась за еду, в то время как брат и золовка наблюдали за ней, он — совершенно невозмутимо, а она — насмешливо фыркая.
Да, на этом кончилась целая эпоха его жизни и началась другая, но он-то этого еще не знал и был недоволен тем, что гроза все медлила.
Работать не хотелось. Когда Соня вернулась, он не вышел из спальни, сел на край кровати в надежде, что ей понадобится о чем-нибудь спросить его. Но этого не случилось, и тогда, часа в четыре, он провел гребенкой по волосам и вошел, в кабинет.
— Вы спали? — спросила она.
— Нет.
Он почувствовал сразу же, что все изменилось, но не мог понять, что именно.
Соня была в веселом, даже очень веселом настроении. Это веселье не было бурным. Она писала, и на лице ее, как всегда, сохранялось выражение прилежной девочки. Но глаза смеялись, и когда она вскинула голову, он увидел в глубине этих глаз пляшущие золотые искорки.
Она улыбалась Адиль бею, и он вернулся в спальню, чтобы справиться со своим лицом.
Три-четыре раза возвращался он в кабинет и уходил оттуда, то поглядывая на Сонину тонкую белую шейку в вырезе черного платья, то пытаясь вновь разглядеть золотые искры в глубине глаз.
В пять часов она встала, чтобы убрать бумаги. В половине шестого, как всегда, надела шляпку и, уже выходя из кабинета, уверенно и откровенно повернулась к Адиль бею.
Она, должно быть, знала, что ее ждет. Он двинулся ей навстречу — пристыженный, на что-то решившийся, несчастный. Ему хотелось взять ее за плечи, отвести на то же место, что утром.
— Слушайте, Соня…
Она стояла выпрямившись, держа сумочку обеими руками, и казалась еще более тоненькой, совсем девочкой.
— Вы действительно этого хотите? Потом добавила тем же тоном, протянув правую руку дверной задвижке:
— Ждите меня сегодня вечером. Света не зажигайте.
Позже он увидел, как она вернулась домой с пляжа и ужинала с братом и золовкой. Они зажгли лампы и закрыли окна.
Адиль бей бродил в темноте по консульству, то присаживался ненадолго, то опять ходил взад-вперед.
И Соня пришла. Он услышал ее шаги. Она открыла дверь, а потом, перед тем как закрыть ее, выглянула в коридор. Он видел только светлые пятна — лицо, шею, руки. В доме напротив все еще горел свет. С высокого неба упали, вырвавшись наконец на свободу, первые капли дождя.
Адиль бей не сказал ни слова, не пошевелился, а Соня положила сумочку на письменный стол, сняла шляпку, подошла наконец к нему и сказала:
— Вот и я!
Сколько же раз приходила она за две недели? Десять, возможно? Адиль бей подстерегал ее, когда она в конце дня готовилась уйти. Она кивала ему в знак согласия все с той же улыбкой или же говорила “нет”.
И стоило ей это произнести, как она переставала слушать его просьбу. Нет, и все тут.
Девушка приходила, когда становилось совсем темно, уходила, когда брат ее удалялся от окна, где курил перед сном.
В первый вечер кто-то постучал в дверь, и они застыли в неподвижности, в темноте, прислушиваясь к уходящим шагам. Позже зазвонил телефон, но Соня не дала снять трубку.
Окна в доме напротив распахнулись, несмотря на дождь: г-жа Колина легла спать, а сам Колин в одиночестве наслаждался прохладным воздухом.
Как близко они находились, те и другие! Соня была спокойна, так спокойна, что Адиль бей удивился: зачем же она пришла? А он весь дрожал, обнимая ее, снимая с нее черное платье, обнажая почти детское тело, открывшееся ему без кокетства и без страсти.
— Почему вы так взволнованны? Он видел ее глаза совсем близко, эти глаза с любопытством смотрели на него и как будто размышляли.
— Странный вы человек!
Она сказала это, зашнуровывая ботинки, в то время как Адиль бею хотелось прижаться лбом к окну.
Теперь, по прошествии трех недель, он затруднился бы ответить: стал он счастливее или, наоборот, несчастнее Соня днем по-прежнему старательно работала и держалась спокойно, как будто между ними ничего и не было.
Адиль бей внимательно наблюдал за домом по ту сторону улицы. Колин и его жена тревожили его все больше и больше. Могли ли они не знать? А если Колин знал, почему с таким равнодушием посматривал на консульство?
Он пытался говорить Соне “ты”, но из этого ничего не вышло. Держа ее в объятиях, он внезапно испытывал отчаяние.
— Что с вами? — спрашивала она, улыбаясь. Что с ним? Он страдал оттого, что она была здесь, принадлежала ему, но добиться настоящей близости не мог.
— Вы не любите меня, Соня.
— Смотря что значит любить.
Она была нежна, иногда даже ласкова. Он почти не выходил из консульства. Зато однажды, в десять часов утра, явилась Неджла Амар и воскликнула:
— Так-то вы приходите ко мне в гости!
В кабинете было много народу. Адиль бей почувствовал неловкость, взглянул на Соню, а та, придерживая бумаги карандашом, указала глазами на гостью, а потом на дверь спальни.
