Лондон в огне - Эндрю Тэйлор
Но госпожа Олдерли пренебрежительно отмахнулась:
— А второй палач? Тот, который поднял голову короля, чтобы показать ее толпе?
— Кто знает? Может быть, второй человек вышел лишь для того, чтобы на эшафоте Брендон не дрогнул.
Госпожа Олдерли отвернулась и устремила взгляд на огонь. Из парка доносился далекий стук копыт. Где-то в казармах били в барабан.
— Нам известно, кто был вторым. А теперь и вы об этом знаете. — Госпожа Олдерли выдержала паузу, но я молчал. — Король хочет добраться до него прежде, чем другие. — Она снова медленно повернулась ко мне. — Он не может допустить, чтобы Ловетта убили быстро, для такого преступника это слишком легкая смерть. Его величество не желает, чтобы Ловетту предъявляли обвинение, судили его, а потом казнили в Тайберне, — во всяком случае, пока. Для короля важнее всего, чтобы первым делом Ловетта привели лично к нему. Он хочет посмотреть в глаза человеку, державшему голову его отца, когда цареубийца не сможет трусливо прятаться под маской. Тогда, и только тогда король примет решение, как поступить с Ловеттом.
Продолжая хранить молчание, я поклонился. Меня охватило ужасное предчувствие. Я не желал знать этой тайны. Преступление Ловетта и впрямь страшнее убийства, и тьма этого деяния окутывает всех, кому о нем известно. Вскоре после Реставрации самых отъявленных цареубийц повесили, выпотрошили и четвертовали. Их казни были настолько варварскими, что в конце концов вызвали отвращение даже у толпы. Какая же кара ждет человека, который хуже цареубийцы?
— Возможно, в этом деле у вас будет своя роль, господин Марвуд.
Я вскинул голову:
— Мадам, мне такая задача не по силам.
К стыду своему, я услышал, как дрожит мой голос. Я боялся за себя и за отца, доселе я не испытывал подобного страха. Король и те, кто стремится заслужить его расположение, не остановятся ни перед чем, чтобы выследить Ловетта. Я же не представляю для них никакой ценности, если только не окажу им содействия. Но с начала правления короля общественное мнение в стране изменилось. Теперь народ не жаждал крови цареубийц с прежним пылом. Напротив, некоторые из уже казненных вызывали сочувствие благодаря героическому стоицизму, с которым они приняли смерть.
А значит, тем, кто поможет королю схватить второго палача, на общественное признание рассчитывать не стоит. И если, что наиболее вероятно, дело закончится провалом, в первую очередь пострадают те, кто упустил Ловетта.
— Вы чересчур скромны, — произнесла госпожа Олдерли низким, почти ласковым голосом. — Вы уже весьма отличились на службе королю.
— Но Ловетты — и отец и дочь — исчезли, мадам, и на этот раз мы не имеем ни малейшего представления, где их искать. Госпожа Ловетт знает меня в лицо, а ее отец ни разу меня не видел, и у него нет оснований мне доверять. Да, когда-то они с моим отцом были товарищами, но сейчас их былое знакомство ничего не значит. Ловетт встретил батюшку на улице, он знает, что старик не в себе.
— Но об этом не знает его дочь, верно? И она может навести нас на след отца, а вы, в свою очередь, — навести на ее след. Вы сами подтвердили, что видели госпожу Ловетт, вам известно, где она жила после бегства из Барнабас-плейс, и вы даже знакомы с Хэксби — человеком, взявшим Кэтрин под свое покровительство. Вот и побеседуйте с ним. Возможно, он что-то знает.
— Если пожелаете, но…
— Вы сын старого товарища Ловетта, и во время Пожара вы спасли мою племянницу. Если отыщете Кэтрин, убедите ее, что на вас можно положиться. Мы хотим, чтобы вы…
Тут из коридора донеслись тяжелые шаги и приглушенные голоса. Госпожа Олдерли осеклась и предостерегающе вскинула руку. Дверь открылась без стука. В комнату вошел господин Чиффинч. Он пинком захлопнул за собой дверь.
— Ваш муж пропал, госпожа, — доложил он. — Да что за проклятое дело, чтоб его черти забрали!
Глава 44
В ночь понедельника Кэт, лежа на спине, слушала многоголосье храпа в исполнении отца и семейства Дэйви, сопровождавшееся шорохом мелких зверьков, занятых своими ночными делами. Хотя полог вокруг кровати был задернут, ночной воздух холодил щеки.
Кэтрин размышляла о том, что гораздо легче и проще любить отца, когда его нет рядом. Время и расстояние делали его образ однозначнее и светлее: изъяны устранены, темные пятна закрашены, грязь отчищена, острые углы сглажены, пустоты заполнены. Но на деле обтесать его тяжелее, чем твердый неровный камень.
Пробило полночь. Вот и наступил вторник. Сегодня Кэт должна принять решение.
Она знала: ей повезло, что у нее есть выбор. Раньше подобная роскошь была для нее непозволительной. Кто-то всегда решал за нее, что ей делать, где жить и с кем. Для Кэт выбрали мужа. Ее невинность отняли силой, не спрашивая. Под покровом ночи она бежала из Барнабас-плейс, потому что из-за кузена Эдварда больше не могла жить в этом доме.
Но сейчас у Кэт есть свобода выбора. Остаться или уйти? У обоих вариантов недостатков больше, чем преимуществ.
Утром Кэт помогала хозяйке приготовить завтрак отцу и господину Дэйви. Оба ели молча. Как и вчера, господин Ловетт оделся как ремесленник. Но вещи, в которых он приходил в кофейню, — темный камзол и шерстяной плащ — исчезли из платяного шкафа в спальне, а шляпа, белье и ботинки больше не лежали в ящиках комода.
Мальчик уже запрягал лошадей. Повозка стояла под навесом на заднем дворе. Мужчины еще вчера погрузили в нее инвентарь — они трудились до позднего вечера при свете фонарей. Жерди связали пучками по размерам: «пальцы», балки и стандартные шесты. Потом весь груз обвязали веревками и накрыли холстиной, чтобы защитить и от непогоды, и от воров. Рядом с жердями лежали кольца пеньковой веревки, чтобы связывать их вместе. Еще в телеге стоял большой ящик с молотками, пилами и резцами. Кэт подозревала, что среди инструментов скрываются и другие предметы, но наверняка она этого не знала.
После завтрака господин Ловетт отвел Кэт в гостиную.
— Помни, ты должна во всем слушаться Дэйви. Молись за меня, пока мы в разлуке. Как бы ни сложились обстоятельства, мы с тобой долго не увидимся, может быть, нам и вовсе не суждено
