Семён Клебанов - Спроси себя
Увидев Бурцева, Щербак сказал:
— В Загорье горизонт уже шестьсот сорок сантиметров. И ливень хлещет, — Алексей протянул сводку.
Бурцев задумчиво прочитал ее.
— Сын у меня сегодня родился, — словно про себя, сказал он неожиданно. — Из родильного дома зашел в трест, а оттуда — прямо к вам. — В голосе Юрия Павловича радость была смешана с горечью, и весть о рождении сына прозвучала словно оправдание. — Пойдемте в контору, помозгуем, — предложил Бурцев.
Войдя в кабинет Щербака, он снял пиджак, аккуратно повесил его на спинку стула и, вспомнив про сводку, сказал:
— Водяной вал скоро домчится сюда…
В это время скрипнула дверь, вошел Каныгин:
— Что делать-то будем?
— Садитесь. Вместе и решим, — Бурцев настороженно посмотрел на технорука и, стараясь сдержать волнение, сказал: — Есть три предложения. Разберем их по порядку. Так вот — надо еще поставить по две-три засоры на каждом берегу. Это не кардинальное решение, но хуже от этого не будет. Согласны?
— Тут спору нет, — одобрительно сказал Щербак. — Для этого и трос найдется.
— Теперь по поводу запани-времянки. Соорудить дополнительную преграду в заостровье — придумка заманчивая. Но для этого потребуется минимум три дня. Есть у вас гарантия, что стихия подарит нам семьдесят два часа? Нет! Нынешний горизонт — плохой предвестник. Теперь другое. Для сооружения времянки нужен трос.
— Есть тысяча метров. И диаметр подходящий, — сердито пояснил Каныгин.
— Ну хорошо. А где взять время? — с печальным хладнокровием спросил Бурцев.
За окном сначала глуховато, потом все звонче и раскатистей заухал, заволновался гром.
— Сами видите, что времени нет, — продолжал Бурцев. — Есть одно решение, которое может уберечь запань от беды. Надо ставить перетягу.
— Перетягу, значит? — уточнил Каныгин.
— Для этого потребуется один трос. Он у нас есть. Перетягу поставим в пятистах метрах от запани.
— Что это даст? — спросил Алексей.
— Она примет на себя первый натиск бревен и ослабит их давление на запань. Соорудить ее можно часов за пять-шесть. В этом я вижу наше единственное спасение, — заключил Бурцев.
— Что вам сказать? — неодобрительно начал Каныгин. — На словах вроде все складно получается. И трос есть, и времени хватает. А вот пользы не будет. В этом я уверен.
— Почему?
— Не выдержит!
— Ты поясни, Федор, — попросил Алексей.
— Река широкая. Двести семьдесят метров. Горизонт высокий. А трос один. Откуда ему взять силы, чтоб пыж удержать? — Каныгин удивленно пожал плечами и закурил. — Пока мы тут разговариваем, вода из Загорья мчится к нам.
Гром продолжал грохотать за окном. Доносились чьи-то тревожные крики; испуганно фыркая, проскакала лошадь.
— Два года назад на Каме была такая же история, — горячо заговорил Бурцев. — Ну может, чуть слабее, чем сейчас. Но выстояла перетяга. Выстояла!
— А ежели пыж оторвется и всей своей мощью и нажмет на запань? — спросил Каныгин. — Костей не соберем.
— Эдак мы сами обрушим динамичный удар на запань, — с тревогой предупредил Щербак.
— Почему вы решили, что произойдет удар? — спросил Бурцев. — Тогда обошлось. Надо рисковать!
— Риск предполагает ответственность, — резко сказал Алексей.
Под гулкие раскаты грома хлынул дождь.
— Я понимаю вашу осторожность. Но не могу ее объяснить.
— Вы, Юрий Павлович, отвечаете морально, а мы с ним — головой, — Алексей кивнул в сторону Каныгина.
Дождь с шумом забарабанил по пустым фанерным ящикам, стоявшим у конторы, словно лишний раз хотел напомнить о надвигавшейся беде.
— Будем ставить перетягу, — решительно сказал Бурцев.
— Сходи, Федор, проверь, какой сейчас горизонт, — попросил Щербак.
Каныгин понял, что Алексей Фомич хочет остаться с глазу на глаз с Бурцевым, и вышел из комнаты.
— Значит, приказ? — спросил Алексей.
— Да.
— Уезжайте, Юрий Павлович, — неожиданно предложил Алексей. — Уезжайте!
— Как вы смеете?!
— Мы акт составим, что к моменту вашего приезда ворота запани не были закрыты. Отсюда и все беды. Вы ничем не рискуете.
Бурцев переждал минуту и, потемнев, заявил:
— Между прочим, я мог бы и не приезжать — любого инженера послал бы из треста.
Вернулся мокрый Каныгин. Он молча передал сводку Бурцеву. Возле его бахил сразу натекли лужицы.
— Сейчас четыреста восемьдесят, могло быть и больше. Торопится водяной вал. — И Бурцев спросил: — Трос далеко лежит?
— Его отсюда видно… Решили перетягу ставить? — технорук с удивлением поднял глаза на начальника запани.
— Решили. — Бурцев произнес это слово уверенно и твердо, как клятву.
В комнате стало тихо.
— Я не дам такого приказа! Понимаете, не дам! — вдруг взорвавшись, сказал Алексей.
— Тогда это сделаю я.
— Здесь не кулачный бой. Где разумная гарантия предотвращения аварии? Вы требовали от нас расчетов — мы их дали. Где ваши расчеты? Я должен знать, почему я отдаю такой приказ. Вы подумали о последствиях неудачи?
— Ведь всю округу разнесет, — с болью сказал Каныгин.
— Неудача исключена. Увидите. — Бурцев торопливо открыл портфель, вынул бумаги, логарифмическую линейку и толстый справочник. — Все, можете идти!
Бурцев остался один. Он видел, как мимо раскрытого окна прошли Щербак и Каныгин. Хотел окликнуть начальника запани, вернуть его в контору, продолжить разговор, но понял, что сейчас это ни к чему путному не приведет.
«Я должен доказать свою правоту. Вот как все обернулось. Они хотят получить от меня расчеты, они меня экзаменуют. Щербак вдруг стал экзаменатором. А ведь ему самому достался очень трудный вопрос. А я чего-то испугался. Чего? Не знаю… Не знаю… А должен знать. Стоп! Я теряю время. — Юрий Павлович посмотрел на часы, подсчитал: — Сыну пошел десятый час. Он уже спит. А Наташа? Как она там? Ждет мою вечернюю записку. А я не дома. — Он полистал страницы справочника, но мысли уводили его к пережитому. — «Уезжайте отсюда»… Легко это у него получилось! И вроде по-доброму, а в сердце заноза… Хватит об этом! Хватит».
Бурцев потер руками виски и, взяв карандаш, стал чертить схему перетяги. Чем больше он углублялся в поиск нужного решения, тем тверже и уверенней становилось его желание осилить навалившуюся беду. Перебрав несколько вариантов расчетных формул, он остановился на оптимальном, по его мнению, дающем полную гарантию прочности. Сверил свой ответ с примером, обозначенным в справочнике, и с чувством облегчения откинулся на спинку стула.
— Ну вот и все! — Бурцев постучал карандашом по столу, потом взял лист с расчетами, беглым взглядом пробежал вычисления и, не без удовольствия перевернув исписанную страницу, четким почерком вывел: «Алексей Фомич! Принимаю ответственность на себя». И поставил подпись.
В комнату без стука вошел крепкий молодой человек, снял мокрую кепку и сказал хрипловатым голосом:
— Здравствуйте, начальник!
Юрий Павлович молча кивнул головой.
— Нас тут Щербак по тревоге поднял. На реку гонит, — объяснил парень. Потом закурил и добавил: — Тимофей Девяткин. Тутошний моторист.
— Сильный дождь, — огорчился Бурцев.
— Это у вас, городских, все дождь да дождь, — весело заговорил Девяткин. — А их, дождей, семь. Извини-подвинься.
— Как это семь? — удивился главный инженер.
— Давай посчитаем, начальник, — предложил Девяткин. — Начнем с ливня. Это проливной дождь. Самый мелкий — ситничек. А еще есть помельче. Его моросью величают.
— Слышал.
— Может быть. А вот про сеногной не знаете. Есть и такой — дождь во время покоса. Добавим косохлеста и подстегу.
— Мудреные названия, — отозвался Бурцев, прислушиваясь к далекому реву тракторов, догадавшись, что Щербак собирает технику.
— Это дожди по направлению ветра. Ну а продолжительное ненастье — мокрые дожди. Вот семь штук и насчитали. Понял, начальник?
— Теперь разобрался, — ответил главный инженер. — Спасибо за науку.
Из тишины долетел чей-то раздраженный крик.
— Опять орет наш хозяин, — осуждающе сказал моторист. — Его голос среди тысячи других различу.
— Кто это? — не понял Бурцев.
— Щербак. Как такому злыдню запань доверили? Не понимаю! Извини-подвинься.
— Первый раз слышу про Щербака такое, — сказал Бурцев.
— В страхе рабочий люд держит. Лишнего никто не скажет. Да чего тут сомневаться?! Ну ладно. Пора мне. Рад был познакомиться.
— Вы вот что, Девяткин. Найдите Щербака, пусть сюда придет.
Вскоре появились Щербак и Каныгин.
Федор Степанович, хмуро посмотрев на Бурцева, сел в угол, снял бахилы и стал перематывать портянки.
Юрию Павловичу так и хотелось напомнить ему, что здесь кабинет, а не раздевалка. Но Щербак, видимо, почувствовал раздражение Бурцева.