Ингрид Паркер - Расёмон – ворота смерти
— Интересно, вы исходили из тех же «благородных» соображений, когда поджигали дом Хираты? — проговорил Акитада, скрывая гнев.
— А из чего же еще? Да, Хирата был не так примитивен, как Оэ. Он все твердил о какой-то совести, которая якобы не давала ему покоя, и о своем желании восстановить справедливость ради родителей парня, наложившего на себя руки. Он предложил мне отказаться от звания лучшего выпускника, с тем чтобы его присвоить посмертно тому студенту. А теперь скажите: каким же дураком он считал меня? Какой прок от этого звания и от этого первенства покойнику, который уже не получит ни денег, ни чина, ни должности? Нет-нет, я должен был довести дело до конца! Хирата согласился принять от меня приличную сумму, разумеется, сделав вид, что передаст ее родителям парня. Ха! Я надул старого олуха! Попросил его подождать, когда получу повышение по службе, а уж тогда я бы отказался. — Окура злорадно хихикнул, и Акитаде в голову вдруг закралась мысль, здоров ли он психически.
— Но в ту ночь вы почему-то все-таки пошли к его дому и устроили пожар?
— Да. Это был мой гениальный ход. Все эти разговоры о засухе и об опасности возгорания навели меня на хорошую идею. Я отправился к его дому в ту ночь, прихватив с собой фляжечку лампового масла. Ворота оказались заперты только на задвижку — Хирата всегда был доверчивым дураком. Кабинет его мне искать не пришлось, ведь я, как и большинство из нас, нередко посещал его дом во времена студенчества. Он действительно сидел там — уснул прямо за бумагами и рукописями. И главное, вокруг никого — ни слуг, ни домочадцев! Не перестаю поражаться тому, какой убогий, нищенский образ жизни вы, профессора, ведете у себя дома! Неудивительно, что вы так легко опускаетесь до вымогательства. В общем, я разлил на веранде масло и поджег его своей свечкой. Пламя разгорелось мгновенно, да так, знаете ли, весело, красиво полыхало — сначала соломенные циновки, потом многочисленные рукописи, ну и все прочее… Он, конечно, проснулся, но ненадолго. Все произошло быстро. — Окура улыбнулся, потирая пухлые ручки. — Жилые дома часто горят, так что никто и никогда не заподозрит, что это связано со мной. — Акитада внутренне содрогнулся. Он не мог вымолвить ни слова, но не сводил глаз с лица Окуры, которое уже не выражало зловещего удовлетворения. Теперь мерзавец хмурился. — А вот с Нисиокой я, кажется, оплошал. У меня закралось такое подозрение, поскольку я не услышал никаких новостей. Стало быть, этот вертлявый хорек избежал-таки своей участи? Ну и ну! — Окура состроил кислую гримасу. — Здесь, в университете, всем известно о слабости Нисиоки к орешкам. Вечно чавкает во время урока. Омерзительно слышать! Ну что ж, ладно — не получилось так не получилось! Все равно подумают на торговца орешками.
Если бы только Кобэ был здесь!
— А как же вы намерены поступить со мной или, скажем, с Исикавой?
Окура усмехнулся:
— Исикава для меня больше не проблема. Я позаботился о том, чтобы он удрал, как только увидит, что камера не заперта и стражи нет. Денежки всегда делают свое дело. Его, разумеется, сразу же снова поймают, и тогда, что бы он ни наговаривал на кого-то, ему все равно не поверят. Я вполне уверен, что его признают виновным в убийстве Оэ. А вот что делать с вами… — Окура пригладил пальцем усики и пытливо уставился на Акитаду. — Не скрою, вы представляете собой изрядную помеху. Впрочем, у вас нет никаких доказательств, так что если уж встанет вопрос — ваше слово против моего, — то боюсь, мой дорогой Сугавара, вам не на что будет опереться. С другой стороны, я уже упоминал, что в настоящее время веду одни важные и весьма деликатные переговоры. И вот там-то вы могли бы навредить мне. Поэтому я готов сделать вам некое предложение в обмен на ваше молчание об этом деле, — он постукал по спрятанному в рукаве дневнику, — и о других делах тоже. Скажем так — двести золотых монет, поместьице с шестью крестьянскими хозяйствами и гарантированное продвижение по службе дважды в течение следующих двух лет. Как? Пойдет?
Акитада едва не расхохотался. Ему предлагали взятку чудовищных размеров, особенно чудовищных при его более чем скромном достатке. А между тем он ожидал совсем другого, чего-то более драматичного — например, покушения на его жизнь. Так что предложение принять деньги в обмен на молчание разочаровало его, поскольку совсем не походило на уместную для такой истории развязку.
— Разумеется, нет. — Акитада поднялся. — Вы не в том положении, чтобы диктовать условия сделок, потому что сейчас я отведу вас в полицию и предъявлю вам обвинения в убийствах. А теперь верните-ка мне дневник. — Он протянул руку.
Окура смотрел на него.
— Не думал, что вы так глупы. Конечно же, я не пойду с вами ни в какую полицию и дневник тоже не отдам. И пожалуйста, не забывайте, с кем вы разговариваете!
Акитада схватил Окуру за рукав, но тот ловко вывернулся и вскочил.
— Да как вы смеете?! — взвизгнул он.
— Послушайте, Окура, вы уйдете отсюда только прямиком в полицию. Не заставляйте меня вязать вас по рукам и ногам! — И он сделал шаг к своему гостю.
— Не прикасайтесь ко мне! — заорал Окура, пятясь. — Вы еще заплатите мне за это! Говорю вам, не прикасайтесь ко мне! Я нахожусь под защитой самого императора, и завтра вы серьезно пожалеете.
— Чушь собачья! Вы никто, пустое место. Можете сколько угодно пыжиться и раздувать щеки, но как только всем станет известно, что вы купили себе первое место на экзаменах, ваша песенка спета. Поэтому вам и пришлось убить Оэ и Хирату. Но на этот раз для вас все кончено! — И Акитада снова попытался приблизиться к Окуре, но тот с воплями о помощи отскочил назад. Акитада едва не расхохотался. — Прекратите орать. Вы же сами проверили здание и знаете, что здесь вас никто не услышит.
Метнув на него обезумевший взгляд, Окура бросился к двери на веранду. Она была закрыта, и он терял драгоценное время, теребя ручку. Акитада настиг его и положил руку ему на плечо. Но он опять недооценил своего противника. Окура резко развернулся, ощерившись, как загнанная в угол крыса, достал из пояса нож и полоснул Акитаду по лицу. Акитада отпрянул назад и попятился.
Окура дрожал то ли от ярости, то ли от страха. В какой-то момент Акитаде показалось, что он сейчас набросится на него. Но Окура начал пробираться вдоль стены. Акитада попытался нагнать его, чтобы выбить из рук нож, но это никак не удавалось ему, так как мерзавец был проворен, метался из угла в угол и наконец выскочил в темный коридор. Акитада преследовал его.
Слаборазличимая фигура Окуры исчезла в темноте. Акитада устремился в том направлении, совершив ошибку, которая едва не стоила ему жизни. Он не видел Окуру во мраке, зато тот прекрасно видел Акитаду на фоне света из двери у него за спиной. Акитада двигался по коридору, нащупывая стену, как вдруг что-то просвистело у него мимо уха и ударило по плечу. Он метнулся вперед, намереваясь схватить Окуру, но уцепился только за шелковую ткань, которая с треском разорвалась под его тяжестью, когда он покачнулся и упал. Акитада ударился об пол подбородком так сильно, что на мгновение потерял сознание, а когда очнулся, то, пытаясь откатиться в сторону, очень удивился, что до сих пор не получил ножа в спину. Ползая в темноте, Акитада прислушался — тишина, потом какое-то тихое шуршание в стороне. Он поднялся и пошел на звук, стараясь ступать как можно тише. Минуты тянулись медленно, пока они оба на ощупь двигались в темноте, останавливались, прислушивались и снова двигались. Вдруг раздался громкий удар и крик боли — Окура натолкнулся на столб. Перепугавшись, он, к великому облегчению Акитады, помчался в его освещенный кабинет.
Акитада последовал за ним, и тогда Окура окончательно потерял контроль над собой. Размахивая ножом, он истошно орал:
— Убирайся от меня прочь, или я убью тебя!
Акитада метнулся вперед, намереваясь обогнуть его и преградить ему доступ к веранде. Он не сводил глаз с ножа, жалея, что у него нет оружия, и все надеясь, что Окура снова потеряет самообладание и тогда он выбьет у него нож. Но на этот раз Окура осмелился напасть: глаза его выражали убийственную решимость. Акитада поднял руку, прикрыв ею лицо, и, согнувшись, хотел ударить противника головой в живот.
В этот момент дверь у него за спиной открылась, и он упал на четвереньки, почувствовал какой-то толчок, потом услышал топот бегущих ног, звук удара и вопли Окуры.
Когда, шатаясь, Акитада поднялся на ноги, он увидел Тору. Тот, схватив Окуру за шиворот, тряс его, как котенка, пока мерзавец не выронил нож, после чего Тора швырнул его с такой силой, что он бухнулся обмякшей грудой на пол. Подобрав нож и сунув его лезвие под нос Окуре, Тора рявкнул:
— А ну не дрыгайся и заткни пасть! Если будешь ныть, я точно не выдержу и прикончу тебя!
Жалкий щеголь лишь что-то пискнул в ответ, потом, в ужасе тараща глаза, выплюнул выбитый зуб вместе с кровью и разразился рыданиями.
