Жозе Душ Сантуш - Кодекс 632
— А Кин Конга?
— Зачем мне Кин Конг, если есть ты?
— Подлиза! — фыркнул Томаш. — Скажи, а копии тебя не устроят?
— Нет, укради для меня оригиналы. — Констанса немного помолчала. — Я говорю о репродукциях, а ты что подумал?
— Ладно, как скажешь. Как там малышка?
— Хорошо. Все хорошо, — последовал ответ. — Хулиганка, как всегда.
— Хм, воображаю.
— Знаешь, у нас сегодня был серьезный разговор.
— Это как?
— За ужином она меня спрашивает: «Ма, почему ребята называют меня дебилкой?» Я отвечаю: «Что ты, дочка, тебе, наверное, послышалось, должно быть, они сказали „девочка“». «Нет, ма, — отвечает она. — Ребята много раз повторили, и я хорошо расслышала».
— Ну, ты ведь знаешь, какими бывают дети…
— Да, они жестоки к тем, кто на них не похож. Беда в том, что девочка все принимает за чистую монету. Когда я ее укладывала, Маргарита снова спросила, правда ли, что она дебилка.
— И что нам теперь делать?
— Я собираюсь пойти в школу и поговорить с учительницей.
— Представляю, к каким сногсшибательным результатам это приведет…
— Но ведь она педагог, ей проще найти подход к детям.
— Пожалуй.
— Я бы предпочла, чтобы ты пошел со мной.
— Как ты себе это представляешь? Я на другом полушарии.
— Ладно, на этот раз у тебя уважительная причина. — Повисла напряженная тишина. — Ну а твои американцы уже объяснили, зачем ты им понадобился?
— Пока нет. У нас встреча через несколько часов. Скоро все выяснится.
— Готова поспорить, тебе предложат расшифровать какой-нибудь манускрипт.
— Вполне возможно.
В трубке послышался далекий звон колокольчика.
— Первый звонок, — пояснила Констанса. — Мне пора на лекцию. К тому же на этом роуминге можно проговорить целое состояние. Целую, будь паинькой!
— Целую, веснушка.
— И вот что, мой жеребец, поосторожней с американками. Говорят, они само коварство.
— Ладно, учту.
— И пришли мне цветы.
Томаш повесил трубку и принялся щелкать кнопками пульта, перескакивая с канала на канал: NBC, CBS, ABC, CNN, CNN Headline News, SNBC, Nick'at'Nite, HBO, TNT, ESPN, и так далее. Какофония голосов и мельтешение картинок не вызывали ничего, кроме зевоты. На полу у входа валялся журнал; должно быть, посыльный подсунул его под дверь. Это был «Нью-Йорк таймс» с Биллом Клинтоном на обложке и мэром Джулиани на развороте; Томаш рассеянно его полистал, без особого интереса пробежал глазами пару заметок.
Отложив прессу, отправился в ванную, чтобы принять душ, побриться и одеться. Для предстоящей встречи как нельзя лучше подходил темно-синий костюм в тонкую белую полоску, будто расчерченный мелом, и бордовый галстук с золотой булавкой. Закончив утренний туалет, Томаш спустился позавтракать в «Американской кондитерской Оскара». Обычно по утрам профессор с трудом заставлял себя хоть что-то проглотить, однако в этот раз он с жадностью накинулся на еду. «Это потому, что я далеко от дома, — решил Томаш. — Организм чует неладное и стремится насытиться про запас, мало ли когда все придет в нормальное русло». Размышляя об этом, он проглотил оладьи с сиропом, яйца-бенедикт — блюдо, состоявшее из двух яиц всмятку, — английский кекс и канадский бекон под майонезом, а вместе с ними — дозу холестерина, которая привела бы в ужас их семейного врача. Кроме того, Томаш отдал должное сосискам с бобами и чудесным шоколадным вафлям с орехами, запил все это апельсиновым соком и лишь тогда окончательно почувствовал себя сытым и понял, что пришло время выбросить белый флаг.
Когда профессор покончил с завтраком, была уже почти половина девятого. Следуя инструкциям Молиарти, Томаш поспешил к подъезду, выходившему на Парк-авеню, и оказался в отделанном кремовым мрамором лобби с колоннами и лепниной на потолке; причудливой формы люстры ярко освещали роскошный зал; стены украшала затейливая мозаика на аллегорические сюжеты.
— Good morning, sir, — учтиво поприветствовал Томаша знакомый голос. — How are you today?
Обернувшись, профессор увидел вчерашнего водителя, темнокожего атлета в синей униформе, сиявшего добродушной улыбкой.
— Good morning.
— Shall we go? — предложил водитель, широким жестом приглашая Томаша следовать за собой.
Утро выдалось студеным и солнечным. «Жаль, нельзя пройтись пешком», — подумал Томаш, глядя на озаренные утренними лучами шпили небоскребов. В Нью-Йорке дома так высоки, что солнце не может осветить их целиком; на городских улицах лежит вечная тень. Томаш уселся в «кадиллак», тот же самый длинный черный лимузин, что ждал его в аэропорту накануне, шофер занял водительское место. Стеклянная перегородка с мягким жужжанием опустилась, и перед пассажиром предстали маленький телевизор, бутылка «Гленливета» и «Моэт и Шандон» в ведерке со льдом.
— Enjoy the ride, — вновь широко улыбнулся водитель.
Лимузин тронулся, и Томаш приник к окну; Нью-Йорк неспешно разворачивался перед ним во всей красе. Выехав на Лексингтон-авеню, автомобиль свернул влево, и взору потрясенного португальца предстал Рокет-клуб, похожий на ренессансное палаццо: меньше всего на свете Томаш ожидал увидеть здесь здание в таком стиле. Миновали Мэдисон, за ним началась длинная, на несколько кварталов, улица, забитая машинами; «кадиллак» встроился в плотный поток, проехал мимо штаб-квартиры «Сони» и остановился на углу.
— The office is here, — объявил водитель, притормозив у парадного входа в очередной небоскреб. — Mister Moliarty is waiting for you.
Томаш вылез из машины и поспешил к подъезду. Офис располагался в мрачноватой серой высотке. Порыв ледяного ветра заставил пешехода прибавить шагу, чтобы найти спасение за стеклянными дверьми.
— Профессор Норонья?
Томаш узнал португальско-американский акцент того, с кем говорил по телефону.
— Доброе утро.
— Доброе утро, профессор, рад приветствовать вас в штаб-квартире Фонда американской истории. Я Нельсон Молиарти. Очень рад нашему знакомству.
— Взаимно.
Они обменялись рукопожатиями. Нельсон Молиарти оказался худым и низкорослым, с копной курчавых седых волос. Маленькие глазки и тонкий крючковатый нос придавали ему сходство с хищной птицей.
— Добро пожаловать, — произнес директор фонда.
— Спасибо, — ответил Томаш и огляделся по сторонам. — Настоящий холодильник, не правда ли?
— Простите?
— Я хотел сказать, сегодня очень холодно.
— Да-да, действительно холодно, — с энтузиазмом закивал Молиарти. — Прошу вас, входите.
Пара шагов, и их поглотило мрачное здание. Томаш оказался в мраморном вестибюле, посреди которого возвышалась абстрактная скульптура: массивная гранитная глыба на стальном лафете; из-под нелепой конструкции бежал веселый ручеек. Молиарти перехватил взгляд португальца.
— Забавная вещь, согласитесь. Ее сделал один американский скульптор.
— Очень интересно.
— Идемте, наш офис на двадцать третьем этаже.
Лифт взмыл вверх с головокружительной скоростью; через несколько мгновений он остановился на этаже, который занимал фонд. В офис вели двери матового стекла в металлической раме, украшенные гербом организации. Орел с распростертыми крыльями держал в одной лапе оливковую ветвь, а в другой — ленту, по которой бежала латинская надпись: «Hos successus alit: possunt, quia possem videntur». Под ним красовались изящно переплетенные буквы ФАИ.
Томаш вполголоса прочел знакомое изречение.
— Вергилий, — заметил он.
— Прошу прощения?
— Эти слова, — португалец указал на ленту в когтях орла. — Цитата из «Энеиды» Вергилия. — Он прочел фразу вслух и перевел: — Они смогли, ибо верили, что смогут.
— Ну да. Это наш девиз, — улыбнулся Молиарти. — От успеха к успеху, и пусть ничто не встанет у нас на пути. — Он поглядел на гостя с уважением. — Вы читали поэму в оригинале…
— Разумеется, — кивнул Томаш. — Я читаю на латыни, греческом, коптском, хотя на нем похуже. — Он вздохнул. — Думаю освоить иврит и арамейский, пора расширять горизонты.
Американец промолчал, но было видно, что познания гостя его впечатлили. Миновав стол администратора, Молиарти повел Томаша по длинному коридору. В просторной современной приемной их ждала длинноногая девица стервозного вида.
— Вот наш гость, — объявил Молиарти.
Дамочка холодно кивнула.
— Hi.
— Тереза Ракка, секретарь дирекции фонда.
— Hello, — поздоровался португалец, пожав сухую ладонь.
— Джон на месте? — спросил Молиарти.
— Yes.
Молиарти постучал и, не дождавшись ответа, толкнул дверь. За большим столом красного дерева сидел тучный человек с большой лысиной. Увидев вошедших, он встал, радушно раскинув руки.
— Nel, come in.
Молиарти представил друг другу гостя и хозяина.
— Профессор Норонья из Лиссабона, — сказал он по-английски. — А это Джон Савильяно, исполнительный директор Фонда американской истории.
