Тайны льда - Антон Чижъ
Мистер Джером кое-как принял вертикальное положение. Голова требовала, чтобы помассировали виски.
– О-о-о, vodka… kvazz… buffatchak, – с усилием проговорил он русские слова. – Oh my God! Монморанси, любовь моя, ты со мной. Какое счастье…
Хозяин поцеловал собачку в мокрый нос. Монморанси лизнула его, простив всё и сразу, как может прощать только собачье сердце. И даже убийственный запах, который источал англичанин.
– Монморанси, мы не выдержим ещё неделю русской жизни, – сказал Джером, слезая с пролётки при помощи извозчика. – Надо менять планы. Менять существенно. Ты не возражаешь?
Возражать? Да Монморанси готова была хоть сейчас сбежать из этой ужасной страны льда и снега. Даже не поужинав. Ну если только перекусить на дорожку бараньей котлеткой. Или тремя.
77
Вытирая сальные губы, Андреев выскочил из-за конторки. Поклонившись, доложил: Опёнкина и Попова не появились. Пропажа мадам Дефанс его не волновала, а вот отсутствие горничной вызвало большие хлопоты. Пригрозил, что выгонит и не посмотрит на протекцию.
– Кто замолвил слово за Опёнкину? – спросил Ванзаров.
Андреев пожалел, что увлёкся, не уследил за языком:
– Исключительно между нами, прошу меня понять… Фёдор Павлович попросил. Не мог отказать.
– Сам просил, лично?
– Ну что вы… Как можно-с… Такой человек. Передал через доверенное лицо. – Андреев хотел увильнуть от прямого ответа. Чего делать не следует, общаясь с сыском.
– Иван Куртиц просил от имени отца?
Хозяин гостиницы выразил на лице такую гамму чувств, будто речь шла о государственной тайне. Наверняка Иван приплатил, чтобы Андреев взял новую горничную.
Ванзаров поднялся на второй этаж. У пятого номера стояла барышня в скромном полушубке и меховой шапочке. Будто прислушивалась. В самом деле, за дверью доносились приглушённые звуки.
– Мадемуазель Куртиц.
Она вздрогнула и обернулась.
– Фу, как напугали, господин Ванзаров, – сказала, поправляя вуалетку.
– Вы барышня не из пугливых. Что здесь делаете?
Настасья Фёдоровна повела плечиками:
– Что за допрос? Разве не имею права?
– Прошу отвечать.
Интонация, а более фигура, которая заслоняла путь к спасению, не оставляли выбора.
– Привезла мадам Гостомысловой нижайшую просьбу отца принять его с визитом. Не знаю, зачем отцу понадобилось так унижаться перед этой сумасшедшей генеральшей. Когда я вошла, она ругала свою дочь так, что крик в коридоре был слышен. Процедила «извольте» и чуть не вытолкала. Довольны? Не заслужила арест своим проступком?
– Зачем отправляли телеграммы в Москву Алексею Фёдоровичу? – спросил Ванзаров.
Барышни в трудной ситуации позволяют себе иронические улыбки. Чтобы не показать, как им страшно. Настасья Фёдоровна не была исключением.
– Верно говорят: не делай добра – не наживёшь зла, – ответила она. – Хотела сделать доброе дело: чтобы брат в тяжёлый момент был с семьёй. Отец Алёшу любит, хоть и скрывает. Ему было бы приятно. Вышло наоборот: получила от отца взбучку за своеволие. За что большое спасибо вам, господин Ванзаров.
Ирония не пробила стальную оболочку души чиновника сыска.
– Ваша попытка узнать через моего… брата, как идёт розыск, – тоже забота о семье? – спросил он.
Глазки побежали, Настасья Фёдоровна нашла нужные слова:
– Это мой личный интерес.
– В чём же он?
– Хотела раньше всех узнать, кто убил Ваню.
– Зачем?
– Господин Ванзаров, – она посмотрела прямо, глаза холодные, – вам нельзя знать мои отношения с отцом. Если бы я указала ему, кто убил Ваню, возможно, это что-то изменило в моей жизни. Об этом можно забыть.
– А кто убил Симку, не хотите узнать?
Лицо Настасьи Фёдоровны не выражало ничего. Как льдинка в январе.
– Мне жаль Серафиму, она была добрым человеком.
Ванзаров посторонился, уступая дорогу:
– Кстати, мадемуазель Куртиц, что успел разболтать мой брат?
– Сказал, что скоро поймаете убийцу.
– Брат сказал правду.
Опустив глаза, не поклонившись, она прошла мимо и спустилась по лестнице.
Ванзаров постучал в номер.
– Кто ещё? – раздался озлобленный голос.
Он назвался.
– Очень кстати, заходите, Ванзаров!
В гостиной летали искры. Невидимые. Мадам возвышалась посреди комнаты, сложив на груди руки на манер Наполеона. Перед ней на диванчике сидела Надежда Ивановна. Лицо спрятала в ладошках, низко опустив голову. Разговор, с которым Ванзаров пришёл, надо было отложить.
– Полюбуйтесь! – Рука Елизаветы Петровны указующим перстом нацелилась на виновницу. – Моя дочь, дочь генерала – воровка!
– Не могу поверить, – ответил он.
– И я не могла. Но факт, господин Ванзаров. Прискорбный факт. Какой позор! И это моя дочь…
В криках смысла не было. Ванзаров попросил объяснить, что случилось. Елизавета Петровна не скрывала подробностей.
Она прилегла отдохнуть и незаметно соснула. Разбудили странные звуки. Приоткрыв веки, Елизавета Петровна заметила ужасную картину: Надежда вытащила из чемодана дорожный сундучок, в котором хранились привезённые ассигнации, раскрыла, вынула бо́льшую часть бумажных денег, пересчитала, остальное вернула на место. От гадости, что дочь крадёт, Елизавета Петровна не могла пошевелиться, притворяясь спящей. Надежда Ивановна оставила пачку денег на столе, исчезла в спальне, вернулась с наволочкой и упаковала в неё купюры. Проверила, что мать спит, на цыпочках вышла из номера. Елизавета Петровна тенью последовала за ней. В дверную щель увидела невозможное: дочь ключом открыла номер 3, вошла в него, побыла меньше минуты и вышла, заперев за собой. В гостиной её ждала мать. И страшный скандал, в котором вдова генерала не выбирала выражений.
Выговорившись, Елизавета Петровна несколько успокоилась. Ванзаров спросил разрешения присесть рядом с виновницей. Ему было позволено. Более того, дан совет: арестовать воровку и посадить в тюрьму.
– Надежда Ивановна, – тихо позвал он.
Отняв ладони, барышня повернула к нему лицо. Ни слезинки, глаза не покраснели.
– Я знаю: вы сделали это не по доброй воле. Вы хотели спасти себя и свою мать.
Она молча смотрела ему в глаза.
– Позавчера вы исполнили пустяковую просьбу: забрали из третьего номера клочок пепла и выбросили. Вам объяснили, что ключ от вашего номера подходит ко всем дверям на этаже. Кто попросил вас об услуге?
– Серафима, – чуть слышно ответила она. – Получила от неё записку с просьбой выручить. Как могла ей отказать…
Ванзаров жестом остановил расспросы Елизаветы Петровны.
– Вы не знали, что Серафима убита в ночь на субботу. Записку написала не она. Это была ловушка. Сегодня от вас потребовали деньги, угрожая, что ваш поступок будет сообщён полиции, а ваша тайна станет известна всем?
– Что ещё за тайна? – вскрикнула Елизавета Петровна.
– Мадам Гостомыслова, прошу терпения, – сказал Ванзаров.
Дама, привыкшая командовать, подчинилась. Села в кресло.
– Надежда Ивановна, я прав?
Она чуть заметно качнула головкой.
– Записка была подписана «М» с «I» десятичной?
– Да… Принёс посыльный, замотанный шарфом, я открыла, он сунул бумажку, показал знак молчания, скрылся. Маме сказала: горничная спрашивала про уборку… Я не знала, что будет в письме.
