Планета Вода (сборник с иллюстрациями) - Акунин Борис Чхартишвили Григорий Шалвович
В-четвертых, после неудачной попытки ареста мне пришлось бегать, а потом несколько верст идти пешком по зимней слякоти, – вновь «оживил Голема» Фандорин. Я вспотел, и это отвратительно. Я испачкал свои белые гамаши, забрызгал чудесные светлые брюки и серое пальто.
Эраст Петрович до того сросся со шкурой ясного, логичного, одинокого любителя чистоты, что ему сделалось физически нехорошо – его собственная одежда после прыжка на железнодорожные пути и сидения под перроном тоже была в далеко не идеальном состоянии. Он заерзал на кожаном сиденье, зачесался.
Нет уж, лучше перейти на третье лицо.
В-пятых, Цукерчек любит удобство и роскошь: дорого одевается, путешествует первым классом.
В-шестых, у него полным-полно денег…
А дальше, спасибо методу, всё стало очевидно.
Сначала Ружевич, конечно, отправился в магазин купить новое белье и новую одежду вместо испачканной.
Потом, естественно…
– Эй, приятель! – Эраст Петрович постучал в стекло закрытого зимнего фиакра. Возница открыл створку. – Вези меня в самую лучшую гостиницу. Чтоб непременно были ванные с горячей водой. И желательно в самую новую, – прибавил Фандорин, подумав, что Цукерчек должен любить всё современное, недавно построенное (и, стало быть, меньше захватанное грязными руками других людей).
Мешая немецкие, польские и русские слова, извозчик сказал, что пану, конечно, нужно в «Хотел Французски», недавно открытый и оснащенный по последнему слову техники. Там и горячая вода, и электричество, и в каждом номере телефон.
– Отлично, – уверенно сказал Фандорин. – Туда меня и вези.
Уже тянулись краковские предместья – грязные, унылые домишки, лепившиеся к грязной, унылой улице. Одно из самых тоскливых зрелищ на свете – среднеевропейская зима в среднеевропейском городе. Обезображенный труп, выставленный напоказ и не прикрытый белой простыней.
Поймав себя на этой неаппетитной мысли, Эраст Петрович подумал: всё-всё-всё, я уже не Цукерчек. Хватит смотреть на мир его глазами. Сам он – шлепок грязи на лике мироздания. Грязное пятно, которое нужно как можно скорее подтереть. А город – что город? Скоро зажгутся фонари, и принарядится.
Словно приободрившись, Краков немедленно начал хорошеть. Едва ранние серые сумерки сменились лиловой, еще не окончательной темнотой, как загорелись огни. Мостовая была уже не голая, а булыжная, и вся мерцала бликами, словно чешуя волшебной змеи. Подтянулись кверху дома, украсили свои фасады балконами и лепниной.
Ближе к центру стало ясно, что Краков – город с гонором. Он безусловно знавал иные времена и лелеял воспоминания о былом величии. Есть в Кракове что-то… московское, подумалось вдруг Фандорину. Внешне вроде бы ничего общего, однако всякая бывшая столица, брошенная ради новой пассии – Варшавы или Петербурга – похожа на вдовствующую царицу: живет прежним сиянием и донашивает потрепанные наряды, давно вышедшие из моды.
Улица Пиярска, куда доставил Эраста Петровича извозчик, располагалась в тени старинной крепостной стены, и современное, украшенное электрическими шарами здание гостиницы странно смотрелось напротив квадратной средневековой башни.
Улица Пиярска
Прежде чем выйти из фиакра, Фандорин прикрыл глаза и заставил себя вспомнить погибших сегодня людей – каждого, по очереди. Мертвого ребенка оставил напоследок. Лишь после этого, нетерпеливо сжимая и разжимая пальцы, Эраст Петрович вошел в мраморный вестибюль отеля «Французски».
Две минуты спустя вышел обратно на улицу и увидел, что умный извозчик никуда не уехал – ждет.
– Цо, нету вольни циммер? – крикнул он.
Фандорин кивнул.
Новостей было две: плохая и хорошая.
Плохая заключалась в том, что Цукерчека в гостинице нет.
Хорошая – что он побывал здесь меньше часа назад.
Служителю в рецепции Эраст Петрович сказал, что ищет приятеля, с которым они договорились встретиться в отеле, и описал внешность Ружевича.
Невысокий господин с бородкой, в забрызганном грязью сером пальто, с желтой заплечной сумкой, был здесь, спросил свободный номер, но комнаты, увы, все заняты. Очень расстроился, однако манеры у пана безукоризненные. Заикание? Да, небольшое. (Здесь портье взглянул на Фандорина с любопытством, возможно, заподозрив, что в Краков съезжаются члены какого-нибудь тайного общества заик). Куда отсюда отправился? Нет, не сказал.
Это было нестрашно. Главное, что метод рава Шабтая оказался верен.
– Какая следующая по уровню гостиница? – спросил Эраст Петрович у кучера, и когда тот не понял слово «уровень», употребил другое: «шик». – Но чтоб нумера непременно с ванными.
Извозчик без колебаний объявил:
– «Гранд-Отель» на Славковской.
– Д-далеко?
– Не бардзо близко, – был уклончивый ответ.
Теперь поехали через самый центр, и стало видно, что город Краков не чужд веяниям двадцатого века. Мимо продребезжал украшенный праздничными лампиончиками трамвай, а на углу большой площади, где тоже светились разноцветные огни, обнаружилась стоянка таксомоторов – там выстроились вереницей французские «рено» новейшей модели «купе-де-вилль».
Кажется, извозчик мудрил – вез кружным путем, чтобы содрать побольше денег, но Эраст Петрович за дорогой не следил. Он нервничал.
Что делать, если нумеров нет и в «Гранд-Отеле»? Где искать маньяка чистоты? Не по городским же баням?
Гостиница располагалась в старом здании, выходившем на опрятную, ярко освещенную улицу, по которой прогуливалась нарядная публика – последний декабрьский день близился к концу, горожане прощались со старым годом.
– Ваш друг прибыл полчаса назад, – сказал портье. – Пан Ружевич, так? Взял прекрасный номер с ванной на втором этаже. Если угодно, я ему протелефонирую.
– Ни в коем случае! – засмеялся Фандорин. «Лебедик-Голем» снова не подкачал! – Я хочу сделать Б-Болеку сюрприз. Скажите, а свободен ли соседний нумер?
– Вам шестнадцатый – с видом на Славковскую или восемнадцатый – с окнами в тихий переулок?
– С-сакимакэ, – пробормотал Эраст Петрович. – Вне всяких сомнений.
– Что, простите?
По буддийскому календарю «сакимакэ» – это день, несчастный в первой своей половине, но к вечеру становящийся все более удачным.
Две победы
Нумер (шестнадцатый) Фандорин оглядел мельком. Дольше пяти минут находиться здесь он не планировал.
Бросил на манерное кресло стиля «Луи-Кенз» пальто, белый шарф, смушковый картуз. Прошел в ванную. У нее был общий водопроводный стояк с соседней – оттуда слышалось журчание льющейся воды.
Чистоплотный убийца отмывался от пота и грязи. Что ж, возьмем сладкого пана розовым и тепленьким, как свежевыпеченный марципан.
Ключ от комнаты был элементарный, с тройной бородкой. Безо всякого усилия, пальцами Эраст Петрович выдернул из кресла гвоздь и соорудил простейшую отмычку.
Что ж, пора нанести визит. По-соседски.
В коридоре никого не было, и замок поддался легко, с приветственным щелчком, однако дверь не открылась – предусмотрительный постоялец задвинул изнутри засов.
Это небольшое препятствие Фандорина не смутило.
В жарко натопленном шестнадцатом прислуга оставила форточки нараспашку. Наверняка то же самое и у Ружевича.
Вернувшись в свою ванную, Эраст Петрович втянулся в тесное отверстие – ногами вперед. По-змеиному изогнулся и оказался на свежем воздухе. Встав на заоконную приступку, первым делом поправил задравшийся пиджак и пригладил волосы. Потом посмотрел вниз.
Свет фонаря был направлен на тротуар и мостовую. Даже если бы кому-нибудь из гуляющих пришло в голову зачем-то посмотреть вверх, различить во мраке темную фигуру, прижавшуюся к темной стене, было бы невозможно.
