Элизабет Джордж - Прах к праху
— Кто это?.. — удивилась она и босиком вышла из ванной комнаты, затягивая пояс халата. — Да? — откликнулась Барбара.
— Здравствуйте, здравствуйте. Это я, — ответил тихий голос,
— Кто «я»?
— Я приходила вчера вечером. Вы помните? Тот парень по ошибке доставил нам ваш холодильник, и вы его разглядывали, а я вышла на улицу и вы пригласили меня посмотреть ваш коттедж, и я оставила папе записку, и…
Барбара не назвала бы это «пригласить». Она произнесла:
— Хадия.
— Вы запомнили! Я знала, что вы запомните. Я видела, что вы пришли домой, потому что смотрела в окно. И я спросила у папы, можем ли мы пойти в гости. Папа согласился, потому что я сказала, что вы моя подруга. Поэтому…
— Ох, честно говоря, я с ног валюсь, — сказала Барбара, все еще не открывая двери. — Я только что вошла. Может, пообщаемся в другой раз? Например, завтра?
— О~о. Видимо, я не должна была… Просто мне хотелось, чтобы вы… — Голосок обескураженно умолк. — Да. Наверное, в другой раз, — Затем повеселее: — Зато я кое-что вам принесла. Я оставлю на крыльце? Ничего? Это кое-что особенное.
Какого черта, подумала Барбара. Вслух она сказала:
— Подожди секунду, ладно? — Сгребла валявшуюся на полу одежду и отнесла в ванную комнату, вернулась к двери и открыла ее со словами: — Ну и что ты придумала? Твой папа знает… — и замолчала, когда увидела, что Хадия не одна.
С ней был мужчина. Со смуглой, темнее, чем у девочки, кожей, худощавый, в хорошем костюме в тончайшую полоску. Сама Хадия была в школьной форме, в косички на этот раз были вплетены розовые ленты, и она держала мужчину за руку. На руке этой Барбара заметила очень красивые золотые часы.
— Я привела своего папу, — с гордостью объявила Хадия.
Барбара кивнула.
— Но на крыльце ты не его собиралась оставить, нет?
Хадия захихикала и потянула отца за руку.
— Она веселая, пап. Как я тебе и говорила.
— Ты действительно говорила.
Мужчина разглядывал Барбару грустными темными глазами. Она тоже рассматривала его. Он был не очень высок, а тонкие черты лица делали его скорее красивым, чем просто симпатичным. Густые черные волосы зачесаны строго назад, а родинка высоко на щеке была расположена в таком идеальном месте, что Барбара могла бы поклясться — она искусственная. Возраст — от двадцати пяти до сорока. Трудно сказать, потому что кожа необыкновенно гладкая.
— Таймулла Азар, — вежливо произнес он.
Барбара растерялась, не зная, как отвечать. Может, это мусульманское приветствие? Она кивнула, сняв полотенце, проговорила: «Хорошо», и снова завернула голову.
Легкая улыбка тронула губы мужчины.
— Я — Таймулла Азар. Отец Хадии.
— Ох! Барбара Хейверс. — Она протянула руку. — Вы передвинули мой холодильник. Я прочитала вашу записку, а подпись не разобрала. Спасибо. Очень приятно с вами познакомиться, мистер… — Она свела брови, пытаясь вспомнить, что у таких народов считается фамилией.
— Можно просто Азар, мы же соседи, — сказал он. — Хадия настояла, чтобы я познакомился с ее новой подругой Барбарой сразу же, как только вернусь домой, но я вижу, что мы выбрали не лучшее время.
— Ну, ничего. Нормально. Почти. — Чего она мямлит? Барбара взяла себя в руки. — Я тут частично окунулась в Темзу, поэтому в таком виде. А в остальном со мной все в порядке. Но, вообще-то, который час? Еще не пора спать? Войти не хотите?
Хадия тянула отца за руку, нетерпеливо пританцовывая па. Отец положил руку ей на плечо, и девочка сразу же успокоилась.
— Нет. Сегодня вечером мы вам помешаем, — сказал он. — Но мы вам благодарны, Хадия и я.
— Вы ужинали? — весело спросила девочка. — Потому что мы еще нет. А у нас будет карри. Папа будет его готовить. Он принес ягнятину. Нам хватит. Даже много. Папа готовит чудесное карри. Если вы не ужинали…
—Хадия, — спокойно произнес Азар. — Веди себе прилично, пожалуйста. — Ребенок снова замер, хотя ее лицо и глаза так и сияли. — Разве ты не хочешь кое-что передать своей подруге?
—Ой! Да, да! — Она подпрыгнула. Из кармана пиджака отец Хадии достал ярко-зеленый конверт. Подал девочке. Она церемонно протянула его Барбаре. — Вот что я собиралась оставить на крыльце, — сказала она. — Можете не открывать сейчас. Но если хотите, можете и открыть. Если, правда, хотите.
Барбара вскрыла конверт и вытащила кусок желтой поделочной бумаги с зубчатыми краями, который в развернутом виде оказался лучистым подсолнухом, и в центре его красовались аккуратно отпечатанные слова: «Сердечно приглашаем вас на праздник в честь дня рождения Халиды Хадии, который состоится в пятницу в семь часов вечера. Вас Ждут Чудесные Игры! Вам Подадут Восхитительное Угощение!»
— Хадия не успокоилась бы, если бы приглашение не доставили сегодня вечером, — вежливо объяснил Таймулла Азар. — Надеюсь, вы сможете прийти, Барбара. Это будет… — он осторожно глянул на ребенка, — очень скромное торжество.
— Мне исполнится восемь лет, — сказала Хадия. — У нас будет клубничное мороженое и шоколадный торт. Вам не нужно приносить подарок. Думаю, у меня они и так будут. Мама пришлет что-нибудь из Онтарио. Это в Канаде. Она там отдыхает, но она знает, что это мой день рождения, и знает, чего я хочу. Я сказала ей перед отъездом, правда, папа?
— Правда. — Азар взял ее за руку. — А теперь, когда ты доставила приглашение своей подруге, возможно, лучше всего будет пожелать ей спокойной ночи.
— Вы придете? — спросила Хадия. — Будет очень весело. Обязательно.
Барбара перевела взгляд с умоляющего лица ребенка на ее печального отца и невольно спросила себя, что за всем этим стоит.
— Шоколадный торт, — повторила девочка. — Клубничное мороженое.
— Хадия, — терпеливо одернул ее отец.
— Да, я приду, — сказала Барбара.
Она была вознаграждена улыбкой Хадии. Девочка подпрыгнула и потянула отца назад, к их дому.
— В семь часов, — напомнила она. — Вы не забудете?
— Не забуду.
— Спасибо, Барбара Хейверс, — просто сказал Таймулла Азар.
— Барбара. Просто Барбара, — отозвалась она.
Он кивнул и мягко направил девочку на дорожку. Она помчалась вперед, косички прыгали вокруг ее головы, дергались, как на шарнирах.
— День рожденья, день рожденья, день рожденья, — пела Хадия.
Барбара смотрела им вслед, пока они не исчезли за углом дома. Она закрыла дверь, взглянула на подсолнух-приглашение, покачала головой.
Три недели и четыре дня, вдруг осознала она, без единого слова и улыбки. Кто бы мог подумать, что первым ее другом из новых соседей станет восьмилетняя девочка?
Оливия
Я отдыхала почти час. Мне бы следовало лечь в кровать, но я начала думать, что если уйду в свою комнату, не закончив это, когда я так близка к концу, у меня не хватит духу.
Вернемся к моей матери.
Одно дело — принять решение сказать ей о своей болезни. Другое — выполнить это решение. После того вечера на барже, с Крисом и Максом, я месяц откладывала выполнение намеченного. Я продумывала различные сценарии, проигрывала в уме воображаемые варианты примирения до его логического конца. Конец же каждый раз был одним и тем же. Мать выигрывала, я проигрывала. Сами обстоятельства нашей встречи ставили меня в невыгодное положение. Единственным способом выйти из нее победительницей было встретиться с матерью в условиях, при которых она просто будет вынуждена излучать сострадание, любовь и прощение. Ей захочется казаться хорошей. Поскольку у меня не было разумных оснований надеяться, что она пожелает казаться доброй ради меня, я поняла, что при нашей встрече Должен присутствовать Кеннет Флеминг. Поэтому придется съездить в Кенсингтон.
Крис хотел сопровождать меня, но поскольку я солгала, что уже позвонила матери, я не могла допустить, чтобы он присутствовал при самом первом моменте нашей встречи. Поэтому я дождалась очередной запланированной акции Движения, и в тот вечер за ужином объявила, что мать ждет меня к половине одиннадцатого. Он может высадить меня в Кенсингтоне, по дороге в исследовательскую лабораторию в Нортхэмптоне. Я поторопилась прибавить, что он спокойно сможет забрать меня рано утром, учитывая акцию. Нам с матерью есть что обсудить, и ей, как и мне, заявила я, не терпится восстановить наши отношения. Часа или двух не хватит, мы десять лет жили порознь.
— Не знаю, Ливи, — колебался он. — Мне не нравится, что ты останешься там одна. А если разговор
не получится?
— Тогда я позвоню Максу. Он сможет меня забрать. Договорились?
Крис был не в восторге, но согласился.
В двадцать пять минут одиннадцатого мы въехали на Стаффордшир-террас. Свободного места для парковки, как всегда, не оказалось, и Крис оставил мотор включенным, а сам вышел помочь мне выбраться из машины. Он поставил ходунки и перенес меня к ним.
— Прочно стоишь?
На что я весело солгала:
— Как утесы Гибралтара в шторм.
