Джанет Глисон - Гренадилловая шкатулка

— Конни, скажи быстро, что ты хотела поведать мне, когда приходила на постоялый двор и просила в письме о встрече?

— А, это. — Она пожала плечами. — Я думала, ты не придал значения моим словам, раз не явился на встречу.

— Я не мог прийти в Ковент-Гарден, потому что в это время был с Фоули в Уайтли-Корте. Разумеется, я помнил про твою просьбу. И приехал сразу, как только смог, ведь так?

Конни тряхнула головой, словно ей было безразлично, заинтересован я или нет.

— Первым это отметил камердинер. Ну и я, когда подумала, решила, что ты захочешь это знать.

— Что?

В ответ Конни заявила, что она сначала покажет мне, дабы я сам мог судить, а потом объяснит и подбросит кое-какие мысли. Она глянула в сторону буфета, у которого копошилась миссис Каммингз. Оставив недоделанную работу, Конни приложила палец к губам и поманила меня за собой. Следом за ней я поднялся по черной лестнице и через коридор, которым пользовались слуги, прошел в спальню Генри Монтфорта.

Это была просторная, роскошно убранная комната с зелеными стенами и тяжелыми дамастными шторами. Две стены были украшены семейными портретами в богатых рамах. Центральное место среди них занимал портрет Генри Монтфорта в полный рост. Он был в охотничьем платье, у ног его лежало множество разной дичи. На третьей стене висели, образуя замысловатую композицию, мечи, револьверы и пики. Напротив находился большой эркер с видом на парк. В окно струились лучи зимнего солнца, в которых мельтешили пылинки. Из-за обилия картин в массивных рамах и тяжелых занавесей светлая комната казалась блеклой и мрачной. Пожалуй, ни один человек не мог бы чувствовать себя здесь тепло и уютно. Мне почудилось, что я вижу на покрывале вмятину от грузного тела Монтфорта. Он наблюдал за мной из рамы на стене. Я почти слышал его скрипучий голос, ощущал запах табака и кислый перегар бренди.

Я устремил тоскливый взгляд в окно. За купами деревьев виднелось окаймленное камышами озеро с островком, на котором стояла полуразрушенная башня, тянувшаяся в небо, словно осуждающий палец. Интересно, где гуляет Элис? Скорей бы она вернулась. Раздраженный, я отступил от окна и посмотрел на Конни. Она находилась на противоположном краю эркера, где на стоячей вешалке, возле псише, висел мужской костюм — украшенный вышивкой сюртук, камзол и бриджи, — будто ожидавший, чтобы его надели. Под платьем была выставлена пара цветастых домашних туфель.

Я узнал в костюме наряд, который был на Монтфорте в день его смерти. На воротнике и рукавах сюртука проступали ржавые пятна крови. Конни сразу перешла к делу.

— Помнишь что-нибудь примечательное о ногах лорда Монтфорта в день его смерти?

— О его ногах? На подошвах его обуви не было крови, из чего мы заключили, что это не он наследил в библиотеке.

— Что-нибудь еще? Ты не обратил внимание на его ступни чуть раньше в тот вечер? — допытывалась она.

Я задумался. Мне смутно припомнилось, как я ползал под столом, собирая рассыпавшиеся апельсины. Я видел усыпанные бриллиантами пряжки Фоули и туфли Роберта Монтфорта. Но это было уже после того, как лорд Монтфорт ушел. Его ног под столом не было.

— Нет. Последнее, что я помню о живом лорде Монтфорте, — его удаляющиеся шаги. В чем смысл твоего вопроса?

Не отвечая, Конни нагнулась, подняла стоявшие у зеркала мягкие туфли и вручила их мне. Синие сафьяновые туфли с низким каблуком и черной тесьмой — домашняя обувь аристократа.

— Эта обувь была на нем, когда его нашли в библиотеке?

— По-моему, да.

— Верно. Я помогала камердинеру Форбсу готовить его к погребению. Ты не ошибся: туфли те самые.

Я аккуратно вернул туфли туда, где они стояли, и уже хотел спросить: «Ну и что с того?» — как вдруг осекся и вновь поднял их. Я погнул туфли в ладони, поглаживая мягкие подошвы. Такой тонкой кожи я никогда не носил, но, наверно, в столь легкой обуви ходишь беззвучно. Однако я слышал сердитый топот удаляющихся шагов Монтфорта.

Заметив, как потемнело мое лицо, Конни, должно быть, догадалась о направлении моих мыслей.

— Форбс тоже был озадачен, когда увидел их. Он клянется, что лорд Монтфорт не надевал домашнюю обувь, наряжаясь к ужину. Он бы ничего про это не сказал, если б не вспомнил, что на лорде Монтфорте были в тот вечер новые туфли. Их потом попросил Роберт Монтфорт, и теперь они вообще исчезли. Форбс говорит, пропало еще кое-что. Бутыль из спальни лорда Монтфорта. Со снотворным, которое прописал ему аптекарь.

Я опять устремил взгляд в окно. Я был сбит с толку. Монтфорт вышел к ужину в другой обуви. Зачем бы он стал менять ее? Может, потому что в туфлях ему что-то не нравилось, или ногам в них было неудобно? Маловероятно, чтобы человек, озабоченный такими серьезными проблемами, какие были у Монтфорта, стал думать о своих ногах; да и непонятно, куда исчезла первая пара обуви. Кто-то другой переобул его? Может, убийца? Я вспомнил кровавые отпечатки в библиотеке. Они были оставлены модельными туфлями с квадратными носами и заметно отличались от следов на улице. Те принадлежали человеку, обутому в тяжелые башмаки. Так, значит, следы в библиотеке были оставлены туфлями Монтфорта? Поэтому их заменили? Я задумался о бутыли со снотворным. Почему она тоже исчезла? Значит, Монтфорт все-таки принял снотворное в тот вечер? Зачем же в таком случае он стал лепить на себя еще и пиявки? Я окинул взглядом платье на вешалке и ржавые пятна на обоих рукавах. Именно кровь на рукавах внушила мне мысль, что Монтфорта убили. Но пиявки — как прежде, так и теперь — вызывали у меня недоумение.

А что же револьвер? Конни сказала, он не принадлежал Монтфорту. При мысли об оружии мое беспокойство усилилось. Элис говорила, она беседовала с Робертом Монтфортом о его досужих занятиях, и он признался ей, что увлекается стрельбой. Поэтому он и пригласил ее в Хорсхит? Может, он случайно сболтнул, что орудие убийства принадлежит ему, а потом осознал свою ошибку и решил избавиться от свидетеля? В смятении я обвел взглядом комнату, ища какую-нибудь подсказку. Посмотрел на увешанную оружием стену: все револьверы на месте, композиция не нарушена. Конни стояла у кровати, внимательно наблюдая за мной. Я задержал взгляд на нише за ее спиной. Там стоял простой секретер из красного дерева. Секретер лорда Монтфорта. Мне бы и в голову никогда не пришло, что я могу найти в его спальне подобный предмет мебели. Ведь я так рассуждал: раз у него есть столь хорошо оборудованная библиотека, значит, свою частную переписку он держит там.

Но, разумеется, это было глупое заблуждение: новая библиотека у него появилась недавно. Пока я собирал ее, Монтфорт, должно быть, хранил свои личные бумаги здесь, в спальне.

Я направился к нише.

— Все, что ты рассказала мне, Конни, — обратился я к служанке, — крайне интересно и, наверно, очень важно. Что ж, раз уж ты привела меня сюда, я попробую поискать в комнате новые зацепки. Хотя бы в этом секретере.

Не дожидаясь ее разрешения, я повернул ключ и опустил крышку. Внутри я увидел тонкий альбом в кожаном переплете с монограммой. В нем лежали листы бумаги, некоторые из них выбивались из общей стопки. Я сразу догадался, что это письма Монтфорта, в поисках которых я перерыл всю библиотеку, ломая голову над тем, кто бы мог забрать их. У меня и в мыслях не было, что он мог хранить свою корреспонденцию где-то в другом месте.

На верхнем листе была набросана записка. Я узнал почерк Монтфорта.

Какой смысл жить дальше? Фоули, это будет лежать камнем на твоей совести до конца твоих дней. Молю Бога, чтобы он наслал на тебя еще более тяжкое помешательство, чем мое. Благодаря тебе я лишился огромной доли своего состояния. Ты вверг меня в меланхолию, от которой я не вижу спасения; ты обратил мои дни в бесконечную ночь… Я не могу жить, зная, что ты празднуешь победу надо мной.

Монтфорт.

Второй лист был исписан элегантным аккуратным почерком, в котором я признал руку Партриджа.

Кембридж, 31 дек.

Сударыня,

Как мне благодарить вас за то, что вы милостиво вызвались похлопотать за меня перед его светлостью? Настоятельно прошу вас объяснить ему, что, хоть мне и сказали, будто он — мой отец, но доказательств тому у меня нет, а даже если бы и были, я не стал бы претендовать на его имущество или доходы. Несмотря на то что я рос подкидышем, у меня есть профессия и дарование, а я всегда считал, что этого вполне достаточно, дабы обеспечить себе безбедное существование. Только в последние недели под воздействием некоторых неудачных обстоятельств мое положение изменилось в худшую сторону, и мое будущее стало неясным.

Теперь о сути моей просьбы. Я нижайше прошу его светлость дать мне в долг небольшую сумму денег, дабы я мог основать собственное дело, — естественно, на том условии, что заем будет выплачен при первой же возможности. В качестве залога я оставлю свое имущество. Посему я посылаю шкатулку и несколько эскизов — образцы моего мастерства. Даже если шкатулка и ее содержимое не произведут на него впечатления, я надеюсь, они послужат доказательством того, что я — не авантюрист или охотник за чужим состоянием, а честный мастеровой.