Агата Кристи - Раз, два – пряжку застегни

Агата Кристи

Раз, два – пряжку застегни

Посвящается Дороти Норт, которая любит детективные истории и сливки, с надеждой, что первое сможет компенсировать ей отсутствие последних!

Раз, два – пряжку застегни,Три, четыре – дверку затвори,Пять, шесть – ветки подбери,Семь, восемь – по порядку разложи,Девять, десять – курочка, цыплятки,Одиннадцать, двенадцать – пора копать нам грядки,Тринадцать, четырнадцать – девушки-кокетки,Пятнадцать, шестнадцать – снесли на кухню ветки,Семнадцать, восемнадцать – ждут они в кустах,Девятнадцать, двадцать – тарелочка пуста…

Раз, два – пряжку застегни

За завтраком мистер Морли был не в лучшем расположении духа.

Он был недоволен беконом, ворчал, что кофе похож на жидкую грязь, и утверждал, что каша с каждым днем становится все хуже.

Мистер Морли был маленьким человечком с решительной складкой рта и упрямо торчащим подбородком. Его сестра, ведущая в доме хозяйство, напротив, обладала ростом, достойным гренадера. Задумчиво посмотрев на брата, она осведомилась, какая сегодня вода в ванной – неужели опять холодная.

Мистер Морли раздраженно ответил, что нет.

Заглянув в газету, он мрачно заметил, что правительство, кажется, переходит из состояния некомпетентности к состоянию безнадежного идиотизма.

На это мисс Морли отозвалась глубоким басом, что так говорить недостойно.

Будучи простой женщиной, она всегда полагала, что любое правительство, находящееся у власти, приносит пользу. Поэтому она потребовала у брата объяснений, почему теперешняя правительственная политика является неубедительной, глупой и откровенно самоубийственной.

Выразив свое мнение по всем пунктам, мистер Морли выпил вторую чашку отвратительного кофе и объяснил истинную причину своего недовольства.

– Эти девушки все одинаковы! Ненадежные, эгоистичные – на них ни в чем нельзя положиться.

– Ты имеешь в виду Глэдис? – осведомилась мисс Морли.

– Я только что получил от нее сообщение. У ее тети удар, и ей пришлось ехать в Сомерсет.

– Очень печально, дорогой, – заметила мисс Морли, – но это не вина Глэдис?

Мистер Морли мрачно покачал головой:

– Откуда мне знать, что у ее тети действительно удар? Откуда мне знать, что все это не подстроено девчонкой и тем молодым человеком, с которым она встречается? Если я когда-нибудь видел скверного парня, так это именно он! Возможно, они просто решили улизнуть куда-нибудь вдвоем.

– Нет-нет, дорогой. Не думаю, что Глэдис на такое способна. Ты ведь сам считал ее добросовестной.

– Ну, вообще-то да…

– Ты говорил, что она толковая девушка и внимательно относится к работе.

– Да-да, Джорджина, но рядом вечно торчит этот неприятный субъект. В последнее время Глэдис очень изменилась – стала нервной, рассеянной…

Леди-гренадер глубоко вздохнула:

– В конце концов, Генри, все девушки влюбляются. Этого не избежать.

– Да, но это не должно отражаться на ее секретарских обязанностях, – огрызнулся мистер Морли. – Особенно сегодня, когда предстоит так много работы! У меня несколько очень важных пациентов!

– Конечно, Генри, это весьма некстати. А как справляется твой новый мальчуган?

– Он хуже всех, что у меня работали, – мрачно отозвался мистер Морли. – Не может правильно произнести ни одного имени, да и манеры у него ужасающие. Если он не исправится, я его уволю и найму другого. Не понимаю, какой толк в теперешней системе просвещения! Она только плодит дураков, которые не в состоянии понять ни одного слова, а тем более запомнить! – Он посмотрел на часы. – Мне пора. У меня утро расписано по минутам, а нужно еще принять эту Сейнсбери Сил с острой болью. Я предложил ей пойти к Рейли, но она и слышать об этом не желает.

– Вполне естественно, – кивнула преданная Джорджина.

– Рейли – очень способный парень. У него отличные дипломы, и к тому же он применяет самые современные методы.

– У него дрожат руки, – заметила мисс Морли. – По-моему, он пьет.

Ее брат рассмеялся – к нему вернулось хорошее настроение.

– В половине второго я, как всегда, приду за сандвичем.

В отеле «Савой» мистер Амбериотис ковырял в зубах зубочисткой и усмехался.

Все складывалось отлично.

Ему, как обычно, повезло. Забавно, что несколько добрых слов, сказанных этой безмозглой курице, были так щедро вознаграждены. Воистину, «отпускай хлеб твой по водам…»[1]. Он всегда был добросердечным человеком, и притом нежадным! В будущем нужно постараться быть еще щедрее. Благостные видения плыли перед его глазами. Малыш Димитрий… И славный Константопопулос, еле сводящий концы с концами в своем ресторанчике… Приятный будет для них сюрприз…

Мистер Амбериотис неосторожно шевельнул зубочисткой и поморщился. Розовые видения потускнели, уступив место дурным предчувствиям относительно ближайшего будущего. Осторожно прикоснувшись к зубу языком, он вынул записную книжку. Двенадцать часов… Куин-Шарлотт-стрит, 58…

Мистер Амбериотис попытался восстановить недавнее беззаботное настроение, но тщетно. Горизонт сузился до нескольких слов: «Куин-Шарлотт-стрит, 58. Двенадцать часов».

В отеле «Гленгаури-Корт» в Южном Кенсингтоне завтрак подошел к концу. В холле мисс Сейнсбери Сил беседовала с миссис Болито. В столовой они занимали соседние столики и подружились на следующий день после прибытия мисс Сейнсбери Сил неделю назад.

– Знаете, дорогая, зуб действительно перестал болеть! – сказала мисс Сейнсбери Сил. – Может быть, я позвоню и…

– Не делайте глупостей, – прервала ее миссис Болито. – Вы пойдете к дантисту и покончите с этим.

Миссис Болито была высокой властной особой с глубоким голосом, а мисс Сейнсбери Сил – женщиной лет сорока с лишним, со слегка осветленными перекисью волосами, завитыми в не слишком аккуратные локоны. Одежда ее выглядела бесформенной и несколько богемной, а пенсне постоянно сваливалось с носа. Она отличалась крайней болтливостью.

– Честное слово, зуб совсем не болит, – с тоской произнесла мисс Сейнсбери Сил.

– Чепуха. Вы сами говорили, что прошлой ночью почти не смыкали глаз от боли.

– Да, но теперь нерв, возможно, по-настоящему умер.

– Тем больше причин идти к дантисту, – твердо отозвалась миссис Болито. – Мы всегда откладываем такие визиты, но это трусость. Лучше набраться смелости и разом с этим покончить!

Казалось, с губ мисс Сейнсбери Сил вот-вот сорвутся слова: «Еще бы – ведь это не ваш зуб!» Но вместо этого она сказала:

– Очевидно, вы правы. К тому же мистер Морли очень внимателен и никогда не делает больно.

Заседание совета директоров прошло гладко. Доклад был хорошим – так сказать, без единой фальшивой ноты. Однако чуткий мистер Сэмюэл Ротерштейн уловил кое-какие нюансы в поведении председателя.

Один-два раза в его голосе слышались резкие нотки, явно не соответствующие происходящему.

Возможно, какая-то тайная тревога? Но Ротерштейн никак не мог связать тайную тревогу с Элистером Блантом – человеком, лишенным эмоций, британцем с головы до пят.

Правда, существует еще такая вещь, как печень… Время от времени она беспокоила мистера Ротерштейна. Но он никогда не слышал, чтобы Элистер жаловался на печень. Здоровье Элистера было таким же крепким, как его мозг или финансовая хватка. И это вовсе не показное – он в самом деле был здоровым человеком.

Тем не менее председатель сидел, подпирая рукой подбородок – необычная для него поза, – а пару раз провел ладонью по лицу. К тому же иногда он выглядел рассеянным…

Они вышли из зала заседаний и направились вниз по лестнице.

– Вас подвезти? – спросил Ротерштейн.

Элистер Блант улыбнулся и покачал головой:

– Меня ждет мой автомобиль. – Он взглянул на часы. – Я не возвращаюсь в Сити. – Блант сделал небольшую паузу. – Дело в том, что мне предстоит свидание с дантистом.

Тайна была разгадана.

Эркюль Пуаро вышел из такси, расплатился с водителем и позвонил в дверь дома 58 по Куин-Шарлотт-стрит.

Вскоре ему открыл мальчик в униформе посыльного, с веснушчатым лицом, рыжими волосами и комично-серьезным видом.

– Мистер Морли? – осведомился Эркюль Пуаро.

В глубине его души таилась надежда, что мистера Морли куда-то вызвали, что он неважно себя чувствует или просто сегодня не принимает пациентов. Но надежда не оправдалась. Мальчик отошел в сторону, Эркюль Пуаро шагнул через порог, и дверь закрылась за ним с беспощадностью неминуемой судьбы.

– Ваше имя, пожалуйста, – сказал мальчик.

Пуаро сообщил свое имя, дверь с правой стороны холла распахнулась, и он вошел в приемную.

Комната была меблирована неброско, но со вкусом, однако Эркюлю Пуаро она показалась невероятно мрачной. На полированном столике под шератон[2] были аккуратно разложены газеты и журналы. На буфете в стиле хепплуайт[3] (разумеется, тоже копия) стояли два шеффилдских канделябра и серебряные безделушки, а на каминной полке – бронзовые часы и две бронзовые вазы. На окнах висели синие бархатные портьеры. Обивка стульев была в красных птицах и цветах в стиле эпохи Иакова[4].