Она растворилась в воздухе - Уайт Этель

Фом уже переживал подобный момент. На какое-то мгновение он вновь испытал то чувство отчаяния и потери, как будто он опять смотрел на пустынный газон и подзывал свистом собаку, которая была уже далеко от этого места…

Он вздрогнул, избавляясь от этого ощущения. Открыв блокнот, сыщик внимательно перечитал свои короткие записи о фигурантах дела, нацарапанные им в пятнадцатом номере Померании Хаус.

Рафаэль Кросс. Раздражительный. Слишком привлекательный. Не отцовский типаж, темная лошадка.

Майор Померой — худощавый, длиннолицый, хорошо одет. Галстук старой школы, достойный. Боже храни короля.

Мадам Гойя. Седые волосы, темное лицо. Подозрительные делишки. В карты с ней играть не стал бы.

Мисс Пауэр. Блондинка, плотного телосложения, носит твид. Голос твердый. Училась в хорошей школе.

Виола Грин. Брюнетка. Слишком худая. Носит  брюки. Настроена против частной собственности. Вдохновляет.

Все это показалось ему жалким набором бессмысленных слов. Такое краткое описание фигурантов дела не стоило даже той бумаги, на которой оно было записано.

И все же здесь, у него перед глазами, находились две подсказки, которые позднее помогут ему разгадать эту тайну.

Глава VI. Вес и размеры.

Фому повезло — у него был крепкий домашний тыл. Он жил с родителями в большом доме в Хайгейте, который, несмотря на имеющийся у семьи довольно приличный достаток, не претерпел никаких переделок и, хоть и несколько поблекший, оставался по-старомодному уютным. Мебель и ковры превратились в старых друзей семьи, так что вопрос об их замене даже не стоял. Домашних любимцев обычно приходилось сгонять с мягких кресел и диванов — они оставляли там свою шерсть, таким образом, помечая их как свою собственность.

Шерсть на мебели это конечно было большим недостатком, но в остальном атмосфера в доме была дружелюбной, а жизнь в нем — безбедной. Зимой высокие языки пламени танцевали в камине, устремляясь в широкие дымоходы и нередко сажа в них загоралась. Фом-старший заведовал своим винным погребом, его жена вела хозяйство на широкую ногу.

Отец сыщика был ушедшим на покой врачом, который продолжил наблюдать за несколькими самыми интересными пациентами, чтобы не сидеть совсем без дела. Вместо чтения бульварных романов он предпочитал живо интересоваться работой сына и вникать в мрачные дела агентства. Алан потакал его слабости, зная, что для отца врачебная тайна не пустой звук и ему можно доверять любые секреты.

Тем вечером, после того как Алан отчитался о проделанной за день работе, отец сурово посмотрел на него поверх очков.

— И ты удовлетворен полученным результатом? Если бы у меня был подобный случай, я захотел бы провести вскрытие… Взять хотя бы один факт — как ты объяснишь непонятный момент с оставленными туфлями?

— Почему я должен это объяснять? Нет никаких конкретных доказательств, что они принадлежат дочери Кросса, а не секретарше. Мои собственные догадки не идут в счет.

—  Ну, я считаю, это очевидно и  расследовать необходимо. Возможно в дальнейшем появятся еще какие-нибудь детали на которые будет стоит обратить внимание, которые будут достойны того, чтобы ты делал на основе их свои догадки.

Миссис Фом, не допускавшаяся до «служебных секретов», случайно услышала последнюю фразу и возразила:

— Алан не строит догадок, он делает выводы — так же, как ты ставишь диагнозы.

— Чепуха, — усмехнулся врач. — Я могу задавать своим пациентам вопросы, наблюдать за симптомами, но мне приходится строить догадки насчет того, что происходит с ними. Все мы строим догадки, даже ты — например, ты постоянно строишь предположения приготовила ли кухарка уже ужин, или еще нет.

Он подмигнул Алану, приглашая того вместе посмеяться над этой особенностью характера жены. Многолетняя ее борьба с кухаркой, которая никак не могла приучиться приготовить все к определенному часу, сделали ее экспертом по необходимому времени изготовления всевозможных блюд. В остальном же она была добродушной, толковой женщиной, следящей за хозяйством и знающей о канализации не меньше водопроводчика.

— На сегодня никаких предположений. Ужин готов! — возмущенно заявила миссис Фом.

Упоминание об ужине напомнило Алану о девушке, которая заявила, что от тошноты ее удержит очевидная причина — пустой желудок. Он задумался о том, голодна ли она сейчас. Конечно, она была безработной совсем недолго, но вот были ли у нее какие-нибудь деньги? Насколько он мог судить, она со своим характером вполне могла отказаться от конверта с последним гонораром, — презрительный жест, компенсация за испорченное платье.

— Что должна предпринять девушка, если ее уволили? — спросил он у матери.

— Ну, в первую очередь, отправиться в центр занятости и просить о выплате пособия на то время, пока она будет безработной.

— Но эта девушка такая неорганизованная. Слишком бестолкова, без ума от кино и театра. С такими качествами, с таким подходом к жизни ей трудно устроиться на приличную работу.  

— Она может играть на сцене?

— Она считает, что нет, но вне сцены устраивает замечательные шоу.

— Тогда мне следует как можно чаще приглашать ее на ужин.

Глаза миссис Фом довольно заблестели за стеклами очков, но в остальном она сохраняла бесстрастное выражение лица. Это был первый раз, когда Алан проявил интерес к девушке.

Прибыв в офис следующим утром, Фом сразу позвонил Кроссу в отель. Он попросил соединить его с клиентом и, когда тот ответил, поначалу не узнал его голоса. Он больше не был грубым от переполнявших эмоций, а был уверенным и даже веселым.

— Полагаю, ваша дочь вернулась? — подчеркнуто сердечно осведомился сыщик.

— Нет, — небрежно ответил Кросс. — Но этим утром я получил весточку от нее.

Хотя это была не та новость, которую Фом предполагал услышать, у него вырвался глубокий вздох облегчения.

— Хорошо. Я был уверен, что так и будет. Откуда она прислала письмо?

— Из Оксфорда. Это была открытка из какого-то колледжа, проштемпелеванная вчерашним вечером, в десять тридцать.

— Она разъяснила загадку?

— Практически. Подождите минутку, я вам ее зачитаю.

После короткой паузы в трубке снова загремел голос Кросса.

— Я нашел ее. Тут говорится: «Извини, что сбежала, но у меня свидание, решила провести уик-энд в деревне. Я до сих пор здесь, мой друг — шикарен. Как я одурачила тебя. А?! Сам во всем виноват, лезешь не в свое дело. Вернусь в понедельник».

— Письмо написано ее рукой? — спросил Фом.

— Я бы сказал, что да.

— Вы пошлете за ней вашу машину?

— Нет. Пишет, что она с другом… Он обо всем позаботится. Вышлите мне счет. Я хочу покончить со всем этим.

— Спасибо, — рассеянно ответил Фом, все еще обдумывавший непоследовательный текст открытки. — Что она имела в виду, написав, что вы сами виноваты в том, что ей пришлось вас одурачить?

— Думаю, я знаю, — хмыкнул Кросс. — Когда она выходит прогуляться, она всегда едет в машине вместе со мной, и я высаживаю ее в том или ином месте. Она попросила меня высадить ее у Померании Хаус, но на самом деле собиралась встретиться с этим ее другом на Беркли-Сквер. А я разрушил ее план, сказав, что пойду туда вместе с ней и повидаюсь с майором Помероем. Ее встреча с мадам Гойей была всего лишь уловкой… Во всяком случае, я так считаю.

— Звучит правдоподобно, — признал сыщик. Он уже собирался было повесить трубку, когда Кросс продолжил:

— Вы скоро увидитесь с малышкой Грини?

Когда Фом услышал, как запросто он называет мисс Грин, его уши начали гореть. Он ощутил бессильную ярость по отношению к превосходящему его сопернику, воскресив в памяти свое последнее яркое впечатление о Рафаэле Кроссе, сильном и поражающем воображение — его светлые волосы, блестевшие под электрическим светом. Всего за несколько минут он ворвался в жизнь Виолы, завоевав ее доверие.