Агата Кристи - Игра зеркал

— Сердце? А у нее больное сердце?

— Насколько я знаю, нет.

Помолчав немного, инспектор продолжил:

— Слышали ли вы во время ссоры Лоусона с мистером Серроколдом выстрел?

— Сама я его не слышала. Должна вам признаться, я немного туговата на ухо. Но выстрел слышала миссис Серроколд и сказала, что это где-то на улице, вернее, в парке.

— Скажите, я правильно понял — мистер Гэлбрандсен покинул холл сразу после ужина?

— Да. Ему надо было написать письмо.

— А он не говорил, что хочет побеседовать с мистером Серроколдом о делах?

— Нет. Видите ли, они уже немножко побеседовали.

— Правда? Когда же? Я думал, что мистер Серроколд вернулся прямо перед ужином.

— Да, так оно и было. Но он прошел пешком, через парк, а мистер Гэлбрандсен вышел ему навстречу, и они вдвоем немного погуляли по террасе.

— Кроме вас об этом кто-нибудь знает?

— Думаю, никто, — ответила мисс Марпл. — Ну, разумеется, если мистер Серроколд не рассказал об этом жене. А я как раз стояла перед окном, наблюдая… за птицами.

— За птицами?

— Да, за птицами, — повторила мисс Марпл. И почти сразу добавила:

— Я еще подумала, не чижи ли это?

Но чижи совсем не заинтересовали инспектора Карри.

— А… скажите, пожалуйста, — инспектор старался быть максимально дипломатичным, — какие-нибудь обрывки их разговора случайно не долетели до вас?

Мисс Марпл простодушно взглянула на него и тихо сказала:

— Всего лишь обрывки…

— И что же это были за слова?

Помолчав, мисс Марпл произнесла:

— Точно тема их разговора мне неизвестна, но, кажется, они оба были, в основном, озабочены тем, чтобы скрыть что-то от миссис Серроколд. «Уберечь ее от этого», — именно такие слова употребил мистер Гэлбрандсен. А мистер Серроколд сказал: «Прежде всего нужно подумать именно о ней». Также они говорили о какой-то огромной ответственности и сошлись на том, что им, возможно, следовало бы принять какое-то другое решение.

После некоторой паузы она добавила:

— Я думаю, что вам стоит поговорить с самим мистером Серроколдом.

— Мы так и сделаем, мадам. Не было ли сегодня вечером еще чего-нибудь такого, что бросилось бы вам в глаза?

— Все было так необычно… Вы понимаете, что я хочу сказать?

— Понимаю. Совершенно верно.

— Был еще один, как мне кажется, немного странный эпизод. Мистер Серроколд помешал своей жене принять лекарство… Но это столь незначительная деталь, что право…

— Разумеется. Ну что же, мисс Марпл, мы вам очень благодарны.

Когда дверь за мисс Марпл закрылась, сержант Лэйк произнес:

— Ну и хитрющая же старуха!

Затем наступила очередь Льюиса Серроколда. Когда он вошел в комнату, то создалось впечатление, будто они с инспектором странным образом поменялись ролями. Можно было подумать, что именно Серроколд направлен сюда возглавить комиссию по расследованию. Даже то, как он закрыл за собой дверь, один этот жест, казалось, должен был обеспечить предстоящей беседе полную секретность. Он пересек кабинет и уселся в свое рабочее кресло, стоящее перед письменным столом. (Мисс Белевер поставила для инспектора стул сбоку от письменного стола, как бы бессознательно оставляя кресло мистера Серроколда лишь для него самого.)

Сев за стол, Льюис отсутствующим взглядом посмотрел на обоих полицейских. Черты лица его заметно обострились. Это было лицо человека, уставшего от свалившихся на него трудных испытаний. Поймав его взгляд, инспектор даже слегка удивился. Конечно, смерть Гэлбрандсена могла взволновать Серроколда, но ведь они не были ни близкими друзьями, ни родственниками.

Необычность ситуации не понравилась инспектору, и он сухо произнес:

— Итак, мистер Серроколд…

Льюис, по-прежнему погруженный в себя, со вздохом произнес:

— Как трудно сказать, что именно следует предпринять…

— Мистер Серроколд, решение будем принимать мы сами. Поговорим лучше о мистере Гэлбрандсене. Если я правильно понял, его приезд оказался неожиданностью?

— Совершенно верно.

— И вы не знали, что он собирался приехать?

— И думать не думал об этом.

— И у вас не было никаких предположений относительно причины его приезда?

— Нет, почему же, — совершенно спокойно произнес Льюис Серроколд. — Эта причина была мне хорошо известна. Он сообщил ее мне.

— Когда же?

— Сегодня вечером. Я шел от вокзала пешком через парк. Он заметил меня и вышел мне навстречу. Тогда же он и объяснил мне, зачем приехал.

— Наверное, по какому-то делу, связанному с Центром?

— О нет! Ничего общего с этим Центром.

— Однако мисс Белевер так подумала.

— Разумеется, таково было единственное объяснение, и Гэлбрандсен ничего не делал, чтобы опровергнуть его. Впрочем, и я тоже.

— Почему же, мистер Серроколд?

— Потому что нам обоим представлялось крайне важным, чтобы истинная причина его приезда оставалась никому не известной, — ответил Льюис, тщательно подбирая каждое слово.

— А какова была истинная причина?

Помолчав с минуту, Льюис Серроколд серьезно сказал:

— Я прекрасно понимаю, что смерть… убийство Гэлбрандсена — ведь в этом нет сомнений — обязывает меня сообщить обо всех фактах. Не скрою, для меня это непросто, ибо то, что я собираюсь сообщить, скажется на состоянии духа моей жены. А я дорожу ее счастьем. Был бы вам весьма признателен, инспектор, если бы вы — в пределах возможного, разумеется — могли скрыть от нее некоторые подробности. Дело в том, что Кристиан приехал сюда специально для того, чтобы предупредить меня, что кто-то пытается отравить мою жену.

Инспектор вздрогнул:

— Что?

— Да! Бы понимаете, каким ударом оказалось бы для нее это известие. У меня не было ни малейших подозрений, но, слушая Гэлбрандсена, я вспомнил о кое-каких болезненных симптомах, возникших у жены в последнее время. Все это вполне согласуется с тем, что говорил Кристиан. То, что она принимала за ревматизм — боли, судороги в ногах — в точности совпадает с симптомами отравления мышьяком.

— Мисс Марпл нам сказала, что мистер Гэлбрандсен интересовался у нее здоровьем миссис Серроколд, в частности, ее сердцем.

— Вот как? Это интересно. Он, видимо, боялся, что кто-то использовал яд, продолжительное действие которого влияет на сердце и приводит к внезапной смерти, не вызывая подозрений. Я же склонен думать, что скорее применяли мышьяк.

— Вы полагаете, что подозрения мистера Гэлбрандсена были обоснованны?

— Да. Конечно. Прежде всего, Кристиан не приехал бы делиться со мной случайными догадками. Он был человеком осторожным, плохо поддавался на уговоры и был очень проницательным.

— Какие у него были доказательства?

— Нам не хватило времени поговорить об этом. Впрочем, я не совсем понимаю, как он смог о чем-то узнать, находясь в Америке. Беседа наша была короткой. Он только успел объяснить мне, зачем приехал, и мы решили не волновать мою жену до тех пор, пока не будем располагать фактами.

— Кто же, по его мнению, пытался отравить вашу жену?

— Этого он мне насказал. Думаю, что и сам не знал. Возможно, у него были подозрения, которые я должен был подтвердить… Иначе зачем же его убили?

— Он называл какие-нибудь имена?

— Нет. Мы решили основательно во всем разобраться, и он посоветовал обратиться за помощью и советом к доктору Гэлбрайту, епископу Кромерскому. Доктор — давнишний друг семьи Гэлбрандсенов и один из администраторов Фонда. Это опытный и мудрейший человек. Мы собирались узнать его мнение и насчет обращения в полицию.

— Невероятно! — воскликнул Карри.

— Гэлбрандсен оставил нас сразу после ужина, чтобы написать письмо доктору Гэлбрайту. Он был убит, когда сидел за машинкой.

— Откуда вы знаете?

— Я вынул это письмо из пишущей машинки. Оно у меня.

Он извлек из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо лист белой бумаги и протянул инспектору. Тот сухо произнес:

— Вы не должны были этого делать.

— Больше я ни к чему не прикасался. Знаю, я совершил непростительную ошибку. Но я боялся, что жена, войдя в комнату, сможет прочесть это письмо или хотя бы часть его. И если бы ситуация повторилась, все равно я поступил бы точно так же. Я сделал бы все возможное, лишь бы оградить миссис Серроколд от огорчений.

Инспектор промолчал и стал читать письмо.

«Дорогой доктор Гэлбрайт!

Могу ли я попросить Вас, если это, конечно, возможно, приехать в Стоунгейтс сразу после получения этого письма. Я столкнулся с чрезвычайными обстоятельствами и, честно, говоря, не представляю, как с ними справиться.

Мне известна Ваша глубокая привязанность к нашей дорогой Кэрри-Луизе, а также то, что вам небезразлична ее судьба. Что она должна знать? Что имеет смысл от нее скрыть? Мне так трудно ответить на эти вопросы.