Светозар Чернов - Три короба правды, или Дочь уксусника
– Швейцара нет, – сообщил Жеребцов. – Перед самым Рождеством в Николаевскую больницу на Пряжку доставлен был с нервной горячкой. Якобы черт из-под него стремянку выбил и потом хохотал в темноте.
Городовые притащили из дворницкой Савву Ерофеича, а из задних комнат были приведены перепуганные лакей и камердинер.
– Итак, господа, я хочу задать вам всем один вопрос, – объявил Путилин. – Где вы все были во время ограбления?
– В дворницкой был, – сказал Савва Ерофеич. – В восемь утра снег размел, дрова в квартиры поднял, и отдохнуть пошел.
– Так, а вы? – ткнул пальцем в сторону прислуги Путилин.
– Мы были у себя в комнате и играли с Иоганном в домино, – сказал лакей.
– И вы ничего не видели и не слышали?
– Мы ничего не видим и не слышим, – сказал лакей. – Потому что нам не велено туда ходить в отсутствие хозяина.
– Потому что там портвейн, – сказал Иоганн.
– Ну, портвейна там уже нет, – хмыкнул Путилин. – Скажите, а никто из вас не видел в последние дни на лестнице или вообще около дома разыскиваемых полицией господ: обоим около сорока, один высокий, в очках, одет богато, по виду поляк, голова перевязана; второй пониже, но поплотнее, русский.
– Видел я этого русского сегодня, – сказал камердинер.
– Где?
– Да вот здесь, в коридоре. Я из ватерклозет выходил, а он ретирад искал.
– А почему вы решили, что это был он? – спросил Вощинин.
– Да, мы прекрасно их обоих знаем, они над нами в квартире у академика Кобелевского с самого Рождества живут.
– Ты их знаешь? – спросил Вощинин у дворника.
– Тех, что в квартире у академика живут? Знаем. Хорошие господа, только беспокойные очень. Ну, да у них служба такая в царской охране.
– Где? – в один голос воскликнули сыскные и пристав.
– В царской охране. А что? Они мне и околоточному листы открытые предъявляли, за подписью директора полиции. И велели никому не сказывать, потому как у них тайная миссия.
– Может ты, любезный, еще и про ключи знаешь к этой квартире и к ящику несгораемому? Откуда они у этих, м-м-м… господ оказались?
– А как же не знать?! Знаем. Я сам их им дал.
– ?!
– Я сундук нищенки нашей отдал. Там и яды были разные, и накладные бороды, и открыт лист от полиции, такой же, как у господ. Ну, и ключи.
– Какой еще нищенки? – спросил Вощинин.
– Которая у выгребной ямы живет. Раньше-то она в полюбовницах у господина сеньора была, а потом, как отставку получила, в полицию, видать, агентом нанялась, и за сеньором следить была от директора приставлена. Только вот она от дерьма выгребного тифозную горячку подхватила, и в больнице умом тронулась. Теперь ничего не помнит, даже как ее самую зовут.
– Что случилось с моей любовницей? – переспросил бразилец, который мало понял из разговора.
– С ума сошла ваша полюбовница, – махнул рукой дворник.
– Два дня назад?
– Почему два дня? Она уже давно чокнутая.
– Это она разодрала ему голову… – пробормотал д’Абреу. – Какой ужасной опасности я избежал…
– Это вы о чем, господин посол? – спросил Путилин.
– Она ведь могла меня убить!
– Могла, – согласился дворник. – Мы ядами из ее сундука крыс в доме травили – мерли как мухи.
– И что нам делать, Иван Дмитриевич? – спросил растерявшийся Вощинин. – Приказать городовым двери в их квартиру взломать?
– Там их все равно нет, – сказал Путилин. – И сюда они больше не явятся. Давайте-ка мы квартиру опечатаем и запрос направим директору Департамента, действительно ли такие типы действовали от его имени. Однако я уверен, что таких в Департаменте не знают. Надо послать людей в другие посольства, предупредить, чтобы были настороже. Мне кажется, что я их раскусил. Они метят выше, гораздо выше, чем я раньше думал. Их цель – перессорить великие державы с Россией, выкрадывая дипломатические бумаги и продавая их другим таким же авантюристам, а когда дело дойдет до войны, передать наше новейшее оружие врагам России и тем самым донельзя ослабить ее.
– Э-э-э! – осторожно произнес чиновник министерства иностранных дел. – Мне кажется, что вы, ваше превосходительство, несколько преувеличиваете значение наших отношений с Бразилией для военной ситуации в Европе. Да и винтовка господина Мосина не может играть такую решающую роль в будущих сражениях.
– Это только ботва от морквы, – сказал Путилин. – А сама морква во тьме общественного неведения зреет на кислых полюстровских водах… И когда ее явят, мир содрогнется!
– Вы о чем, Иван Дмитриевич?! – испуганно дернул Путилина за рукав воздетой к потолку руки Вощинин.
– Помните, я говорил вам про одного отпрыска? Ждет Россию великая смута и новый самозванец! И снова поляки возьмут верх над православным людом, и много крови прольется, прежде чем народится новый князь Пожарский!
7 января 1893 года, четверг
– Ну что, Карп, нет каких сведений от Секеринского про двух наших молодцов? – спросил Черевин, садясь на кровати и принимая от денщика стакан с капустным рассолом.
– Исчезли, как в прорубь канули, – ответствовал Карп. – Приезжал утром посыльный из Охранного, говорит, никаких следов нету.
– Как бы в самом деле их под лед не спустили. Вон, к водосвятию сколько прорубей понаделали!
– Оно, конечно, так, Петр Александрович, – согласился денщик, забирая стакан обратно. – Два дня уж как исчезли. Только таких разве утопишь! Они ж как заговоренные, в одну прорубь их кинешь, а они из другой уже лезут. Да и в святой воде разве ж кто утонет?
– Грешники великие, например.
– Кстати, там к вам барышня какая-то заявилась, некая Варвара Алексеевна Мартынова.
– Подавай портки.
Черевин быстро облачился, сполоснул под умывальником лицо и вышел в гостиную.
– Чем обязан, сударыня? – спросил он и тут узнал в посетительнице барышню, крутившуюся вокруг Фаберовского в театре. – Вы знаете что-нибудь о них? Только, пожалуйста, без рыданий. Скажите мне внятно, громко: я после Борков плохо слышу. Когда вы последний раз видели их?
– Вчера утром, – всхлипывая, ответила Варенька и вскочила с дивана.
– Садитесь, садитесь. – Черевин сел на стул напротив. – Карп, подай нам с барышней чаю с коньяком и лимоном. Значит, вчера утром они были еще живы? Опа! Карп, плюнь на чай, неси нюхательную соль! Барышня в обморок хлопнулась.
Вдвоем они уложили Вареньку на диване и привели в чувство.
– Уж не влюблены ли вы в какого-нибудь из моих молодцов? – спросил Черевин, который обрел некоторую надежду на то, что его агенты живы. – В господина Владимирова, например? Я и сам в него влюблен отчасти.
– Мне господин губернатор не понравился, – ответила Варенька слабым голосом. – Он у нас все колбаски съел и мою подругу очкастой мумлей назвал. У нее сейчас руки отнялись после ночи, проведенной с ним. Она его всю ночь газетой обмахивала.
– Так вы, значит, в господина Фаберовского влюблены-с?
– Господин губернатор…
– Будет вам уже, барышня! Какой он, к черту, губернатор!
– Господин Владимиров привез его к нам на квартиру раненного, в горячке, мы еле его выходили. Они очень опасались, что заговорщики захотят добить их.
– Они что, не могли кого-нибудь отправить ко мне?
– А вы разве не получили от них записку? Соломон должен был принести ее еще позавчера.
– Что еще за Соломон? Сам он где сейчас?
– Не знаю. Он ушел позавчера и больше не приходил. Он студент Медико-Хирургической академии. Соломон Шамович Варшавчик. Неужели его тоже убили?
– Г-н Варшавчик, небось, ваш бывший жених? Которого мы с Ширинкиным в театре допрашивали? Хотел бы я знать, кому он эту записку вместо меня передал. Если заговорщикам, то господин Фаберовский вместе с губернатором имеют все шансы действительно оказаться где-нибудь в проруби. Увидитесь с ним по весне, когда полиция вас на опознание вызовет. Карп, соль!
Пока денщик выводил опять Вареньку из обморочного состояния, Черевин нервно расхаживал по гостиной и пытался думать. Голову ломило с похмелья, но надо было действовать. Он телефонировал в дворцовое управление и велел прислать за ним сани.
– Что мне делать, Ваше превосходительство? – спросила Варенька, увидев, что Карп помогает генералу надеть шинель.
– Можете поехать со мной. Карп, телефонируешь полковнику Секеринскому, пусть едет прямо на Большую Конюшенную, ждет меня там в кондитерской Вебера. И пусть отправит людей за Соломоном Варшавчиком в Медико-Хирургическую академию, и тоже его на Конюшенную.
– А мы куда?
– К невесте господина Владимирова. А ведь завтра на свадьбе у него гулять собирался! Тьфу!
Подали сани, и Черевин вместе с Варенькой отбыли на Шпалерную. Вслед за ним ехал извозчик с двумя жандармами.
Кухмистер встретил их сам не свой. Он даже не мог сегодня стоять у плиты, потому что от волнения у него тряслись руки.
– Ваше превосходительство, смилуйтесь над безутешным папашей, – кинулся он в ноги Черевину. – Скажите: где жених?
