Эллери Квин - Трагедия Икс
— В шахматы? — Тамм выглядел заинтересованным. — Это уже что-то. Вы хороший шахматист?
Эйхерн усмехнулся:
— Неужели вы не читаете газеты, инспектор? Вы говорите с чемпионом здешних мест. Всего три недели назад я завоевал на открытом турнире звание чемпиона Атлантического побережья.
— Неужели? — воскликнул Тамм. — Рад познакомиться с чемпионом. Однажды я пожимал руку Джеку Демпси.[18] А как играет де Витт?
Эйхерн с энтузиазмом склонился вперед:
— Для любителя его игра просто поразительна, инспектор! Я годами убеждал его заняться шахматами всерьез и принять участие в турнире, но он слишком робок и скромен. Зато ум у него быстрый, как молния. Он играет почти инстинктивно и никогда подолгу не задумывается над ходом. У нас были интереснейшие партии.
— У него нервный характер?
— Очень. Он нуждается в отдыхе. Откровенно говоря, мне кажется, что Лонгстрит его здорово доставал, хотя мы никогда не обсуждали его бизнес. Уверен, что после смерти Лонгстрита де Витт станет другим человеком.
— Пожалуй, — согласился Тамм. — Это все, мистер Эйхерн.
Быстро поднявшись, Эйхерн посмотрел на большие серебряные часы.
— Господи, пора принимать таблетку! — Он улыбнулся инспектору. — У меня строптивый желудок. Я вегетарианец — результат каждодневного поедания консервированной говядины в молодости, когда я работал инженером. Всего хорошего, сэр.
Эйхерн вышел.
— Если у него больной желудок, то я президент Соединенных Штатов, — сказал Тамм Джонасу. — Он просто ипохондрик.
Подойдя к двери, инспектор вызвал Черри Браун.
Сегодня актриса выглядела совсем по-другому. Казалось, она вновь обрела природную бодрость духа, тщательно наложив макияж, подкрасив веки и облачившись в модное черное платье. Ее ответы были быстрыми и решительными. Она познакомилась с Лонгстритом на балу пять месяцев назад, он «приударял» за ней несколько месяцев, и они решили объявить о помолвке. Лонгстрит обещал сразу же изменить завещание в ее пользу. Похоже, Черри не сомневалась, что он был набобом и оставил миллионы.
Заметив осколки зеркала на столе, она отвернулась, слегка нахмурившись.
Черри признала, что ее обвинение в адрес де Витта вчера вечером было вызвано истерией. Нет, она ничего не заметила в трамвае и руководствовалась «женской интуицией».
— Но Харли часто говорил мне, что де Витт ненавидел его, — добавила Черри своим мелодичным голосом. На вопрос, почему она пожала плечами и удостоила инспектора кокетливым взглядом, когда он распахнул перед ней дверь.
Следующим в кабинет вошел Кристофер Лорд. Он подтвердил, что сбил Лонгстрита с ног и нисколько об этом не сожалеет — Лонгстрит был скотиной и получил по заслугам. После этого инцидента он подал де Витту, своему непосредственному начальнику, заявление об уходе, но де Витт убедил его остаться. Лорд согласился, так как ему нравился де Витт; к тому же он решил, что, продолжая приходить в офис, сможет лучше защитить Жанну, если Лонгстрит снова начнет приставать к ней.
— Настоящий лорд Фаунтлерой,[19] — усмехнулся Тамм. — Но де Витт кажется мне человеком с сильным характером. Почему же он так стремился замять дело, касающееся собственной дочери?
Лорд сунул руки в карманы.
— Будь я проклят, если знаю это, инспектор. Это совсем на него не похоже. Во всем, кроме отношений с Лонгстритом, де Витт был независимым и высокопринципиальным человеком. Он один из самых проницательных брокеров на Уолл-стрит и очень заботится о благе и репутации Жанны. Мне казалось, он должен был дать пощечину этому павиану за то, что тот осмелился прикоснуться к его дочери. Но… он этого не сделал.
— Значит, вы считаете, что отношение де Витта к Лонгстриту не соответствовало его характеру?
— Совершенно не соответствовало, инспектор.
Де Витт и Лонгстрит, продолжал Лорд, часто ссорились в своих кабинетах. Почему? Он пожал плечами. Миссис де Витт и Лонгстрит? Молодой блондин скромно отвел взгляд. Майкл Коллинз? Лорд ответил, что работает под началом де Витта и мало знает о контактах Лонгстрита. Возможно ли, что де Витт не знал о совете, который Лонгстрит дал Коллинзу? Судя по характеру Лонгстрита, это весьма вероятно.
Тамм присел на край стола.
— А Лонгстрит когда-либо пытался снова приставать к Жанне де Витт?
— Да, — мрачно ответил Лорд. — Меня тогда здесь не было, но мне рассказала Анна Плэтт. Вроде бы Жанна оттолкнула Лонгстрита и выбежала из кабинета.
— Вы что-нибудь сделали в связи с этим?
— А вы как думаете? Конечно, сделал. Пошел к Лонгстриту и выложил ему все, что о нем думаю.
— Вы поссорились?
— Ну… у нас вышел крупный разговор.
— Это все, — сказал Тамм. — Пришлите мисс де Витт.
Но Жанна де Витт не могла ничего добавить к показаниям, уже зафиксированным детективом Джонасом в его блокноте. Она энергично защищала своего отца. Тамм выслушал ее с мрачным видом и отослал в соседний кабинет.
— Мистер Эмпериаль!
Высокая широкоплечая фигура швейцарца заполнила дверной проем. Отвесив вежливый поклон Тамму, он заявил, что был добрым другом де Витта, с которым познакомился четыре года назад, когда тот путешествовал по Швейцарским Альпам.
— Мистер де Витт был очень любезен, — добавил Эмпериаль, продемонстрировав в улыбке безукоризненные зубы. — С тех пор я, все четыре раза приезжая в вашу страну по делам моей фирмы, был его гостем на весь период пребывания здесь.
— Как называется ваша фирма?
— «Швейцарская компания точных инструментов». Я генеральный менеджер.
— Понятно… Мистер Эмпериаль, вы можете предложить какое-нибудь объяснение этого преступления?
Эмпериаль развел холеными руками:
— Мне абсолютно нечего предложить, инспектор. Я был знаком с мистером Лонгстритом только поверхностно.
Тамм отпустил Эмпериаля. Когда швейцарец проходил через дверь, инспектор свирепо рявкнул:
— Коллинз!
Ирландец вошел в кабинет, недовольно надув полные губы. Его ответы на вопросы инспектора были краткими, резкими и ворчливыми. Тамм подошел к нему и схватил его за руку.
— Слушайте, вы, жирный политикан! Я отлично знаю, что вчера вечером вы пытались воспользоваться вашими связями, чтобы не приходить сюда сегодня и не давать показания. Но тем не менее вы здесь, не так ли? Ничего себе государственный чиновник! Вчера вечером вы заявили, что, когда приходили сюда требовать у Лонгстрита объяснений по поводу его совета купить убыточные акции, вы с ним не ссорились. Тогда я оставил это без внимания, но сейчас мне нужна правда. Выкладывайте, Коллинз!
Массивное тело ирландца дрожало от едва сдерживаемого гнева. Он вырвал руку из железных пальцев Тамма.
— Толковый коп, нечего сказать! — фыркнул он. — Что, по-вашему, я сделал — поцеловал его? Конечно, я обругал этого ублюдка на чем свет стоит — пускай его грязная душонка сгниет в аду! Он разорил меня!
Тамм усмехнулся.
— Все записали, Джонас? — Он повернулся к ирландцу. — У вас была веская причина отправить его на тот свет, не так ли?
— По-вашему, у меня была наготове эта пробка с иголками? Вы слишком тупы для вашей работы, Тамм.
Инспектор не стал протестовать.
— Как получилось, что де Витт не знал о совете, данном вам Лонгстритом?
— Я бы и сам хотел это знать, — отозвался Коллинз. — Что-то в этой конторе нечисто. Скажу вам одну вещь, Тамм. — Он склонился вперед, и вены на его шее побагровели. — Де Витт намерен извлечь из этого пользу!
— Запишите это, Джонас, — велел инспектор. — Этот тип затягивает петлю у себя на шее… Коллинз, мальчик мой, вы вложили пятьдесят штук в «Металс». Где вы взяли такие деньги? Едва ли из вашего убогого жалованья.
— Не лезьте не в свое дело, Тамм! Иначе я…
Ручища инспектора вцепилась в отворот пиджака Коллинза.
— А я сверну вам шею, если вы не будете разговаривать вежливо! Убирайтесь отсюда.
Он оттолкнул Коллинза, который, потеряв дар речи от злости, вышел из кабинета. Тамм крепко выругался и вызвал усатого Поллукса.
У актера было худощавое итальянское лицо, напоминающее волчью морду. Он нервно ерзал под раздраженным взглядом инспектора.
— Слушайте, вы! — Тамм ткнул ему пальцем в грудь. — Я не собираюсь тратить на вас много времени. Что вам известно об убийстве Лонгстрита?
— Ничего, — ответил Поллукс, косясь на осколки зеркала. Он боялся инспектора, но старался держаться воинственно. — У вас ничего нет ни против меня, ни против Черри.
— Значит, вы невинны, как младенец?
— Этот Лонгстрит получил по заслугам. Он сделал бы Черри несчастной. На Бродвее его знали как кровососа.
— Вы хорошо знаете Черри?
— Мы друзья.
