Жан-Франсуа Паро - Убийство в особняке Сен-Флорантен

Николя не ошибся: его ожидало очередное расследование.

— Сударь, я к вашим услугам.

Подняв руку в серой шелковой перчатке, министр с сухим треском ударил по ручке кресла, встал, и через минуту перед Николя вновь стоял тот самый министр, которого он когда-то знал, министр покладистый и властный.

— К делу, к делу. Вчера я был в Версале. Рано утром я вернулся и обнаружил, что в доме все стоит вверх дном. Одним словом, сударь, убили моего дворецкого.

Он раздраженно тряхнул головой.

— Нет, я ошибся! Убили одну из горничных моей жены, а дворецкого нашли раненым, без сознания, и рядом валялся нож. Все говорит о том, что, убив девушку, он решил покарать себя и попытался совершить самоубийство.

— Какие меры были предприняты? — заинтересованным тоном спросил Николя.

В нем снова пробудился опытный сыщик, который не любил, когда за него делали заключения, тем более поспешные.

— Как это вы сказали?.. Вы сказали «меры»?.. Меры? Да, конечно, меры… Я запретил касаться тела служанки. Дворецкого, по-прежнему без сознания, перенесли к нему в комнату на антресолях. Сейчас у него врач. А в кухню, где, собственно, и случилась драма, я запретил ходить и, ожидая вас, на всякий случай приказал запереть дверь.

— Вы знаете жертву?

Герцог скривился, словно его сейчас стошнит.

— Какая-то горничная! Ее совсем недавно приняли на службу в мой дом. Откуда я могу ее знать? Я даже имени ее не знаю.

Николя давно заметил, что на слуг часто взирали как на мебель. Многие хозяева считали слуг некими инструментами, работу которых они оплачивают, а потому вправе не запоминать их имена.

— Сударь, — произнес Николя, — убийство произошло в вашем доме, что, как вы понимаете, усугубляет тяжесть преступления. Могу я требовать передачи этого дела под мой полный контроль? Никакого вмешательства, никаких посторонних, право допрашивать всех обитателей вашего дома, причем, подчеркиваю, — именно всех, а также право в любое время входить в любые помещения и проводить в них обыск.

— Ну, разумеется, разумеется, — обреченно согласился герцог. — Придется через это пройти. Сартин предупреждал меня, что иногда вы бываете совершенно несносны.

— Речь идет не о моих причудах, а о пользе дела. Но это еще не все, сударь. Я хочу, чтобы мне помогал Бурдо. Надеюсь, вы согласитесь с его кандидатурой.

— Я уже где-то слышал это имя. Это ведь один из наших приставов?

— Один из наших инспекторов, сударь.

— Вспомнил, — воскликнул Ла Врийер, хлопнув себя но лбу, — это ваш верный помощник. Мне нравятся верные люди. Само собой разумеется. Я согласен.

— А господин Ленуар?

— Это мое дело. Я помирю вас с ним. Ему сообщат, что я поручил вам особое расследование и теперь вы подчиняетесь только мне. Происшествие чрезвычайное, а потому необходимо соблюдать полнейшую секретность. Начальник полиции получит распоряжение удовлетворять все ваши запросы, особенно если вам понадобятся помощь и поддержка, а они, скорее всего, вам понадобятся. Уверен, в этом деле, как и во многих других, мы проявите рвение и добьетесь результата. На антресолях вам отвели рабочий кабинет, слугам приказано слушаться вас во всем. Вашим проводником по дому станет мой лакей Прованс. Ему можно доверять, он служит мне уже двадцать лет. Итак, приступайте к работе. Ваш слуга, сударь.

Как неоднократно подмечал Николя, своим тоном министр умело дал понять, что он пребывает на высоте положения. У этого низенького человечка, не любимого придворными и не обладавшего личным авторитетом, часто — и весьма кстати! — случались приступы величия, на которое он мог претендовать только благодаря исключительному доверию монарха. Покинув кресло, герцог де Ла Врийер полностью преобразился; теперь перед Николя стоял министр при исполнении, озабоченный делами государства и поддержанием порядка. Понимая, что основные вопросы решены, Николя откланялся. Ожидавший возле дверей кабинета лакей попросил его проследовать за ним.

Проделав прежний путь, они спустились этажом ниже, в большой зал, за которым тянулась анфилада прихожих. В третьей прихожей лакей указал ему на дверь справа, ведущую в просторный кабинет, расположенный, как показалось Николя, под рабочим кабинетом министра. Лакей вышел и закрыл за собой дверь, В камине из белого мрамора ровно горел огонь, на каминной полке стоял бюст Людовика XV. Николя постоял и, отогнав нахлынувшие на него воспоминания, сел за небольшой, сверкавший лаком и бронзой, рабочий стол. Обозрев разложенные на столе бумагу, перья, чернильницу и свинцовые карандаши, он вытащил из кармана черную записную книжку, свой неизменный инструмент сыщика. Лихорадочное возбуждение, сродни азарту охотника, когда тот, напав на след, галопом мчится по зарослям Компьенского леса, захлестнуло его гигантской волной. Ум сконцентрировался на предстоящем расследовании, логика и интуиция пробудились и приготовились к работе.

Из любопытства он прошел в гостиную, а затем в роскошно обставленную спальню. Рядом со спальней размещалась ванная комната и туалет, оборудованный на английский манер; такие удобства он видел только в Лондоне. Вернувшись в кабинет, он позвонил. Вошел лакей лет пятидесяти, в сером парике и с бесцветными глазами на тусклом морщинистом лице, поражавшем своей обыденностью. Перегруженная серебряным шитьем ливрея болталась на его тощем теле.

— Как вас зовут, друг мой? — спросил Николя.

Лакей избегал его взгляда.

— Прованс, господин комиссар.

— Как ваше настоящее имя?

— Шарль Бибар.

— Где вы родились?

— В Париже, в 1725 или в 1726 году.

Значит, с возрастом он не ошибся.

— А почему Прованс?

— Так звали моего предшественника. Отец нынешнего хозяина, к которому меня приставили, не захотел менять своих привычек.

— Хорошо. Не могли бы вы мне рассказать, что случилось сегодня утром в доме?

— Честно говоря, я мало что знаю. Я находился в хозяйских апартаментах, ожидая, когда господин вернется из Версаля. Неожиданно, часов около семи, раздались крики и голоса, призывавшие на помощь.

— Где конкретно вы в это время находились?

— В спальне. Я немедленно спустился на первый этаж. Помощник повара, в чьи обязанности входит отпирать по утрам кухню, вопил от ужаса и размахивал руками.

— Он был один?

Николя отметил, что лакей на минуту заколебался.

— Ну, этот малый так суетился… кажется, там еще был швейцар. Да, точно, я его видел, он как раз застегивал последнюю пуговицу на ливрее.

— И что произошло в тот момент?

— Жак, Жак Деспиар, помощник повара, нес такую чушь, что никто ничего не мог понять. Он дергался словно одержимый. Появился привратник, с его помощью мы успокоили поваренка, привратник остался его сторожить, а мы спустились в кухню.

— Следовательно, дверь была открыта?

— Да, раз Жак оттуда выбежал. Ключ еще торчал в замке; дверь находится в конце коридора.

— И что вы увидели?

Николя весь напрягся. Опыт подсказывал ему, что первые показания свидетелей часто оказывались наиболее точными.

— Было темно, а помощник повара уронил подсвечник. Мы отправились за свечами и зажгли их. В первом помещении кухни мы обнаружили кровавые следы, а в зале, где готовят жаркое, нашли господина Миссери. Вытянувшись, он лежал в лужи крови, уткнувшись лицом в пол. Подбежав к нему, я увидел, что рядом с ним валяется кухонный нож.

— Как располагалась голова?

— Правая щека прижата к полу.

— А нож?

— Лежал справа. Дворецкий еще дышал, поэтому мы отправились за помощью. А выходя из кухни, швейцар обернулся и увидел, как, на коленях, привалившись к рабочему столу, стоит молодая женщина. Подумать только, ему показалось, что голова ее лежит на столе отдельно от туловища! Ох, сударь, ужасная рана, можно сказать, словно свинью зарезали и выпустили всю кровь.

— А потом?

— Мы отнесли Жана Миссери на антресоли, к нему в комнату.

— То есть на тот этаж, где мы сейчас находимся?

— Да, господин комиссар, только с другой стороны коридора. Там находятся подсобные помещения, бельевая, комната швейцара и привратника. Привратник отправился за врачом на улицу Сент-Оноре. В это время прибыл господин, спустился в кухню и взял дело в свои руки.

— Один?

— Да. Потом он потребовал ключ, который я вытащил из двери, и запер дверь на два оборота. Вот этот ключ, он велел мне передать его вам.

Николя давно убедился, что нерешительный характер министра не исключал способности принимать быстрые решения и обращать внимание на мелочи. Лакей протянул ему конверт из плотной бумаги, запечатанный гербом Сен-Флорантенов.

— Что сказал врач?

— Что он поправится. Он перевязал рану на боку, предписал раненому полный покой, попросил подежурить возле него и обещал зайти попозже.