Мертвая сцена - Евгений Игоревич Новицкий
Уж конечно, не Лунгина и не Нусинова… Может, Гребнева? Гм, ну а почему именно из сценаристов?.. Да потому, что коллег-режиссеров точно не стоит звать. Мало ли что они наплетут про меня. Никому из них нельзя доверять. Сценаристы — другое дело. Они ради того, чтобы их побрехушки пошли в дело, удавятся. Вообще паршивый, конечно, народ сценаристы, ну их… Актеры? Тоже ненадежные. Если даже Алла… Впрочем, о ней я теперь и думать не хочу.
Конечно, хорошо было бы позвать сразу директора. Сизова. Если б он опознал, меня бы, думаю, немедленно выпустили. Но Сизов меня не переносит. Если он увидит меня в тюрьме, то никогда этого не забудет. И это станет для него отличным поводом выжить меня из кино.
Так кого же, кого же? Разве что… Ну да, конечно! Фигуркина. Кого же еще? Уж от него-то точно не следует ждать никаких вывертов. По той простой причине, что ему самому чрезвычайно выгодно, чтобы я оставался Уткиным, оставался на воле и работал с ним на одной студии. Он же без меня ни одного фильма не в состоянии нормально закончить. Только благодаря моему дару виртуозного монтажера из того барахла, которое он снимает, получается вылеплять хоть сколько-нибудь сносную продукцию.
Окончательно утвердившись в верности найденного решения, я с триумфом обратился к следователю:
— Фигуркин!
— Что-что? — поднял он на меня глаза от протокола, который сейчас заполнял.
— Вызовите режиссера Фигуркина, — мой голос наконец зазвучал громко и ясно. — Это мой коллега с «Мосфильма». И тогда вы убедитесь, кто я на самом деле.
— Ну-ну, — скептически отозвался следователь. — Значит, Фигуркин? — переспросил он и записал фамилию на бумажке. — Ладно, придется побеспокоить товарища Фигуркина. Но уж потом, Носов, даже не заикайтесь ни о каких дальнейших опознаниях.
— Не беспокойтесь, — самоуверенно улыбнулся я, даже не реагируя на «Носова». — Не заикнусь.
— Вы обещали, — следователь направил на меня указательный палец и выразительно посмотрел мне в глаза.
Следующим утром меня разбудило привычное громыхание. Открывали мою камеру.
— Идемте, — как всегда, сказал мне молодой… кто он там, старшина, или пес его знает.
Я как никогда с радостью поднялся с нар и, заложив руки за спину, вышел из камеры.
«Идем! Идем! — стучало у меня в голове. — Идем на опознание! Сейчас меня наконец назовут тем, кем я действительно являюсь! И уже никто больше и никогда не посмеет опровергать этот факт!»
Войдя в до боли знакомый следовательский кабинет, я тотчас узнал того второго, кто там находился:
— Фигуркин!
— Устин, — приподнялся мне навстречу нелепый увалень. Никогда я не был так рад его видеть, как сегодня.
— Как-как вы сказали? — опешил следователь. — Как вы назвали подследственного?
— Устин, — повторил Фигуркин.
Следователь от изумления тоже встал.
— То есть… как это? — растерянно произнес он, во все глаза глядя на Фигуркина.
— Да вот так: Устин, — в третий раз назвал меня моим именем драгоценный недотепа. — Устин Уткин.
У следователя даже рот открылся от изумления — и, как видно, пропал дар речи. Он еще долго стоял на месте, вертя головой: с Фигуркина на меня — и обратно. Я испытывал неизъяснимое блаженство при виде этой картины.
А затем я проснулся.
Увы, сон не оказался вещим. Мне приснилось то, что должно было произойти в реальности. Но я, по-видимому, попал в какой-то ночной кошмар, от которого все никак не могу пробудиться.
В общем, произошло следующее. Следователь действительно вызвал Фигуркина, но тот пришел не утром, как мне снилось, а лишь после обеда. Тем не менее в кабинет к следователю я, как и во сне, вошел с полной уверенностью в том, что сейчас выяснится моя личность — и мое дело примет совсем другой оборот. Опять же, точь-в-точь как во сне, я сразу узнал Фигуркина. Он даже сидел на том самом месте, что и в моем сне.
Но совпадения на этом закончились. Как только Фигуркин увидел, в свою очередь, меня, он тут же отвел глаза. В моем мозгу моментально мелькнула мысль, что это не предвещает ничего хорошего.
— Товарищ Фигуркин, — обратился следователь к моему калечному (в творческом плане) коллеге. — Посмотрите внимательно на подследственного. Вы его узнаете?
Фигуркин бросил на меня короткий несмелый взгляд, тут же снова отвел глаза — и перевел их на следователя:
— Узнаю.
Мое сердце забилось сильнее. Сейчас, сейчас он скажет, кто я на самом деле. А глаза он отводит понятно почему. Думает, что я убийца. Ха-ха.
— Так кто же этот гражданин? — небрежно кивнул следователь в мою сторону.
— Это гражданин… — начал Фигуркин и сглотнул: — Гражданин Носов, — еле слышно прошептал он.
— Что?! — напротив, заорал я. — Фридрих, опомнись! Что ты несешь?
— Тихо, Носов! — Следователь стукнул кулаком по столу. — Все, опознание произведено. И я вам этого не забуду, учтите. Вы последовательно пытаетесь превратить следствие в фарс! Но на этом хватит!
— Нет, это не я устраиваю фарс! — со злостью парировал я. — Это вас водят за нос, как вы не поймете… Я не знаю, что Алла наговорила этому идиоту, — ненавидящим взглядом посмотрел я на Фигуркина, — но только он, как и она, нагло лжет вам в глаза! А вы и верите!
— Молчать! — вне себя от ярости крикнул следователь. Я еще никогда не видел его таким. — Товарищ Фигуркин, — совсем другим тоном обратился он к подлецу, — я приношу вам свои извинения за беспокойство и за то, что вам пришлось выслушать эти оскорбления… Наш подследственный, видите ли… Скажите, вы же с ним вместе учились?
— Да, — кивнул Фигуркин. На этот раз его голос зазвучал увереннее, поскольку в данном случае он сказал правду.
— И что — во время учебы он был такой же?
— Он был… — снова замямлил Фигуркин. — Извините, я не помню, — в конце концов с виноватым видом развел он руками.
— Впрочем, это уже неважно, — махнул следователь рукой. — Сейчас уведут нашего постыдного циркача, — он, сморщившись, посмотрел на меня, — и вы тоже сможете идти.
В дверях появился старшина, и я встал со стула.
— Фигуркин, я тебе этого никогда не прощу, — прошипел я напоследок.
Эта сволочь снова отвернулась, а следователь опять фыркнул:
— Замолчите вы уже, Носов… Вы бы знали, как я рад, что больше вас не увижу, — добавил он с явным облегчением.
Пока я шел до своей камеры, то вроде бы еще не понимал, что случилось. Но лишь только за мной заперли дверь, я ощутил такой ужас, который не испытывал еще никогда в жизни. Я и представить себе не мог, что хоть с кем-то могут поступить так, как поступили со
