Золотой удар - Валерий Георгиевич Шарапов
Желудков засуетился, тоже посмотрел на свет только что полученные в качестве сдачи купюры.
– Вроде нормальные.
– Эти-то да, но я видел и другие – тоже червонцы не хуже этих, только без водяных знаков. Руководит теми, кто шлепает эти бумажки, некий Бубон. Слышал о таком?
Желудков глотнул из кружки и снова утер губы.
– Не слышал!
Зверев помотал головой.
– А про Мишу Анжуйца что-нибудь можешь сказать?
Желудков покачал головой.
– Про Анжуйца могу. Серьезный вор, матерый и в авторитете. Только он не из нашенских, не псковский. Он, я слышал, в столице дела делает.
– Точно, ну и… Кстати, почему его Анжуйцем зовут, знаешь?
– Потому что Миша Анжуец – француз!
– Француз? Ого!
– Ну да! Анжу – это местечко такое во Франции, так вот наш Миша из этого местечка и приехал, из этого самого Анжу. Потому и зовут его Анжуец, – уточнил Желудков.
– А настоящее имя у него есть?
– Мишель Вила́р.
– Как интересно.
Зверев отодвинул в сторону тарелку с пельменями и подался вперед. Петя огляделся по сторонам и продолжил:
– Общался я тут недавно с одним старым корешем, так вот он с этим самым Анжуйцем в одном лагере срок отбывал.
– А кореша как зовут?
– Антоша Ананьев, кличка Хрящ.
– А найти его как?
Желудков развел руками.
– Откуда ж я знаю? Он вообще сказал, что из города валить хочет. Может, врет.
– Ясно, и что?
– Мы с ним давно уже общих дел не имеем, а тут встретились вдруг, поболтали вот так же за кружечкой и разошлись. Мне с такими, как Хрящ, больше дружбу водить не резон. Боже упаси…
– Он что же, тоже матерый?
– Блатной, да, а вот по поводу того, что матерый, я бы не сказал. Он под Го́рой Жутким когда-то ходил. Гора, тот посерьезнее будет. Он со своей кодлой в годы войны квартиры обносил…
– Погоди-ка. – Зверев наморщил лоб. – Это не тот ли Гора, который в сорок пятом продовольственный склад в Панино обчистил? Они там тогда еще и сторожа убили.
– Он самый и есть! Хорошо тогда они поживились, а потом их кто-то сдал. Гору и его дружков тогда надолго закрыли, Хрящ же отделался трешкой.
– Гора еще сидит? – уточнил Зверев.
– Этого я не знаю.
– Ладно, что еще по Хрящу? Говоришь, он с Анжуйцем срок отбывал? Ну и…
– Ну и, как грицца, дело было как-то так…
Глава четвертая
Карагандинский исправительно-трудовой лагерь (Казахская АССР), декабрь 1947 г.
В бараке пахло испражнениями, гнилью и хлоркой. Однако к этому запаху Хрящ уже привык, поэтому его эти запахи особо не тревожили. Его, как и всех прочих арестантов седьмого барака, где в большинстве своем отбывали срок заключенные, составляющие так называемую черную масть, волновало сейчас совсем другое. Полчаса назад или около того в казенное помещение вошел Стекоту́н – сухопарый и прыщавый арестант из Куйбышева, и сообщил, что вечерний этап, о котором в последнее время все только и говорили, прибыл два часа назад.
– Что насчет Баркаса? Он с ними? – сухим гнусавым голоском поинтересовался Метелица – мордатый заключенный из Оренбурга, бывший некогда смотрящим в Печорском ИТЛ.
Стрекотун пожал плечами.
– Точно неизвестно, но я слышал, как один из вертухаев с ухмылочкой скалился и говорил своему соседу что-то типа: «Ну все, теперь начнется…» Так что смекайте, что почем.
Василий Толмачев, он же Вася Баркас, в годы войны служил боцманом на торпедных катерах Черноморского флота. В сорок третьем был комиссован по ранению, вернулся в родную Тверь и устроился работать кладовщиком на местную продуктовую базу. Спустя полгода в порыве ревности зарубил топором любовницу и вступившегося за нее соседа, за что получил десять лет лагерей.
Первые два года Баркас отбывал срок под Норильском, где и встретился с несколькими своими соотечественниками – бывшими фронтовиками, согласившимися сотрудничать с администрацией зоны и ведущими кровавую войну с «законными» ворами. Присоединившись к «красной масти», или, как их иначе называли, «автоматчикам», Вася Баркас поспособствовал раскоронованию нескольких местных авторитетов, после чего после убийства прежнего лидера возглавил команду единомышленников и был отправлен руководством в своеобразное «турне» по разным зонам для наведения жути на так называемых честных арестантов. В тюремных кругах «автоматчиков», в первую очередь среди блатных, все чаще и чаще стали именовать суками. Витя Баркас был одним из самых значимых, в Карлаге это знали.
Изрядно осмелевшие и распоясавшиеся воры и их приспешники обрели за последнее время нешуточную власть в местах лишения свободы и стали представлять реальную угрозу. Нужно было что-то делать, и это было сделано. С тех пор в лагерях создавались так называемые трюмиловки, группы физически крепких и безбашенных заключенных, как правило из бывших бойцов Красной армии, не признающих воровской закон. Задачей этих самых групп была расправа с «законными» и низложение их любыми доступными способами. Одну их этих самых трюмиловок и возглавил Вася Баркас. Баркасовцы с молчаливого согласия лагерного начальства ездили по зонам и трюми́ли[4] криминальный элемент самыми жесткими способами.
До сей поры Вася неплохо справлялся с порученным ему делом, и это не могло не тревожить «черномастную» верхушку Карлага, где негласно верховодил вор в законе Миша Анжуец.
* * *
После того как Стрекотун объявил столь неприятную новость всем сидельцам седьмого барака, Метелица тут же подошел к Анжуйцу, тот что-то шепнул здоровяку на ухо. Бывалый вор склонил голову набок, он всегда так делал, чтобы лучше слышать. Метелица выслушал Анжуйца, молча кивнул и вернулся на свое место. Стрекотун тоже просеменил вдоль нар и, прыгнув на свой топчан, с тревогой посмотрел на Анжуйца. Все обитатели барака затаили дыхание. Анжуец казался спокойным, однако все понимали, Миша, возможно, уже чувствует, что, вполне себе вероятно, скоро окажется на небесах. Сулимчик, Метелица, Арчил и Птаха тоже держались бодрячком. Хрящ тоже расправил плечи, однако, кинув взгляд на свои руки, поежился, потому что пальцы его не слушались и тряслись.
С тех пор как попал сюда, он не без труда завоевал для себя не особо почетное, но и не самое худшее место среди арестантов. Он стал одним из шестерок Метелицы, что давало ему до сей поры хоть какое-то чувство защищенности, ведь Метелица считался правой рукой самого Миши Анжуйца. О самом Мише ходили разные слухи, общая же суть сводилась примерно к следующему…
Родившийся еще в прошлом столетии Мишель Вилар был уроженцем города Руан. Сын
