Оливер Пётч - Дочь палача и дьявол из Бамберга
А каким бы я стал на его месте?
В глубине души Якоб уже дал себе ответ, как вдруг Иеремия удивленно вскрикнул.
– Нашел! – прохрипел он и показал увесистый протокол: – Думаю, это то, что нам нужно! Он лежал на самом верху. Здесь все имена, что мы ищем! Я и сам теперь вспомнил… – Он потрясенно покачал головой: – Черт, как же я мог забыть об этом процессе? Что ж, годы берут свое…
– А что там? – спросил Куизль, еще погруженный в мрачные раздумья. – Что особенного в этом процессе?
Иеремия усмехнулся:
– Ха, особенный? Это самый громкий процесс из всех, что когда-либо случались в Бамберге. И господа из нашего списка действительно принимали в нем участие. Вот, сам посмотри.
Он протянул Куизлю протокол. Палач торопливо пролистал страницы.
И сразу понял, что они на верном пути.
* * *Между тем Магдалена с братом и дядей бродили по улицам Бамберга, разыскивая Барбару и отца Катарины.
Георг уже неплохо ориентировался в городе и взял на себя его западную часть до овощного рынка, а Магдалена с Бартоломеем прочесывали восточные кварталы. Катарина сначала тоже хотела принять участие в поисках, но поняла, что слишком взволнована и растеряна. Вместо этого она согласилась присмотреть за Петером и Паулем у себя дома. Магдалена надеялась, что за скучной возней с детьми Катарина немного успокоится.
В отличие от предыдущих дней, в городе было на удивление спокойно. На улицы опустился ноябрьский туман и окутал дома, так что трудно было разглядеть что-либо дальше следующего поворота. В довершение этого заморосил дождь. Все звуки казались какими-то приглушенными, словно доносились сквозь мокрое полотно. Иногда навстречу попадались закутанные в плащи горожане с корзинами – наверное, возвращались с кладбищ, куда носили хлеб для усопших родственников. У небольших церквей сиротливо стояли нищие с чашами для подаяний. Казалось, чуть ли не половина Бамберга отправилась на службу в собор. День поминовения считался большим праздником, и работать было строго запрещено. Для многих это означало возможность сидеть дома в тепле, штопать одежду, готовить или чинить поломанную утварь.
Магдалена задумчиво поглядывала на дядю. Вид у того был довольно мрачный. Даже с покалеченной ногой Бартоломей шагал на удивление быстро. Они заглядывали в каждый пустующий дом, искали под мостами, расспросили старьевщика Ансвина и кое-кого из нищих, но так ничего и не добились. Все это время Бартоломей, казалось, думал совсем о другом. Магдалена решила, что у него никак не вылетали из головы резкие слова Катарины.
Зачем я только связалась с палачом…
Будучи дочерью палача, Магдалена прекрасно понимала, каково это, когда люди на тебя косятся и украдкой крестятся. Как это, наверное, тяжело, если собственная невеста жалеет о своем решении и, более того, верит в проклятие…
– То, что говорила Катарина, не воспринимай этого всерьез, – неожиданно заговорила Магдалена; они как раз шли по Длинной улице к городской стене в надежде разузнать что-нибудь от стражников. – Она напугана, чего только не скажешь в таком состоянии.
Бартоломей уставился на нее.
– С чего ты взяла, что я… – начал он сердито, но потом махнул рукой: – А, чего уж там… Катарина права – на этой свадьбе, видно, проклятие лежит. Палач должен жениться на дочери другого палача и не задирать нос. Нам этого попросту не дано.
– Мой отец женился не на дочери палача, – заметила Магдалена. – И я вышла не за палача, а за цирюльника и ученого лекаря. Так что все возможно.
– Твой отец всегда стремился к лучшему, – проворчал Бартоломей, – с самого детства. Ты, видать, по его стопам пошла.
Магдалена закатила глаза.
– И почему ты до сих пор его не простишь? Согласна, он совершил тогда ужасную ошибку, покинув вас. Но с тех пор прошло столько лет, и он был еще совсем ребенком! Почему бы вам не оставить прошлое в покое?
– Есть вещи, которые невозможно забыть. Что-то пульсирует и напоминает об этом, иногда каждый день. – Бартоломей показал на свою покалеченную ногу: – Как вот моя нога, например. Тебя не было тогда, Магдалена. Ты не смотрела ему в глаза, когда он бросил меня на крыше, как ненужный, слишком тяжелый мешок. Слишком многое пошло тогда прахом.
– Может, ты слишком многого ждешь от людей? Забывать тоже нужно уметь…
Бартоломей перебил ее с грустной улыбкой:
– Это твой отец так говорит? Притом что сам он забывать не умеет! Как ты думаешь, почему он сжег тогда колдовские книги нашего деда, Йорга Абриля? Потому что они напоминали ему о нашей семье, обо всем, за что стояли когда-то Куизли и Абрили! Мы были не только хорошими палачами, но и целителями и ведьмаками. Мы были сильны и внушали всем страх! А мой старший брат сбежал и подался в… солдаты! – он буквально выплюнул это последнее слово. – Предал не только меня, но и всех нас. Теперь ты понимаешь, почему я не могу забыть?
Магдалена нерешительно кивнула:
– Понимаю. И все-таки, если ты не пытаешься, откуда же тебе знать, что ты этого не можешь?
– Я пытаюсь, поверь. Иначе почему, думаешь, я согласился, когда Катарина попросила меня пригласить родственников из Шонгау? Якоб – мой старший брат, раньше я действительно любил его и почитал… – Бартоломей вздохнул: – Но чтобы его простить, это еще надо постараться. Слишком он упрям.
– В этом вы очень даже похожи, – заметила Магдалена.
Некоторое время они шагали молча, пока не дошли до конца улицы. Туман между тем сгустился настолько, что видны были лишь очертания домов. Где-то поблизости должны были находиться городские ворота.
– По-моему, пора прекращать это дело, – сказал Бартоломей, теперь с привычной уверенностью в голосе. – В такой туман я и собственного дома не отыщу, не то что пропавшего человека. К тому же у меня нога ноет от сырости и чертовой мороси.
– Дойдем только до ворот, – предложила Магдалена. – Потом вернемся домой. Может, Георг что-нибудь выяснил.
Она попыталась придать голосу уверенности, но из этого ничего не вышло. Магдалена и сама уже понимала, что поиски эти тщетны. Неужели они всерьез рассчитывали разыскать таким образом Барбару или Иеронима? Поначалу они звали их сквозь туман, словно искали заигравшихся детей. Но эти их розыски по заброшенным сараям и пустующим домам были продиктованы обыкновенным отчаянием. Если Барбара просто испугалась и где-нибудь спряталась, то рано или поздно объявится сама. Однако если их обоих кто-то похитил, то…
Об этом Магдалена не хотела даже думать.
– Все, поворачивай назад, – сказал вдруг решительно Бартоломей и прервал ее раздумья. Он показал вперед, где в тумане угадывались очертания ворот: – Смотри, там уже ворота. Пойдем лучше домой, к Катарине. Ей наша помощь нужна больше…
В этот момент где-то поблизости раздался приглушенный вопль и в следующую секунду повторился снова.
– Что… что это было? – нерешительно спросила Магдалена.
Бартоломей пожал плечами:
– Мне почем знать? В этом тумане и собственной руки не разглядишь, не говоря уж…
– Помогите! На помощь! – послышалось теперь совсем рядом. – Оборотень! За мною гонится оборотень! Помогите же!
– Здесь что, с ума все посходили? Дьявольщина…
Бартоломей цветисто выругался и, прихрамывая, пошел на крик. Стиснув кулаки и сгорбившись, как перед дракой, он тихо бормотал, словно самому себе:
– Может, кто-то вспугнул моего Брута… Пускай только тронет его!
– Глупости! – прошипела Магдалена, стараясь не отставать. – Не мог твой пес проникнуть в город незамеченным. В любом случае, что бы там ни было, надо быть осторожнее.
Между тем в тумане проступили очертания крупного строения. Это было последнее здание с левой стороны улицы и примыкало вплотную к городской стене. Оттуда кто-то мчался им навстречу. Когда он подбежал ближе, Магдалена разглядела в нем старого нищего. Поверх рваной рубахи на нем развевался поношенный шерстяной плащ. Старика трясло мелкой дрожью – Магдалена не могла понять, от холода или страха. Во всяком случае, глаза у него были навыкате.
– Оборотень! – просипел нищий и ткнул пальцем в строение у себя за спиной. – Я… я видел его. Там, внутри! Господи, до чего он страшный! У него серебристая шкура и длинные острые зубы. Сначала он ходил на четвереньках, а потом взял да и поднялся на задние лапы! – Он скривил рот в гримасе, обнажив остатки зубов, и поднял руки, согнув пальцы, точно когти. – Вот такой он был! Богом клянусь!
– Серебристая шкура, острые зубы и ходит сначала на четвереньках? – с задумчивым видом пробормотал Бартоломей. – Точно так же описывал оборотня сторож Маттиас, еще тогда, в первую ночь…
