Джулиан Барнс - Артур и Джордж
Невиновен и все же виновен, так было сказано гладстоновской комиссией, и так было сказано британским правительством устами министра внутренних дел. Невиновен и все же виновен. Невиновен и все же заблуждающийся и злокозненный. Невиновен и все же позволивший себе дурную шутку. Невиновен и все же сознательно пытавшийся мешать добросовестным расследованиям полиции. Невиновен и все же сам навлек на себя свои беды. Невиновен и все же не заслуживает компенсации. Невиновен и все же не заслуживает извинения. Невиновен и все же сполна заслужил три года тюремного заключения.
Однако это был не единственный вердикт. Значительная часть прессы была на его стороне. «Дейли телеграф» назвала позицию комиссии и министра внутренних дел «слабой, нелогичной и неубедительной». Мнение публики, насколько он мог судить, подразумевало, что «ему ни разу не предоставили честной возможности». Юристы в большинстве поддержали его. И в заключение один из величайших писателей века во всеуслышание и постоянно провозглашал его невиновность. Не перевесят ли со временем эти вердикты официальный?
Джордж, кроме того, пытался шире взглянуть на собственное дело и уроки, в нем содержащиеся. Если нельзя ждать от полиции большей компетенции, а от свидетелей большей честности, то по меньшей мере необходимо улучшить суды, где их слова проходят проверку. Дела такие, как его, ни в коем случае не должны рассматриваться под председательством человека, не имеющего юридического образования. Необходимо повысить квалификацию судей. Но даже если суды квартальных сессий и выездные суды присяжных удастся улучшить, все равно должна быть возможность обратиться к более тонким и мудрым юридическим умам, иными словами, к апелляционному суду. Полный абсурд, что об отмене несправедливого осуждения, как было с ним, можно ходатайствовать только перед министром внутренних дел, а ходатайство это будет получено вместе с сотнями, нет, тысячами поступающих каждый год, причем в большинстве они — от заведомо виновных обитателей тюрем Его Величества, которым нечем занять время, кроме как стряпая воззвания к министерству внутренних дел. Совершенно очевидно, безосновательные и пустопорожние апелляции к любому новому суду будут отсеиваться заранее, но в случаях серьезных противоречий в законах, или фактах, или же предубежденности или некомпетентности суда низшей инстанции пересмотреть дело должен суд более высокой инстанции.
Отец Джорджа неоднократно намекал ему по разным поводам, что его страдания имели особую, более высокую цель. Джордж никогда не хотел быть мучеником и все еще не находил христианского объяснения своим испытаниям. Но «Дело Бека» и «Дело Идалджи» вместе вызвали большое бурление в его профессии, и вполне возможно, он все-таки окажется своего рода мучеником, пусть более простого и практического рода, — юридическим мучеником, чьи страдания способствовали прогрессу в осуществлении правосудия. Ничто, по мнению Джорджа, не могло возместить годы, украденные у него в Льюисе и Портленде, а также год подвешенного состояния после освобождения, и все же не найдется ли некоторое утешение в том, что страшное крушение его жизни в конечном результате обернется некоторым благом для его профессии?
Опасливо, будто памятуя о грехе гордыни, Джордж начал рисовать в воображении юридический учебник, который будет написан через сто лет. «Апелляционный суд был первоначально учрежден в результате многочисленных судебных ошибок, вызвавших общественное негодование. Не самой меньшей из них было „Дело Идалджи“, подробности которого для нас интереса не представляют, однако следует упомянуть, что жертвой являлся автор Железнодорожного закона для „Человека в Поезде“, одного из первых справочников, прояснивших этот часто туманный предмет, а также книги, все еще используемой…» Бывают судьбы и похуже, решил Джордж, чем стать примечанием в истории юриспруденции.
Как-то утром он получил длинную прямоугольную карточку с текстом, набранным изящными, прямо-таки каллиграфическими шрифтами:[24]
Джордж был растроган сверх всякой меры. Он водворил карточку на каминную полку и ответил немедленно. Объединенное юридическое общество восстановило его в своих списках, а теперь сэр Артур возвратил его в человеческое общество. Не то чтобы у него были такие светские устремления — в любом случае не в столь высокие сферы, однако он оценил приглашение как благородный и символический жест в отношении того, кто год назад спасался от безумия с помощью романов Тобайса Смоллета. Джордж долго раздумывал о подобающем свадебном подарке и в конце концов остановился на красиво переплетенных однотомниках Шекспира и Теннисона.
Артур твердо решил сбить чертовых репортеров со следа. Никакого упоминания, где состоится бракосочетание его и Джин; его мальчишник — обед в «Гейете» — конфиденциален, а полосатый тент у церкви Святой Маргариты в Вестминстере натягивается в последнюю минуту. Лишь несколько прохожих собираются в этом сонном, опаленном солнцем уголке рядом с Вестминстерским аббатством посмотреть, кто это решил сыграть свадьбу в укромную среду вместо показной субботы.
Артур одет в сюртук и белый жилет, а в петлице большая белая гардения. Его брат Иннес, получивший специальный отпуск в дни осенних маневров, нервничает в роли шафера. Сирил Анджел, супруг Додо, младшей сестры Артура, совершит обряд. Мам, чей семидесятый день рождения был недавно отпразднован, одета в серую парчу. Конни и Уилли тоже тут, и Лотти, и Ида, и Кингсли, и Мэри. Мечта Артура собрать свою семью вокруг себя под одной крышей так и не сбылась, но тут, на краткие часы, они собрались все. А мистера Уоллера в их числе против обыкновения нет.
Церковь украшена высокими пальмами, у их оснований сгруппированы белые цветы. Служба будет состоять только из пения, и Артур, чье предпочтение воскресного гольфа церкви было уважено, позволил Джин выбрать гимны: «Хвалите Господа, восславьте Его вы, Небеса» и «О Совершенная Любовь, для мысли человечьей непостижная». Он стоит у передней скамьи, вспоминая ее последние слова ему: «Я не заставлю тебя ждать, Артур. Я твердо предупредила отца». Он знает, что ее слово железно. Конечно, многие могут сказать, что раз уж они ждали друг друга десять лет, лишние десять — двадцать минут никакой разницы не составят и даже поспособствуют драматичности события. Однако Джин, к его восхищению, абсолютно лишена этого так называемого кокетства невесты. Они должны соединиться в браке без четверти два. Значит, в церковь она войдет без четверти два. Надежнейшая основа для брака, думает он. И пока он стоит, глядя на алтарь, он размышляет о том, что не всегда понимает женщин, однако отличает тех, кто посылает мяч точно, от тех, кто бьет вкривь и вкось.
Джин Леки появляется в церкви, опираясь на руку отца, в час сорок пять минут секунда в секунду. Подружки невесты встречают ее у дверей — Лили Лодер-Симондс, склонная к спиритуализму, и Лесли Роуз. Паж Джин — юный Брэнсфорд Анджел, сын Сирила и Додо, одетый в кремово-голубой шелковый придворный костюм. Платье Джин покроя «принцесса» из испанских шелковых кружев цвета слоновой кости расшито жемчужинами. Чехол из серебряной ткани; шлейф, подбитый китайским крепдешином, ниспадает от «узла любящих», охваченного подковой из белой кожи, фата надета поверх венка из флёрдоранжа.
Артур почти ничего этого не замечает, пока Джин приближается к нему. Он не большой знаток женских платьев, а потому его совершенно не трогает поверье, что подвенечное платье жених не должен видеть до тех пор, пока оно не прибудет в церковь на невесте. Он думает, что Джин выглядит чертовски красивой, а в остальном его впечатление слагается из крепа, жемчужин и длинного шлейфа. Дело в том, что он был бы счастлив точно так же, если бы на ней была амазонка. Свои ответы он произносит сочно, ее — еле слышны.
В отеле «Метрополь» величественная лестница ведет в зал Уайтхолл. Шлейф оказывается чертовской помехой, подружки невесты и маленький Брэнсфорд без конца с ним путаются. И тут Артур теряет терпение. Он подхватывает новобрачную на руки и без малейших усилий несет ее вверх по ступенькам. Он вдыхает аромат апельсиновых цветков, чувствует вдавливающиеся в щеку жемчужины и в первый раз за этот день слышит тихий смех своей молодой жены. Снизу доносятся приветственные крики сопровождающих их из церкви и сливаются с более громкими ответными приветствиями сверху, где собрались приглашенные на прием.
Джордж остро ощущает, что ни с кем тут не знаком, кроме сэра Артура, с которым виделся всего два раза, и с недавней мисс Джин Леки, которая кратко пожала ему руку в «Гранд-Отеле» на Чаринг-Кросс. Он сильно сомневается, что был приглашен мистер Йелвертон, не говоря уж о Гарри Чарльзуорте. Он вручил свои подарки и отказался от алкогольных напитков, бокалы с которыми в руках у всех вокруг. Он оглядывает зал Уайтхолла: шеф-повара хлопочут у длинного стола, уставляя его закусками, оркестр «Метрополя» настраивает инструменты, и повсюду — высокие пальмы с группами белых цветов у их подножия. Другие белые цветы украшают столики, расставленные вдоль стен.
