Виктор Мережко - Сонька. Конец легенды
— Ладно, зови. — И распорядилась Антону: — Сходи с мадемуазель.
Егор Никитич предварительно заглянул во все комнаты квартиры, махнул наблюдавшим за его действиями Антону и Дарье.
— Ждите в столовой.
И показал Катеньке на стул.
— Присядьте.
Прислуга послушно села, с милой улыбкой сообщила:
— Я вас помню.
— Весьма польщен, — ответил Гришин. — Где госпожа Бессмертная?
— Ее здесь нет.
— Видел. Где она?
— Мне неизвестно.
— Вранье. Кучер знает?
— Нет.
— Мне крайне необходимо встретиться с ней. И желательно сегодня, потому что завтра может быть поздно.
— Но я не знаю, где она теперь!
Следователь придвинул стул к Катеньке поближе, произнес негромко, жестко:
— Вам известно, что мать вашей госпожи и сестра задержаны в Одессе?
— Да, я читала в газетах.
— Завтра такая же участь может настичь мадемуазель. Против нее слишком много улик. И ее необходимо об этом предупредить.
— Но мне известен только телефон.
— Звоните.
— И что я скажу госпоже?
— Говорить буду я, вы только наберите номер.
Прислуга поколебалась, направилась в комнату, где находился телефонный аппарат. Гришин последовал за ней.
— Пятьсот пятьдесят один двадцать три, — назвала номер в трубку Катенька и, когда соединение произошло, виновато произнесла: — Госпожа, простите меня, но вас настоятельно добивается один господин.
— Какой господин? — недовольно спросила Табба.
— Вы его знаете. Господин следователь из Департамента полиции, — Катенька взглянула на Егора Никитича. — Простите, ваша фамилия?
— Гришин. Позвольте мне самому объяснить мадемуазель.
— Но…
— Позвольте, — Гришин едва ли не силой отобрал трубку у девушки. — Добрый вечер, мадемуазель. Это следователь Гришин. Надеюсь, вы помните меня.
— Что вам угодно?
— Угодно встретиться с вами. Лучше всего сегодня.
— У меня другие планы.
— Если вы откажете мне, то завтра у вас может вообще не быть никаких планов!
Бессмертная помолчала, не без юмора поинтересовалась:
— Вы намерены арестовать меня?
— Я намерен помочь вам.
— Хорошо, через час возле Николаевского вокзала.
— Но там полно филеров!
— Надеюсь, с вами мне будет безопасно.
Пролетки Гришина и Антона стояли в стороне от входа в вокзал, Дарья и Катерина остались в них. Гришин же и Бессмертная неторопливо прохаживались вдоль вокзального здания и со стороны походили на прогуливающуюся перед отходом поезда пару. Хотя Табба была напряжена, взвинчена, нетерпелива.
Следователь с иронией посмотрел на суетливых отъезжающих и прибывающих господ и дам, на неспешных филеров, заметил:
— Знаете, здесь действительно безопаснее, чем в каком-нибудь публичном месте или же на том же Невском.
— Это ваша дочь? — кивнула Табба в сторону сидящей в пролетке девочки.
— Да, моя Дашенька.
— Зачем вы привезли ее с собой?
— Для убедительности намерений.
— Если можно, конкретнее.
— Вы наверняка знаете, что застрелен барон Красинский?
Бессмертная удивленно повернула к следователю голову:
— Первый раз слышу. Когда?
— Пару дней тому назад. Некая дама в упор расстреляла его из револьвера.
— Даму не задержали?
— Нет, ей удалось скрыться. У вас нет предположений, кто это могла быть?
— Вы пожелали встретиться со мной, чтобы навести справку?
— Вовсе нет… Я готов затянуть ход расследования и дать вам возможность скрыться.
— Чем вызвана такая расположенность ко мне?
— Всего лишь состраданием.
— Вы — и сострадание?.. Смешно.
— В свое время я именно из этих чувств способствовал бегству вашей матери из «Крестов».
— А может, из чувства собственной несостоятельности?
— Да, частично возможно. Но лишь частично. Я дал слово своей дочери помочь вам, так как считаю вас жертвой произвола и бесправия, которые творятся в моей стране.
Табба бросила на следователя высокомерный взгляд, усмехнулась:
— Не верю… Если вы поможете мне скрыться, вас самого привлекут к ответственности. И что скажет на это ваша дочь?
— Надеюсь, она будет гордиться мной.
— Все равно не верю. — Бессмертная резко повернулась к Гришину. — Желаете вознаграждения?
Гришин смотрел ей прямо в глаза.
— Я этого не сказал.
— Но я вижу!.. Вижу, как вы несостоятельны, жалки и убоги!.. Это написано даже на лице вашей дочери!.. Вы несостоявшийся человек. И как чиновник, и как муж, и как отец!.. И желаете хоть как-то оправдать свое существование!
— Но если вы все видите, если понимаете, позвольте мне совершить поступок. Потому что вы также не состоялись — и как дочь, и как сестра, и как женщина. Мы оба — несостоявшиеся.
Табба помолчала, тихо произнесла:
— Жестоко.
— Можете дать мне пощечину.
— Зачем?.. Все ведь верно, — бывшая прима усмехнулась и спросила: — Советуете мне бежать?
— И чем скорее, тем лучше.
— Но если бежать, то от кого?.. От себя?.. А зачем?
— Хотя бы ради своей несчастной матери. Загнанной, старой, больной, потерянной, жалкой, давно уже никому не приносящей зла.
— В Одессу?
— Нет, туда нельзя.
— Но там моя мать. Там сестра.
— Все равно нельзя. Там вас возьмут.
— Так куда?
— Не знаю. В глушь, в одиночество, в небытие. Иначе род вашей матери будет выкорчеван, уничтожен, развеян.
Бессмертная вновь задумалась, затем достала из сумки коробочку с «Черным моголом», протянула Гришину.
— Я хочу отблагодарить вас за вашу сердечность.
— Что это?
— Взгляните.
Егор Никитич открыл коробочку, увидел сверкающий магический бриллиант.
— «Черный могол»?.. Откуда он у вас?
— Достался по наследству.
— Но он исчез.
— Нашелся.
Следователь двумя пальцами извлек камень, повертел его в свете фонарей.
— Вы желаете его мне подарить?
— Да, в знак благодарности. Он не имеет цены, и вы можете стать очень богатым господином.
— Но он способен принести беду.
— Вам нет. Вы его приняли из моих рук.
— Кто должен быть его истинным хозяином?
— Моя мать.
— Значит, только из ее рук можно принять бриллиант. Во всех других случаях он несет разрушения, — Гришин вернул камень Бессмертной. — Как бы я ни был беден, но принять от вас подобный подарок не могу. У меня трое детей.
Она не стала класть коробочку в сумку. Неожиданно произнесла:
— Я знаю, кому подарить бриллиант.
— Лучшее решение — верните его матери.
— Я вряд ли ее увижу. Она арестована. — Бессмертная помолчала, наивно и трогательно призналась: — Я очень хочу вернуться в театр.
— Вы отдадите бриллиант Гавриле Емельяновичу?
— Лучше, если это сделаете вы. Это будет плата за представление. Одно-единственное представление, и я исчезну. Возможно, навсегда.
— Но он возьмет камень и тут же сдаст вас полиции!
— Он не получит его, пока спектакль не будет закончен.
— Он найдет способ отнять его!
— Камень будет у вас. И вы отдадите его Гавриле Емельяновичу, только когда опустится занавес.
Бывшая прима попыталась вложить коробочку в ладонь следователя, тот отвел ее руку.
— Бред, мадемуазель!.. Полный бред!
— Это единственная просьба к вам, господин следователь. Ничем другим я больше обременять вас не стану.
— Но вы хотя бы представляете себе всю скандальность затеи?
— Изложите мое предложение Гавриле Емельяновичу, и увидите его реакцию. За такое вознаграждение он пойдет на любой скандал.
Капитана «Ярославля» взяли прямо на палубе.
Валерий Петрович следил, как к причалу подкатывают на своих длинных и плоских биндюгах биндюжники, грузчики тут же привычно распределяли упакованный груз между собой, тащили его либо к лебедкам, либо, навалившись, заносили вручную на пароход.
Три агента сыскного отдела Управления полиции направились к трапу, спущенному на причал. Один из них ткнул в физиономию дежурного матроса бляху сотрудника, тот от испуга козырнул, отступил на шаг, пропуская нежданных гостей.
— Капитан где? — спросил агент.
— Полагаю, на корме. Наблюдает за погрузкой.
— Проводи.
— Слушаюсь.
Матрос суетливо заспешил вперед, повел агентов вначале на нижнюю палубу, оттуда поднялся на корму, издали показал на Валерия Петровича, находящегося в гуще погрузочных работ:
— Вот он.
Агенты, лавируя между грузчиками, добрались до Валерия Петровича, и старший спросил:
— Господин Углов?
Капитан удивленно повернул к гостям голову:
— Да, Углов. А в чем дело?
— Сыскной отдел Управления полиции. Просим проследовать за нами.
— На каком основании?
