Cергей Кузнецов - Семь лепестков
Владимир заржал.
– Удивительный мудак! – сказал он, – их же даже не хватит, чтобы хорошо спрятаться.
– А прятаться ему придется хорошо, потому что он подставил, как водится, кучу народу. Хорошо еще, что никто из наших не имел с ним дела.
– Димон, даром что мудак, хороший был парень, – сказал Владимир, – выпьем, чтоб жив остался.
Они выпили.
– Возвращаясь к «Ржевскому», – заметил Поручик, – надо сказать, что пока у нас есть такие люди, Америки у нас не будет. Потому что мы ценим напор и грязь, а вовсе не комфорт и надежность. Возьмем, к примеру, секс. Что такое идеальный секс в Америке? Это когда молодая полногрудая девка сосет тебе хуй и при этом визжит от восторга. Можно забесплатно, а можно – по заранее обговоренному тарифу. А что такое русский секс? Это секс наперекор всему, когда уже не хочешь ебать – а ебешь!
Как в Уваровском совхозе
Ебут девок на навозе.
Их ебут, они пердят,
Брызги в стороны летят! – с выражением продекламировал он, разливая водку по рюмкам.
– Удивительно, насколько ев'геи хо'гошо понимают 'гусскую душу, – нарочно картавя сказал Владимир.
– За дружбу народов! – провозгласил Поручик.
Они выпили.
– Хорошо, – он крякнул, – а что до евреев, не забывай: кто пьет русскую водку, тот русский в душе.
– Мне кажется, ты на «Абсолют» давно перешел, – съязвил Владимир.
– В России и «Абсолют» русский! – провозгласил Борис. – Во всяком случае, со второй бутылки.
– Уж скорее польский, – вставил Владимир, но Поручик его не слышал.
– Идеальное бухло! Потому что – что такое русская выпивка? Это выпивка через «не хочу». Демьянова уха. Чтобы все из ушей лилось! Широта русской души!
Он несколько театрально рыгнул и, почти не меняя тона, сказал:
– А если кто и жидится, так это ты.
– Почему?
– Я тебя сколько уже прошу: продайте мне долю в этом вашем фонде! У меня куча свободных денег, я их вынул из ваучерных дел, пока не грохнулось все – и они мне просто карман оттягивают.
– Боже мой, Боря, как ты утомителен бываешь на второй бутылке, – вздохнул Владимир, сразу меняя тон, – ты бы уж сразу к делу переходил. Сам ведь знаешь: я пьянею медленней тебя.
– Ну, – начал Поручик, но приятель остановил его:
– Ты хочешь базарить про дело? Пожалуйста. Объясняю. – Белов отодвинул бутылки, расчищая место на столе. – Все как всегда: деньги инвестируются не в проект, а во взятки. Все взятки проплачены, налоговые льготы получены, дальше, собственно, остается разрабатывать привычные схемы. Какие еще деньги сюда можно ввести? Я же не могу отдать тебе свою долю?
– Так отдай чужую! – Поручик отодвинул бутылку, – уговори Ромку продать мне Женькину долю – и я в долгу не останусь.
– Ты не понимаешь, – терпеливо объяснял Владимир, – женькина доля не досталась Ромке. Она делится на всех нас: на Леню, Рому, Альперовича и меня. У нас был такой уговор: если кто-то выходит из дела, то его доля делится между всеми.
– Значит, женькина доля распределилась между вами четырьмя? – спросил Поручик, – чушь какая-то!
– Собственно, это я настоял, – сказал Владимир, – вспомнил, как ты разводился с Натальей, и решил, чтобы родственники, что бы ни случилось, ничего бы не получали… никто, конечно, не мог ожидать, что все так повернется.
– Так надо встретиться с ребятами и поговорить…
– Понимаешь, я не могу ни с кем из них встречаться и говорить. Все время думаю: может, это кто-то из них принес ей эту отраву?
– Брось, – сказал Поручик, – не изображай из себя Шерлока Холмса.
– Я считаю, это Лерка, – продолжал Владимир, не слушая его, – она сама говорила, что в Англии пробовала наркотики. Вот она и привезла – и решила подсадить подругу. Тем более денег у нее нет, вот она и решила подторговать…
– Нуууу, – протянул Поручик.
– Ты только вспомни, какую чушь она несла вечером! Про то, как мужчины Женьке век заедают! Это Женьке-то, которая без Ромки вообще была бы сейчас никто и звать никак! Обычная прошмандовка в какой-нибудь конторе.
– Она, собственно, сейчас и так уже – никто, – резонно заметил Поручик.
Они выпили, не чокаясь.
– Я все равно не верю, что это Лерка, – сказал Боря, – какая из нее наркоманка.
– Много ты видел наркоманов? – возразил Владимир, – вот то-то!
– Не знаю даже, – сказал Поручик задумчиво, – я ей тут денег собирался дать, по старой дружбе… но теперь, пожалуй, не буду, коли так.
Он взял бутылку и разлил остатки по рюмкам.
– Но ты все равно поговори с ребятами, – сказал он.
Только через неделю Антон выбрался встретиться с Шиповским. Он вполне верил Горскому на слово, но в какой-то момент ему захотелось почитать что-нибудь психоделическое – и он решил, что история изобретения и распространения ЛСД будет в самый раз. В его жизни настала очередная полоса затишья: полученных от Владимира денег должно было хватить еще на какое-то время, и он снова жил в том тягуче-дремотном режиме, который так любил. Лето было в самом разгаре, и по утрам он выносил кресло на балкон, где, разложив на маленьком столике все необходимое, подолгу смотрел в безоблачное небо, греясь на солнце и воображая себя где-нибудь на Ямайке или в других теплых странах, – их названия напоминали о далеком детстве, романах Жюль Верна и мире, в который иногда так хотелось вернуться. Знакомые звали ехать в Крым, где прошлым летом все было удивительно дешево, но Антон был тяжел на подъем.
Шиповский сказал, что лучше всего будет зайти в редакцию, и Антон без труда нашел сталинский дом рядом с кинотеатром «Прогресс», ставшим после повсеместного внедрения видео таким же ненужным, как и большинство других кинотеатров. Редакция располагалась в небольшой трехкомнатной квартире на первом этаже. Какой-то смутно знакомый молодой человек встретил Антона в прихожей, спросил:
– Вы к кому?
– К Игорю, – ответил Антон, и собеседник указал на дверь в левую комнату.
Там, обложенный журналами, сидел за компьютером Шиповский. В руках он держал свежий номер The Face. Антон даже облизнулся на такую роскошь: более красивых и, как уже начинали говорить в Москве, «стильных», фотографий он нигде не видел.
– Привет, – сказал он, – я Антон, от Юлика Горского.
– А, – сказал Шиповский, – садись.
Антон никогда не встречался с Шиповским, хотя слышал о нем. Говорили, что Игорь Шиповский окончил несколько лет назад не то филфак, не то журфак, и якобы пытался сначала издавать какой-то литературоведческий журнал. Но в какой-то момент он, попробовав экстази, круто въехал в рэйв, затусовался на Гагарин-пати с Бирманом и Салмаксовым, и в результате переориентировался на журнал для любителей продвинутой музыки и правильных веществ. Шиповский был похож на рассказы о себе: в очках, худощавый, в джинсах и свитере, смахивающий вот именно что на филолога. Трудно было вообразить себе человека, менее похожего на рейвера.
– Когда журнал-то выйдет? – спросил Антон.
– Осенью, – ответил Игорь и полез куда-то в груду бумаг, – сейчас обложку покажу.
Обложка была большая, раза в два больше, чем у всех журналов, которые приходилось видеть Антону. Картинка была в меру психоделичной, хотя и недостаточно кислотной, на вкус Антона. Наверху округлым и будто бы расплывающимся шрифтом было написано «ЛЕТЮЧ».
– Круто? – спросил Шиповский.
– Да… – с уважением протянул Антон, – а что такое «Летюч»?
– Это наше название, – объяснил Игорь, – я буду всем говорить, что от «ЛЕрмонтова» и «ТЮТЧева» образовано.
– А Тютчев разве без второго «т» пишется? – спросил Антон.
Шиповский захохотал.
– Да это шутка! – сказал он, – это же в честь Саши Воробьева названо!
– Понял, – сказал Антон, хотя на самом деле понятия не имел, кто такой Саша Воробьев и почему журнал в честь него должен называться «Летюч».
– У нас будет такой крутой журнал, – продолжал Шиповский, – с совершенно обалденным дизайном и очень энергичными текстами. Москва просто взорвется!
– Такой русский The Face? – спросил Антон.
– Что The Face, – махнул рукой Шиповский, – Face отдыхать будет по сравнению с нами. И Wierd с Ray Gun'ом.
Антон не понял, причем тут Рейган, но промолчал.
– Потом мы еще клуб откроем. Миху Ворона позовем, Врубеля, Лешу Хааса… всех. LSDance просто умоется. И коммерчески это будет полный верняк, – сказал Шиповский, – ты знаешь, сколько крутых сейчас пересаживаются на драгз с водки?
– Ну, не знаю, – протянул Антон, вспомнив недавнее посещение загородного особняка.
– А я – знаю, – продолжил Шиповский, не распознав в антоновой реплике мягкой формы скепсиса, – вот у Зубова куча народу берет: и траву, и экстази, и даже кислоту. Иногда, говорит, настоящие новые русские приезжают: крутые тачки, дорогие костюмы, все дела. Так что мы будем делать по-настоящему массовый журнал, без особых заумностей. Кстати, Хофманн поэтому не пойдет. – Шиповский снял папку со стоящего рядом стеллажа и протянул Антону, – так что скажи Горскому спасибо и отдай ему. Почитать было интересно.
