Евгений Сухов - Король медвежатников
— Вы решили избавиться от всех свидетелей?
— Можете назвать это и так. — Ствол пистолета поднялся чуть выше, теперь он смотрел в самое сердце Савелия.
— Зачем же вы убили Артуа?
— Он мешал нам. Так же как и вы. Жаль, что я не остановил вас раньше!
Набережная продолжала безмятежно жить своей жизнью. Одна пара, опершись о парапет, о чем-то разговаривала, наблюдая за течением реки. Другая — стояла у стены дома, закрывшись от солнца широким зонтиком.
Художник, видно, устал, сложив этюдник, он направился к лестнице, ведущей с набережной на улицу.
Строганов, заметив приближающегося художника, слегка прикрыл полой сюртука «кольт». Неожиданно отчаянно взвизгнула дама, показывая на проплывающий у берега предмет. Взгляды всех невольно обратились в ее сторону. Строганов лишь слегка вильнул глазами — в тот же миг художник сделал два быстрых шага и с коротким замахом ударил его этюдником в висок. Потеряв равновесие, Строганов сделал неуверенный шаг в сторону и ухватился обеими руками за перила. Грохнулся о камни выпавший пистолет. Не давая ему опомниться, художник ухватил Строганова за отвороты сюртука и с размаху ткнул его лицом в парапет. Хрустнула разбитая переносица, и из носа обильно брызнула кровь.
— Ну что вы стоите? Он сейчас очухается! — прикрикнул на застывшего Савелия художник. — Давайте оттащим его в сторону!
Всмотревшись в художника, Савелий с удивлением узнал в нем генерала Аристова. Как он не узнал его сразу? Вот уж действительно мастер перевоплощений!
— Да, сейчас, — понемногу приходил в себя Савелий.
Савелий посмотрел на воркующую молодую пару. Странно, но фигура женщины показалась ему знакомой. Но, даже когда она обернулась, показав свое лицо, Савелий не сразу поверил увиденному, — перед ним была Лиза! Собственной персоной. И вовсе не та, которую он привык видеть, — беззаботное, словно бабочка, создание, разъезжающее по всему Парижу в поисках какого-нибудь модного пояса. А другая, совершенно незнакомая женщина, необыкновенно собранная и волевая.
Она едва улыбнулась растерянному Савелию, словно их связывало всего лишь шапочное знакомство, и уверенно направилась к «художнику».
За Елизаветой ненавязчиво, соблюдая дистанцию ровно в два шага, следовал молодой уверенный хлыщ в шикарном костюме. На жиголо не похож, скорее всего, из каких-нибудь богатеньких нуворишей, которые заполонили весь Париж. Бог ты мой, да это никак Виталий собственной персоной!
Уверенно, не обращая внимания на подошедших, Григорий Васильевич связывал пленнику руки. Тот лишь безвольно покачивал головой, из разбитого рта на белый воротник сочилась кровавая слюна.
— Что вы собираетесь с ним делать? — строгим, не свойственным ей тоном, спросила Елизавета.
Генерал Аристов удивленно взглянул на нее.
— Барышня, — серьезно сказал он, — вы проявляете неуместное любопытство. Но если это вас так интересует, отвечу: сейчас я свяжу его как следует и брошу в Сену. Если вы так настойчивы, мадам, я могу сдать его в полицию.
Елизавета стояла к Савелию немного боком, и он видел ее красивый профиль. Брови барышни слегка искривились. Савелий посмотрел на этот неправильный излом и вдруг осознал, что он совершенно не знает Елизавету. Точнее, знаком лишь с ее оболочкой — красивой, очень привлекательной, а под ней существует совершенно другая Елизавета, о которой он даже не подозревал.
Похоже, что Аристов был слегка обескуражен настойчивостью Елизаветы и даже с некоторой мольбой взглянул на Савелия — дескать, эта ваша женщина, вот вы с ней и разбирайтесь!
Джентльмен, стоявший за спиной Елизаветы, не принимал участия в разговоре. Он выглядел холодным, как кусок камня, и был невозмутим, как языческий божок. Савелий испытал нешуточную ревность. Оказывается, у его женщины в Париже была какая-то своя жизнь. Уж не с этим ли молодым человеком она прочесывала Париж в поисках модной шляпки? А может быть, она встречалась с ним вместо походов по магазинам?
Савелий, не сумев подавить ревность, сделал решительный шаг ей навстречу.
— Елизавета, мне кажется, нам с тобой нужно серьезно поговорить.
— Милый, в следующий раз.
Длинные и прохладные пальцы коснулись его щеки, заметно остудив его пыл.
Повернувшись к генералу, она протянула руку и разжала ладонь. Между пальцами Савелий увидел ассигнацию в сто франков, точнее, ее половинку.
Генерал Аристов сдержанно кашлянул. Осторожнее, чем следовало бы, вытянул из пальцев барышни половинку банкноты, несколько нервознее, чем следовало бы, выудил свою и, сложив их между собой, легко убедился, что это половинки целого.
— Возьмите, — несколько смущенно сказал Григорий Васильевич. — Значит, вы и есть тот самый… хм… так сказать, мой патрон. Право, не ожидал! Так что же с ним делать?
— Это и есть Янычар. Его нужно переправить в Москву, — быстро сказала Елизавета. — Слишком много тайн замыкается на его персоне.
— Вот как? — сдержанно удивился Аристов. — Серьезная величина. А я считал его альфонсом… и убийцей!
— Как ты здесь оказалась? — спросил Савелий.
— А разве не ты, милый, передал мне записку, что встречаешься под мостом с Янычаром. Ты сделал это через Григория Васильевича, — улыбнулась Елизавета. — Я ведь тоже кое-что понимаю в знаках, ты просил помощи, и вот я здесь.
Савелий посмотрел на набережную. Все те же четыре пары разыгрывают безмятежное спокойствие. Усмехнувшись, он подумал о том, насколько же был недальновиден.
— Позвольте, это каким же образом вы хотите переправить его в Москву? — вмешался Аристов. — Он же начнет кричать на первой станции, чтобы привлечь к себе внимание!
И будто бы в подтверждение его слов пленник зашевелился и глухо застонал. Стон напоминал рык пойманного, но несломленного опасного хищника. Ослабь на мгновение путы — и в полной мере ощутишь на своей шее крепость звериных клыков.
Молодой человек вышел из-за спины Елизаветы и, наклонившись, ткнул лежащего двумя пальцами куда-то в грудь. Тот дернулся и вновь потерял сознание. «Что-нибудь из джиу-джитсу», — проникся уважением Родионов. Виталий тут же отступил и опять стал тих и незаметен.
— Сейчас вы все узнаете.
Елизавета, повернувшись к баркасу, прижавшемуся бортом к набережной, взмахнула рукой. Два рыбака, казалось, дремавшие с удочками в руках, отложили нехитрые снасти и выпрыгнули на берег.
Подхватив под мышки бесчувственное тело пленника, рыбаки понесли его на баркас. Спокойно, без излишней суеты, словно это была свернутая рыбацкая сеть. Со стороны могло показаться, что двое приятелей тащили в трюм третьего, изрядно перебравшего на берегу веселого винца. Вот полежит в прохладе трюма, очухается и вернется на бережок для привычных житейских дел.
— Начальник департамента хочет поговорить с ним. Не ехать же ему в Париж из-за такого пустякового вопроса! — усмехнулась Елизавета.
— Как же вы его переправите через границу? — спросил Аристов, проследив взглядом за тем, как рыбаки осторожно, стараясь не стукнуть пленника головой, стали спускаться в небольшой трюм.
— В дипломатической почте, — улыбнувшись, ответила Елизавета.
— Понятно… Каких только чудес не бывает, — покачал генерал головой.
* * *Трудно было поверить, что этот тщедушный, заметно горбатый человек, сидящий за столом напротив, сумел задушить трех здоровых мужчин. Что о нем было известно? Крайне мало. В общем-то парень не из особо разговорчивых, и, чего греха таить, полицейским пришлось изрядно поработать с ним, чтобы заставить его зашевелить языком. Звали его Батист Жульен. Двадцать восемь лет от роду. Родился в Лионе, в очень бедной семье. В Париже проживает уже третий год. А восемь месяцев назад купил пролетку и тем, по его утверждениям, зарабатывал на жизнь.
Комиссар Лазар остановил на арестованном тяжеловатый взгляд и как можно спокойнее поторопил:
— Итак, я жду откровений.
— Господин комиссар, я еще молод… Скажите, меня ожидает гильотина?
— Все зависит от того, насколько вы будете искренни со мной, — сказал Лазар бесстрастно.
— Я постараюсь… Правое колесо в пролетке у меня неприятно поскрипывает, по нервам бьет, — словно пожаловался Батист. — А это многих пассажиров раздражает… Ворчат… Ну я и останавливался в каком-нибудь безлюдном переулке, будто для того, чтобы починить колесо. А когда пассажир отворачивался, то я ему на горло набрасывал удавку и затягивал… Это я с виду такой худой, а руки-то у меня сильные, — не без тайной гордости сказал Батист. — Вот я его душу, а он трепыхается и только ногами сучит. Но разве от меня вывернешься!
— Сколько человек вы задушили, Батист?
— Пятерых… Мадам одна была. Не хотел грех на душу брать, да уж больно у нее сумочка была красивая, из черной лайковой кожи. Думал, денег в ней навалом. — И, взмахнув безнадежно рукой, объявил: — А там всего десять франков оказалось, как раз столько, чтобы со мной расплатиться. Только сюртук зря порвал… А куда он такой после этого? — пожаловался Жульен. — Только на тряпки! Все-таки разных господ возить приходится, мне же надо выглядеть подобающе!
