Филлис Джеймс - Первородный грех
Донтси спокойно ей ответил:
— Мы не для этого туда пошли.
— А для чего? Я не знала, что вы ходите в «Возвращение моряка». Я и подумать не могла бы, что вы способны выбрать для питья такую дыру. Шум там стоит невозможный. А еще я не знала, что вы с Сидни — собутыльники.
Похоже, между ними двумя вдруг разыгралось какое-то личное побоище, подумала Кейт и услышала тихий, полный страдания возглас Франсес:
— Не надо, прошу вас, не надо!
— А что, ваше алиби более надежно, Клаудиа? — спросил Де Уитт.
Клаудиа повернулась к нему:
— А ваше, кстати говоря? Вы хотите сказать, что Франсес не солгала бы ради вас?
— Не знаю, может, и солгала бы. Но по счастливой случайности от нее этого и не требуется. Мы были вместе с семи часов.
— Ничего не замечали, ничего не видели, ничего не слышали. Были полностью заняты друг другом, — сказала Клаудиа. Прежде чем Де Уитт успел ответить, она продолжала: — Удивительно, как значительные события начинаются с мелких. Если бы кто-то не послал факс, отменяющий встречу Эсме с читателями, она не могла бы прийти сюда в тот вечер, не могла бы увидеть то, что здесь увидела, и, может быть, не погибла бы.
Блэки не могла больше выносить того, что она теперь видела: их едва скрываемую антипатию друг к другу, а теперь еще этот ужас. Она вскочила на ноги, вскричав:
— Перестаньте, прошу вас, перестаньте же! Это же все неправда! Она сама убила себя. Мэнди ее нашла. Мэнди видела. Вы же знаете, что она себя сама убила. Факс никакого отношения к этому не имеет!
— Конечно, она покончила с собой, — резко сказала Клаудиа. — Любое другое предположение может лишь означать, что полиция принимает желаемое за действительное. Зачем соглашаться, что это — самоубийство, если можно выдвинуть гораздо более волнующую гипотезу? А тот факс мог быть последней каплей для Эсме. На этом человеке лежит тяжкая вина.
Она пристально смотрела на Блэки, и все головы повернулись в ту же сторону, словно Клаудиа потянула за невидимую нить. Вдруг Клаудиа воскликнула;
— Так это вы! Я так и думала. Это вы, Блэки! Вы послали этот факс!
Все с ужасом следили, как рот Блэки медленно и молча открывается. Казалось, что проходят не секунды, а минуты, а она все не может вздохнуть. Потом она разразилась неудержимыми рыданиями. Клаудиа поднялась со своего места, подошла к ней и положила руки ей на плечи. На какой-то момент можно было подумать, что она собирается ее как следует встряхнуть.
— А как насчет остальных проделок? Как насчет гранок и украденных иллюстраций? Это тоже вы?
— Нет! Нет! Клянусь, это не я. Только факс. Больше ничего. Только это. Она так зло говорила про мистера Певерелла. Она говорила страшные вещи. Неправда, что я ему надоедала. Он хорошо ко мне относился. Заботился. Доверял мне. О Господи, почему я не умерла, как он!
Шатаясь, она поднялась на ноги и с рыданиями пошла к двери, вытянув вперед руку, точно слепая. Франсес готова была встать, но ее опередил Де Уитт, однако Клаудиа схватила его за руку повыше локтя:
— Ради всего святого, Джеймс, оставьте ее в покое. Не каждый из нас жаждет выплакаться на вашем плече. Кое-кто предпочитает в одиночку нести свое горе.
Джеймс покраснел и немедленно опустился на стул.
— Думаю, теперь нам следует остановиться. Когда мисс Блэкетт успокоится, инспектор Мискин с ней поговорит, — сказал Дэлглиш.
— Поздравляю, коммандер, — сказал Де Уитт. — Очень умно было дать нам возможность делать вашу работу. Было бы добрее с вашей стороны, если бы вы допросили Блэки наедине, но ведь это потребовало бы больше времени, не правда ли, и могло пройти не так успешно.
Дэлглиш ответил:
— Погибла женщина, и мой долг — выяснить, как и почему. Боюсь, доброта для меня не самый главный приоритет.
Франсес, чуть не плача, посмотрела на Де Уитта:
— Бедная Блэки! Ах, Боже мой, бедная Блэки. Что теперь с ней сделают?
Ей ответила Клаудиа:
— Инспектор Мискин ее утешит, а потом Дэлглиш поджарит ее на медленном огне. Или, если ей повезет, они поменяются ролями. Нечего волноваться о Блэки. Отправка факса не влечет за собой смертного приговора. Это даже не подлежит преследованию по обвинительному акту. — Она резко повернулась к Донтси: — Габриел, извините меня. Я ужасно сожалею о том, что произошло. Не знаю, что на меня нашло. Господи Боже мой, нам же надо перенести все это, держась вместе.
Когда он не ответил, она спросила чуть ли не умоляющим тоном:
— Вы ведь не думаете, что это — убийство? Я говорю про смерть Эсме. Вы не думаете, что кто-то ее убил?
— Вы же слышали, как коммандер читал письмо, которое она нам написала, — тихо ответил Донтси. — Как по-вашему, похоже это на прощальную записку?
56
Мистер Уинстон Джонсон — большой, черный, дружелюбный — явно не был взволнован атмосферой полицейского участка и вполне философски отнесся к потере возможного заработка из-за необходимости явиться в Уоппинг. Говорил он глубоким, приятным басом, но с акцентом лондонского кокни.
Когда Дэниел извинился, что они посягнули на его рабочее время, он ответил:
— Да я, может, не так уж много и потерял. Подхватил пассажиров — им на пристань Канари-Уорф надо было, а это как раз по дороге сюда. Пара американских туристов. А они хорошие чаевые всегда дают. Потому я и припозднился малость.
Дэниел протянул ему фотографию Эсме Карлинг:
— Вот пассажирка, которая нас интересует. Вечером в четверг ехала в Инносент-Хаус. Узнаете?
Мистер Джонсон взял фотографию левой рукой.
— Точно. Села на Хаммерсмитском мосту примерно в полседьмого. Сказала, ей к полвосьмому надо быть на Инносент-Уок, дом десять. Никаких проблем. Меньше часа надо было, чтоб туда доехать, если, конечно, без пробок и без тревог бомбовых, когда ваши ребята дороги перекрывают. Мы быстро доехали.
— Вы хотите сказать, что приехали до семи тридцати?
— И приехали бы, только она возле Тауэра в стекло постучала и сказала, что не хочет раньше времени там быть. Попросила меня время как-то убить. Ну, я ее спросил, куда она хочет съездить, а она говорит: «Все равно, только чтоб в полвосьмого на Инносент-Уок попасть». Я ее до Собачьего острова довез и там малость покрутился, а потом вернулся по хайвэю. Это добавило пару фунтов на счетчике, только, как я считаю, ее это не волновало. В восемнадцать фунтов ей все это обошлось, да еще чаевые дала.
— Как вы подъехали к улице Инносент-Уок?
— Налево с хайвэя, потом по Гарнет-стрит и направо с Уоппинг-Уолл.
— Конкретно кого-нибудь заметили?
— Конкретно? Там были два или три человека, но не могу сказать, что кого-нибудь конкретно заметил. Я же за дорогой следил, верно?
— Миссис Карлинг разговаривала с вами во время поездки?
— Только про что я вам сказал, мол, она не хочет приехать на Инносент-Уок раньше полвосьмого, и не повожу ли я ее по округе. Вроде того.
— И вы уверены, что ей нужно было в дом десять на Инносент-Уок, а не в Инносент-Хаус?
— Номер десять — так она сказала, и у номера десять я ее высадил. У чугунных ворот в конце проулка Инносент-Пэсидж. Мне показалось, ей не больно-то хотелось ехать дальше по Инносент-Уок. Она мне в стекло постучала, как только я на улицу свернул, и сказала, что дальше не надо.
— Вы не заметили, ворота в Инносент-Пэсидж были закрыты?
— Ну, открытыми они не стояли. Только это не значит, что они заперты были.
Дэниел задал вопрос, уже зная ответ, но нужно было, чтобы он попал в протокол:
— Она не упоминала, зачем едет на Инносент-Уок — с кем-то встретиться, например?
— Не мое это было дело, верно, шеф?
— Возможно, но ведь пассажиры порой разговаривают.
— Еще как — некоторых и не остановишь! Только эта молчала. Сидит, сумку свою огромную к себе прижала и молчит.
Шоферу передали еще одну фотографию:
— Эта сумка?
— Может, и эта. Вроде похожа. Только учтите, под присягой не подтвердил бы.
— Сумка казалась полной, будто она несла в ней что-то тяжелое или объемистое?
— Тут не смогу вам помочь, шеф. Но я заметил, что она у нее на плече висела и большая была.
— А вы сможете присягнуть, что везли эту женщину от Хаммерсмитского моста на Инносент-Уок в четверг и оставили ее у ворот в Инносент-Пэсидж, живой и невредимой, в семь тридцать?
— Ну уж не мертвой же я ее там оставил! Да, я точно могу поклясться, что оставил ее там живой. Вы, наверное, захотите, чтоб я показания вам подписал?
— Вы нам очень помогли, мистер Джонсон. Да, мы хотели бы получить показания. Оформим их в соседней комнате.
Мистер Джонсон вышел в сопровождении полицейского констебля. Почти сразу же в дверь просунулась голова сержанта Роббинса. Он не скрывал радостного возбуждения:
— По поводу проверки движения на Темзе, сэр. Только что звонили из Управления полиции Лондонского порта. Это ответ на мой звонок, который я сделал час назад. Их катер «Роял Нор» вчера вечером проходил мимо Инносент-Хауса. Их председатель устраивал частный званый обед на борту. Обед был назначен на восемь, а трое из гостей захотели посмотреть на Инносент-Хаус, так что они вышли на палубу. Они считают, это было примерно без двадцати восемь. И они могут присягнуть, сэр, что труп тогда не был подвешен к ограде и они никого не видели во дворике. И еще одно, сэр. Они твердо заявляют, что катер находился слева от лестницы, а не справа, сэр. Я имею в виду — слева, если смотреть со стороны реки.