Энтони Беркли - Осторожно: яд!

— Попытаюсь, — пообещал я и с радостью удалился.

Когда я спустился вниз, Сирил стоял в холле. Было ощущение, что он меня подкарауливал.

— Не сомневаюсь, Анджела просила вас выведать, что я тут ищу.

Я улыбнулся:

— Да, действительно, что вы здесь ищете?

Сирил разгладил усы и тоже улыбнулся, но как-то противно.

— Я мог бы ответить, что это не ваше дело, но не стану. Я все это время искал начатый флакончик с лекарством, который прислал моему брату доктор Брум, но он загадочным образом исчез. Может, вы что-то об этом знаете, мистер Сьюэлл?

Я был спокоен.

— Мне кажется, по этому поводу вам следует обратиться в полицию.

Он снова улыбнулся:

— Это уже сделано.

Я коротко ему кивнул и вышел из дома.

Этот человек был мне очень неприятен.

Слава Богу, что на вскрытии ничего страшного не обнаружили. Что касается этого окаянного флакончика с лекарством, то я решил похоронить его под первым деревом, какое буду сажать.

Через десять дней поздно вечером к нам зашел Гарольд в состоянии крайнего возбуждения. Не стал даже извиняться за поздний визит, и правильно сделал. Новость, какую он принес, того стоила.

— Вы только представьте! — выпалил он, едва закрыв за собой дверь. — Я подумал, что вы захотите это узнать как можно скорее. В организме Джона нашли мышьяк.

Глава пятая

Появление полиции

Сказать, что мы с Френсис удивились, это не сказать ничего.

— Мышьяк? — тупо повторил я, придвигая к камину кресло для Гарольда. — Но этого не может быть.

— Оказывается, может, — возразил Гарольд. — Я тут случайно оказался у Брумов, и Глену как раз позвонили.

— И он сказал тебе? — спросила Френсис.

— Да. — Гарольд улыбнулся. — Ведь все равно завтра все узнают. Вот он и решил, пусть я буду первым. А вы, стало быть, вторые. Но мышьяк, скажу я вам, — это очень серьезно.

— Куда уж серьезнее, — пробормотал я.

Это был удар, настоящий удар. Не знаю, имел ли кто-то из читающих эти строки близкого друга, который умер, а потом оказалось, что его отравили. Если такое было, то он поймет, насколько невероятным поначалу мне показалось это известие. Других могут травить сколько угодно, об этом иногда читаешь в газетах, а вот наших близких — никогда.

Гарольд уселся в кресло. Я стоял, опершись на каминную полку, не сводя с него глаз. Затем чисто машинально поднял с пола книгу, которую уронила Френсис, и положил на подлокотник кресла.

— Мышьяк! — еле слышно произнесла Френсис и многозначительно посмотрела на меня.

Я знал, что у нее на уме. Чертов флакончик с лекарством. При чем тут он?

— Так что начнется расследование, — заключил Гарольд не без определенного удовлетворения. — И, думаю, довольно скоро.

— А что говорит Глен? — спросил я.

Гарольд пожал плечами:

— Он тоже сбит с толку.

— Но что это может быть? Несчастный случай, самоубийство, убийство?

— Только не убийство! — воскликнула Френсис.

— Почему? — спросил Гарольд с нотками разочарования в голосе.

— А кому нужно было убивать Джона?

Гарольд насупился.

— Откуда нам знать? Мало ли какие были обстоятельства…

— Никто не мог пожелать Джону смерти, — настаивала Френсис. — Не было таких людей.

Я кивнул, соглашаясь с женой.

— Джон был таким… замечательным человеком… — Я замолк, подыскивая подходящее слово, но все, что приходили в голову, казались банальными. — Покуситься на него мог только маньяк.

Гарольд усмехнулся, как обычно, углами губ.

— А что, мог быть и маньяк. Или еще какой злодей.

— Откуда они здесь возьмутся? — в сердцах проговорил я.

Углы рта Гарольда задергались сильнее.

— Откуда? А ты мог себе вообразить всего месяц назад, что мы вот так будем сидеть и обсуждать смерть Джона от отравления мышьяком? Конечно, нет. Но мы же сейчас сидим, обсуждаем.

Я не стал спорить.

— Глен сказал, сколько мышьяка найдено в теле?

— Я понял так, что достаточное количество.

— Не просто следы?

— Нет, много больше. Это не фон, ни в коей мере, — пояснил Гарольд со знанием дела. — Смерть несомненно наступила от отравления мышьяком. И поскольку умеренное количество яда обнаружено спустя несколько дней после смерти, то приходится признать, что наш друг принял смертельную дозу.

— Ты, я вижу, хорошо в этом во всем разбираешься, — сказал я.

— Его натаскал Глен, — предположила Френсис.

— Ничего он меня не натаскивал, — отмахнулся Гарольд. — Он сам, кажется, не очень в этом большой знаток. Мы с ним вместе порылись в справочниках.

— Глен хирург, — заметила Френсис. — Яды не его сфера.

— Кстати, для него это довольно скверно, — проговорил я. — Он волновался?

— Мне показалось, что нет, — ответил Гарольд. — Но думаю, он не подавал виду. Любому доктору неприятно, когда выясняется, что его пациент умер от отравления мышьяком, а он выдал заключение о естественной смерти. Но в любом случае уголовное преследование ему не грозит.

— С чего это вдруг преследование? — возмутилась Френсис. — Откуда он мог знать?

— Глен тоже так думает, — сказал Гарольд. — Рона при мне спросила его об этом. Он сказал, что мало кто способен отличить симптомы отравления мышьяком от какой-то другой болезни.

Мы помолчали.

— Как же, черт возьми, к нему внутрь попал мышьяк? — удивился я. — Уму непостижимо.

Мне по-прежнему казалось невероятным, что Джон, которого мы все хорошо знали, отравился мышьяком. Насмерть. И я ощущал какую-то вину, как будто у меня была возможность это предотвратить, а я не принял меры. Конечно, это была полная чушь.

У Гарольда снова начали подергиваться углы рта.

— Мы, кажется, все согласны, что это не может быть убийство. Ну а о самоубийстве не стоит и говорить. Так, значит, что, это был несчастный случай?

— Как ты это себе представляешь? — спросил я. — Как мог такой человек, как Джон, принять смертельную дозу мышьяка по ошибке?

Гарольд вскинул руки.

— Да, согласен, такое невозможно. Но тогда что это?

Мы опять замолчали.

Наконец Френсис сказала:

— Случайно подсунуть Джону яд мог кто-то другой.

— Да, — согласился Гарольд, — наверное, это так.

После ухода Гарольда я посмотрел на жену.

— Ты не считаешь, что теперь мы обязаны передать этот чертов пузырек полиции?

— Наверное, — неохотно согласилась она. — Но, Дуглас, это нельзя делать.

— Нельзя, — мрачно подтвердил я. — Если там окажется мышьяк, Глену конец. Ошибка в диагнозе — это одно, а в изготовлении лекарства — совсем другое. Его могут обвинить в убийстве, если захотят. Что касается лекарств, он часто действует небрежно. И надо же было такому случиться, что именно в тот день лекарства составлял Глен. Рона бы такой ошибки не допустила.

— Ты что, на самом деле уверен, что во флакончике мышьяк? — со страхом спросила Френсис.

— А как еще он мог попасть внутрь к Джону?

— Этот противный Сирил думает, что его отравила Анджела.

— А вот это чушь! — бросил я. — Анджела-отравительница, ты такое можешь представить? Сирил ее невзлюбил, это ясно, разумеется, он ей завидует и выбрал вот такой грязный способ наказать.

— Мне кажется, что он на самом деле в это верит, — проговорила Френсис, волнуясь. — О Боже, следующие несколько месяцев нас ждет кошмар. Мы все будем подозревать друг друга. Конечно, если мышьяк не был смешан с тем лекарством. Но он был.

— Лучше бы ты не трогала этот флакончик, — посетовал я.

— О, дорогой, я так об этом жалею. Но я думала о Джоне, он выглядел таким больным. И мне вдруг втемяшилось в голову, что Глен что-то напутал с лекарством, и я собиралась ему это показать. — Неожиданно Френсис расплакалась, а она была не из таких, которые чуть что — в слезы. — Бедный Джон! Как мы его все любили! Ему бы еще жить и жить… а он умер так ужасно. Кто мог совершить такое злодейство…

Она перестала плакать и пристально посмотрела на меня.

— Дуглас, почему Сирилу Уотерхаусу пришло в голову, что со смертью его брата что-то не так? Почему он сразу начал настаивать на вскрытии и анализах?

Я привлек жену к себе.

— Вряд ли Сирил что-то знал заранее. Просто по натуре он очень подозрительный. Не сомневаюсь, результаты анализов его тоже удивили.

Френсис покачала головой:

— Он вел себя так, как будто действительно все знал заранее. Но откуда?..

Почему я не передал флакончик с лекарством полиции на следующее утро?

Можно было бы ответить: не знаю, — но это неправда. Я знаю. И вы знаете. Потому что наверняка не ожидали, что я стану губить Глена.

Теперь пришла пора подумать о письме Анджелы. Моя жена о нем ничего не знала. Я решил ее в это не посвящать, не видя причин, зачем ей вникать в такие дела. Но теперь, в свете открывшихся обстоятельств, оно начало приобретать зловещий смысл. И я решил посоветоваться со своими друзьями, которые, несомненно, были мудрее меня. С Гленом и Роной. По этой причине сразу после завтрака я дал указания своим работникам в саду и отправился к Брумам, надеясь успеть, пока Глен не начал прием.