Агата Кристи - Приключение рождественского пудинга

Агата Кристи

ПРИКЛЮЧЕНИЕ РОЖДЕСТВЕНСКОГО ПУДИНГА

Предисловие автора

Этой книге с таким аппетитным рождественским названием я могла бы дать еще подзаголовок. «Обед по заказу шеф-повара». А шеф-поваром буду я сама!

В качестве основных блюд я предлагаю «Приключения рождественского пудинга» и «Тайну испанского сундука»; в качестве entrees[1] — «Неудачник» и «Сон». Для десерта же вполне подойдет рассказ «Потерянный ключ».

«Тайна испанского сундука» — это бесспорно триумф Эркюля Пуаро. Он полагает, что это одно из хитроумнейших его расследований, не менее достойно он проявил себя и в рассказе «Неудачник».

Самому же шеф-повару более всего пришелся по вкусу опус «Приключения рождественского пудинга». Эта история позволила мне предаться упоительным воспоминаниям о рождественских праздниках моего детства.

После смерти отца мы с мамой всегда ездили на Рождество в гости к родным моего зятя[2]. Их имение находится на севере Англии. Для детей рождественские праздники в «Обни-Холл» были поистине волшебной сказкой. Там бывало все, что полагается для традиционного Рождества. В саду — самый настоящий водопад и ручей, ради которого был прорыт тоннель под подъездной аллеей. А разных вкусностей там бывало столько, что даже Гаргантюа[3] вряд ли мог их одолеть.

Я была очень худенькой и болезненной на вид девочкой, но на самом деле здоровье у меня было превосходное, равно как и аппетит! В доме было несколько мальчишек, так мы с ними устраивали турнир: кто кого «переест» на праздничном обеде. К супу из устриц и к палтусу мы почти не притрагивались, зато накидывались на отварную и жареную индейку и на говяжий филей, каждый уминая по две порции. А потом подавали рождественский пудинг с изюмом, и сладкие пирожки[4], и бисквит со взбитыми сливками, и уйму прочих лакомств. Это притом, что мы весь день постоянно жевали шоколад. И представьте, чувствовали себя превосходно, ни у кого никогда не болел живот.

Как это замечательно — когда тебе всего одиннадцать лет и ты готов съесть сколько угодно сладостей!

Какой это был восхитительный денек, начиная с утреннего исследования чулочка с подарками у твоего изголовья, затем — торжественный поход в церковь и пение рождественских псалмов, после — рождественский обед и обмен подарками и, наконец, долгожданный ритуал зажигания елочных огней.

Я бесконечно признательна добрейшей хозяйке дома, благодаря самоотверженным хлопотам которой я до сих пор, несмотря на свои почтенные лета, вспоминаю эти чудесные праздники.

Позвольте же посвятить эту книгу поместью «Обни-Холл» и его славным гостеприимным обитателям.

Счастливого Рождества всем моим читателям.

Приключение рождественского пудинга

— Крайне сожалею, но… — начал Эркюль Пуаро.

Его перебили. Перебили не то чтобы грубо или нетерпеливо, а очень даже вежливо и изящно, будто и не перебивая вовсе, а только пытаясь уберечь от непоправимой ошибки.

— Пожалуйста, не отказывайте нам так вот сразу, мосье Пуаро. Это вопрос государственной важности. Ваше сотрудничество будет по достоинству оценено в самых высоких кругах.

— Вы слишком добры, — замахал руками Пуаро, — но я никак не могу согласиться на ваше предложение. В это время года…

И вновь его перебили.

— Рождество! — внушительно произнес мистер Джесмонд. — Самое настоящее Рождество в английской глубинке.

Пуаро вздрогнул. Мысль об английской глубинке в такое время года была ему совсем не по душе.

— Старая Англия, традиции, Рождество! — расписывал мистер Джесмонд.

— Но я-то не англичанин! — возразил Эркюль Пуаро. — На моей родине Рождество — развлечение для детей. Вот Новый год — это да, это мы празднуем.

— О! — воскликнул мистер Джесмонд. — Рождество в Англии — это нечто грандиозное, и уверяю вас, в Кинге Лэйси вы убедитесь в этом как нигде еще. Такой очаровательный старинный особняк… Поверите ли, один из его флигелей — постройка четырнадцатого века!

Пуаро поежился. Одна мысль об английских средневековых замках внушала ему ужас. Он еще не забыл тех страданий, которые ему пришлось испытать, живя в подобных особняках. Пуаро обвел взглядом свою уютную современную комнатку с батареями центрального отопления и последними техническими ухищрениями, исключающими малейший сквозняк, и несколько успокоился.

— Зимой, — твердо сказал он, — я не покидаю Лондона.

— Мне кажется, мосье Пуаро, вы не совсем понимаете, насколько серьезно наше положение.

Мистер Джесмонд взглянул на своего спутника и снова повернулся к Пуаро.

Спутник его до сих пор не сказал ничего, кроме вежливого и ни к чему не обязывающего «как поживаете?». Теперь он сидел, разглядывая свои начищенные ботинки, и его кофейного цвета лицо выражало крайнюю степень уныния. Это был молодой человек никак не старше двадцати трех лет и, без всякого сомнения, абсолютно несчастный.

— Да-да, — сказал Эркюль Пуаро. — Разумеется, положение серьезное. Я понимаю. Мои симпатии всецело на стороне его светлости…

— Положение крайне деликатное, — снова вмешался мистер Джесмонд.

Пуаро перевел свой взгляд с молодого человека на его старшего спутника. Если бы кто захотел означить мистера Джесмонда одним словом, он бы выбрал «благоразумие».

С головы до ног мистер Джесмонд являл собой одно сплошное благоразумие: костюм неброский, но отлично скроенный, голос приятный, хорошо поставленный и редко когда выходящий за рамки успокаивающего речитатива[5], волосы светло-каштановые и чуть поредевшие на висках, а лицо бледное и серьезное. Эркюль Пуаро общался с подобными мистерами Джесмондами и раньше, и не с одним даже, а, как минимум, с дюжиной, и каждый из них рано или поздно произносил эту фразу «положение крайне деликатное».

— Полиция, — сказал Эркюль Пуаро, — способна проявлять значительную деликатность.

Мистер Джесмонд решительно покачал головой.

— Только не полиция, — сказал он. — Чтобы вернуть… э.., то, что нужно вернуть, ей почти неизбежно придется передать дело в суд, а мы так мало знаем… Да в общем-то и не знаем даже, мосье Пуаро, а только предполагаем.

— Как я вас понимаю! — посочувствовал Эркюль Пуаро.

Однако напрасно он рассчитывал, что посетители удовлетворятся его сочувствием. Они не нуждались в утешениях — они пришли за реальной помощью. Мистер Джесмонд снова вернулся к прелестям английского Рождества.

— Вы знаете, этот обычай постепенно отмирает, — сказал он. — Старое доброе Рождество… Теперь люди проводят его в отелях. Но в Англии… В семейном кругу, с детьми, со всеми этими чулками для подарков, рождественской елкой, индейкой, пудингом с изюмом, с хлопушками! За окном снеговик…

Последняя фраза заставила Пуаро вмешаться.

— Чтобы вылепить снеговика, как-никак нужен снег, — строго напомнил он, — а он обычно не идет по заказу. Даже ради английского Рождества.

— Как раз сегодня я говорил со своим другом, который работает в метеорологическом бюро, — сообщил мистер Джесмонд, — и он обнадежил меня, что, по всей вероятности, снег будет.

Ему явно не стоило этого говорить. Эркюля Пуаро даже передернуло.

— Снег в деревне! — фыркнул он. — Еще того отвратительнее. Огромный, холодный, каменный особняк.

— Вовсе нет, — возразил мистер Джесмонд. — За последние десять лет все сильно переменилось. Сейчас там центральное отопление.

— В Кинге Лэйси есть центральное отопление? — переспросил Эркюль Пуаро, начиная, кажется, колебаться.

Мистер Джесмонд немедленно это почувствовал.

— Да-да, отопительная система, — повторил он, — и горячая вода, и батареи в каждой комнате; уверяю вас, мосье Пуаро, Кинге Лэйси зимой — сплошной комфорт. Вам даже может показаться, что там слишком жарко.

— Вот это уж вряд ли, — сказал Эркюль Пуаро.

Мистер Джесмонд искусно переменил тему.

— И только вы способны решить стоящую перед нами ужасную дилемму, — доверительно сообщил он.

Эркюль Пуаро кивнул. Проблема и впрямь была не из приятных. Будущий властитель богатого и весьма могущественного, хоть и отдаленного, государства, единственный сын нынешнего ее правителя, прибыл в Лондон всего несколько недель назад. В его стране как раз был период смятения и беспокойства. Общественное мнение, единодушное в своей приверженности отцу, сохранившему исключительно восточный уклад жизни, довольно скептически оценивало его преемника, безрассудства которого слишком отдавали Европой и поэтому воспринимались с явным неодобрением.

Совсем недавно, однако, было объявлено о его помолвке. Невестой стала его же кузина, юная особа, имевшая благоразумие не проявлять на родине усвоенных в Кембридже европейских замашек. После оглашения даты женитьбы молодой принц отправился в Англию, захватив с собой несколько великолепных фамильных драгоценностей, чтобы подыскать для них у Картье подходящую современную оправу. Среди них был и практически бесценный рубин, вынутый из старомодного громоздкого ожерелья и, стараниями лучших ювелиров Лондона, получивший новую жизнь. Все шло просто замечательно, и тут случилось несчастье.