Евгений Сухов - Король медвежатников
Савелия неожиданно охватил страх. Бодро улыбнувшись, он постарался не выдать своего состояния:
— А может быть, эту картину лучше сжечь, так, как поступала инквизиция с еретиками?
Аббат согласно кивнул:
— Вы правы, как я не подумал об этом… Картину лучше сжечь! — воодушевился он, энергично подавшись вперед. — Может быть, сделаем это сейчас?
Савелий посмотрел в расширившиеся зрачки аббата — уж не безумец ли он? Судя по волнению, которое охватило аббата, он готов был распалить костер немедля, в самом центре храма. Именно такие убежденные фанатики возглавляли инквизиционные суды, отправляя на костер еретиков.
— Пока я не готов. Мне надо подумать, — сдержанно ответил Савелий.
Аббат печально улыбнулся:
— Ну, конечно, вы, наверное, принимаете меня за сумасшедшего! Возможно, на вашем месте я думал бы точно так же, но хочу сказать, что вы находитесь в большой опасности.
— А как же вы? Ведь вы только что сами говорили…
— Я буду молиться, сын мой. Молитвы меня спасут.
— Откуда же пришли эти символы?
— Все эти знаки достались нам в наследство от жрецов древних цивилизаций: от шумеров, из Египта, ими увлекались инки и майя. Крестоносцы вдохнули в них вторую жизнь и разнесли их по всему свету. А от них они попали к масонам, которые переиначили их значение. Но, так или иначе, такие символы всегда живы и выполняют предначертанную задачу. Они не умерли, а просто переродились в другие формы. Если свести все эти нарисованные знаки воедино, то они говорят о том, что каждый, кто держал эту картину, будет умерщвлен!
Савелий нервно расхохотался:
— Занятная получается история. Меня могут убить масоны, потому что какой-то колдун начертил и заговорил эти знаки несколько столетий назад. Я правильно вас понял?
Священник не разделял веселья Савелия. Он ответил сдержанно и сухо:
— Да.
— Но какое отношение к масонам имею я? Ведь я же их совершенно не знаю.
— Это ничего не значит. Зато они могут вас знать. Они всюду!
— А если мне переговорить с этими самыми масонами? Я слышал, отец Мессиан, что вы имеете с ними связь, — осторожно осведомился Савелий.
Священник отвел глаза.
— Люди преувеличивают мою значимость, я всего лишь скромный служитель церкви. А масоны, как вам известно, очень закрытая организация.
— Но есть пути, ведущие к любым дверям.
— Насколько я понимаю, вы говорите о деньгах, сын мой? — откровенно спросил аббат.
— Простите, святой отец, я не хотел вас оскорбить.
— Вы меня не оскорбили… Здесь совсем иное, — ответил аббат после некоторой паузы. — Мы живем в этом грешном мире, а следовательно, не можем отстраниться от него и должны считаться с навязанными законами.
— Теперь такой вопрос: сколько это будет стоить? И пожалуйста, святой отец, говорите так, как есть, безо всякого лукавства!
— Ну-у, я полагаю, не менее трехсот тысяч франков, — после раздумья протянул монах.
Савелий едва сдержался, чтобы не крякнуть. Не карманная сумма, прямо надо заметить.
Заметив растерянность Родионова, аббат продолжал все тем же серьезным голосом:
— Эти деньги пойдут на реконструкцию храма. Он изрядно обветшал.
Грешно было бы думать, что старый монах надумал взять деньги себе. Такие лица, как у старца, встречаются только у святых. Судя по усталому виду аббата, время, отведенное для земного бренного существования, он проводит в усердных молитвах, преодолевая всевозможные искушения и совершая немыслимые подвиги над телесной сущностью. Дух должен торжествовать над телом. Францисканец, одним словом!
— Хорошо, я согласен дать такие деньги, если действительно состоится моя встреча с одним из руководителей ложи.
Старик хитро улыбнулся:
— Спрашивайте, сын мой, что вас интересует. Я и есть один из руководителей братского союза.
Глава 23 Я разгадал вас!
— Право, вы ведете себя, как мальчишка, — сдержанно укорил Савелий генерала. — Вам не стоит так переживать. Все пройдет очень хорошо.
Генерал Аристов достал белоснежной платок и промокнул испарину на лбу.
— Вы же убедились, что это за человек! С ним нужно держать ухо востро, — встрепенулся генерал. — Он не догадается?
Савелий Родионов утвердительно кивнул:
— Не беспокойтесь, все в порядке! Я отрезал всего лишь узенький кусочек, несколько сантиметров в длину. Для картины это не страшно.
Несмотря на прохладу, генерала прошибал пот. Григорий Васильевич потянулся было вновь за платком, а потом, начихав на светские приличия, вытер со лба обильный пот рукавом.
— Насколько мне известно, он прекрасно разбирается в живописи. По одному плетению ниток на холсте способен определить, в каком веке была написана картина.
Савелий улыбнулся:
— На это и рассчитано. — Родионов посмотрел на часы. Оставалось пятнадцать минут. — Он не должен вас видеть, я пойду один. Не возражайте, так надо!
— Ну, если вы, конечно, настаиваете, — неодобрительно крякнул Аристов, — тогда другое дело.
— Да, Григорий Васильевич, я настаиваю, а потом, так будет лучше… Сами понимаете.
— А знаете, я понял, что картины у вас, — неожиданно сказал генерал.
— И как же вы догадались? — улыбнулся Савелий.
— Я думаю, что вы побывали в банке дважды. Возможно, и трижды. При вашем-то «медвежатниковском» таланте… Так вот. Вы знали про картины. Откуда, как — об этом я могу только догадываться. Во всяком случае, вы взяли саквояж и полотна. Затем заменили драгоценности фальшивками. А с картин заказали кому-то сделать копии. Возможно, несколько. Все это вы положили назад в хранилище. Ну и потом сделали ограбление, так сказать, для Чернопятова. Тот ни о чем не догадался и удрал с фальшивыми бриллиантами и фальшивыми полотнами. Да еще, дурачок, радовался, что провел вас. А вот хозяин картин — человек серьезный, он взялся уничтожать всех — возможных копиистов, коллекционеров. Ярость — плохой советчик. Но, поверьте, это очень опасный человек. Он еще выйдет на вас… Ну, что вы на это скажете?
— Мне нечего добавить. — Савелий махнул тростью проезжавшему мимо извозчику и, когда тот остановился, лихо натянув поводья, небрежно сказал: — На улицу Риволи.
— Как скажете, мсье, — отозвался извозчик, широко улыбнувшись, и, весело взмахнув бичом, поторопил пегих лошадок.
Это вам не унылая российская физиономия, где каждый возница смахивает на разбойника с большой дороги. Вот оттого-то там и лезут в голову невеселые мысли, кажется, завезет сейчас он тебя куда-нибудь на окраину да стукнет гирькой по темечку.
Это — Париж!
Здесь каждый извозчик уверен, что за добрую улыбку клиент набрасывает пару франков сверху. А заплати ему побольше, так он не только довезет до места, но еще и на собственном горбу затащит хоть на крышу дома, будь он высотой с пирамиду Хеопса.
Вскоре они уже были на месте.
Савелий поблагодарил и торжественно, словно это был чек на миллион франков, вручил кучеру чаевые.
— О! Вы щедры, мсье! — Французские извозчики умеют не только улыбаться, но еще и благодарить. — Вы наверняка русский?
— С чего вы взяли? — не спешил сознаваться Савелий.
— Только русские могут давать на чай такую сумму. — И, показав в широкой улыбке безупречные зубы, добавил: — Если мне сегодня попадется еще парочка таких клиентов, то уже завтра на вырученные деньги я смогу купить собственный дом!
Савелий не случайно выбрал место для встречи на площади Пирамид, что на улице Риволи, окруженной с трех сторон домами с арками. Через арки хорошо виден любой прохожий, направляющийся к площади, а если Савелия вдруг ожидает неприятный сюрприз, то он непременно заметит его. Однако на площади никого не было, если не считать застывшую в меди Жанну д'Арк верхом на жеребце.
Родионов встал за колонну под аркой и принялся наблюдать. Вот к конной статуе подошли три человека: двое мужчин и женщина. Эти не похожи на людей графа. Наверняка какие-нибудь туристы из южных провинций. Вот они о чем-то негромко заговорили, восторженно повздыхали, показывая пальцами на поднятый в руке Жанны стяг, и, положив скромный букетик гвоздик к подножию, чинно удалились.
Савелий нервно посмотрел на часы. Однако господин граф задерживается. Наверное, он очень высокого мнения о себе, если думает, что его будут дожидаться сутки напролет.
— Мсье, — услышал Савелий голос за спиной.
Обернувшись, он увидел невзрачного сутулого господина с виноватыми глазами. Такое впечатление, что лет двадцать назад ему взгромоздили на плечи тяжеленный тюк, да так и позабыли снять. Вот и ходит, бедняга, с непосильной ношей!
— Чего тебе? — неприязненно спросил Савелий, слегка отступив. — Мелочь? — Он сунул руку в карман, стараясь побыстрее избавиться от субъекта.
