Сергей Зацаринный - Пустая клетка
— Ну что Илгизар? Зайдём посмотрим, как сарайские водовозы живут. Солнце уже вот-вот сядет. Можешь у них в мечети намаз совершить. У вас в медресе чем разговляют? Пятнадцать лет мимо хожу, а по сей день не знаю.
— Воду дают с сушёными финиками. Потом пшённую кашу и катык.
— Неплохо! А у тебя Бурангул чем разговляются? Да ты глаза не прячь, я не шакирд, мне и вино можно.
— Зачем говорить? — засмеялся водовоз, — Лучше зайти и увидеть. А ещё лучше попробовать.
Дом водовозов стоял на склоне, уходящем к реке. От дороги его закрывала высокая живая изгородь из колючих акаций, за которой открывался большой двор, засаженный карагачами и вербами. Дом был большой, с верандами со всех сторон. Прямо во дворе был накрыт дастархан, освещённый стеклянными лампами. Постелены ковры, положены вышитые подушки. Бурангул жестом пригласил гостей к умывальнику — чеканный кумган, вышитое льняное полотенце. Вода рядом в огромном чане, охраняемом парой высоких кустов.
Когда гости расселись, вернулись и водовозы. Уже переодетые, в шитых халатах, шёлковых колпаках. Богатые купцы, да и только. Наиб повертел в руках кубок — привозное стекло. Да и миски расписные, такие не каждый богач на стол ставит.
Бурангул суетился перед гостями:
— Не ждали гостей, угощения не приготовили, не прогневайтесь. Только, что для себя готовили. Бешбармак, бурсаки, катык. Сейчас вино принесут.
— Посуда, как на эмирском столе. Денег не жалеете.
— Это всё общее. И посуда, и ковры, и парадная одежда. Вся выручка идёт в братскую казну. Сообща и лошадей покупаем и ячмень. Всё общее. — На всякий случай добавил, — Сборы в казну тоже платим сообща. Весь день в поте лица добываем свой хлеб насущный. Зато вечером или в праздник можем отдохнуть не хуже ханских нукеров. Приходи к нам через два дня, как мы окончание Рамазана отмечать будем. Кто бы мы были каждый в отдельности? Знаешь притчу про веник и прутики?
Наиб кивнул на небо, где уже проблёскивали первые звёзды:
— Давай Илгизар разговляйся. У кого вода свежее, чем у водовозов? Да доставай эмирское угощение, попотчуй хозяина халвой и заморским кушаньем. Если повар не врёт, такое в самом Багдаде едят. А мне вино давайте. Ибо по моей вере оно одобрительно. Ещё святой Владимир сказал: «Веселие Руси, есть питие».
Водовоз услужливо подвинул шакирду блюдо с сушёными финиками и абрикосами.
Дневная жара быстро сменялась вечерней прохладой. Тьма сгустилась в глубине двора под сенью деревьев. Со стороны реки поднималась свежесть и тишина. Свет от дрожащих огоньков ламп тонул во тьме на вытянутую руку от сидящих.
— Мы как будто на дне колодца, из которого видно звёзды, — расчувствовался Злат.
— На дне чаши наполненной небом, как вином, в котором искрятся звёзды, как пузырьки — отозвался Илгизар. — Это сказал великий поэт Абу Нувас. Он жил в Багдаде, дружил с самим халифом Гаруном ар-Рашидом.
— Прочти нам его стих, учёнейший юноша, — попросил Бурангул, — если помнишь.
— Помню. Только оно на арабском.
Илгизар прочитал.
— Может почтенный, ты пойдешь к нам в мечеть муллой? Поучишь моих ребят письму и чтению Корана? Хочешь, примем тебя в своё братство или дадим хорошее жалование?
— Тебе лучше обратиться с этой просьбой к Бадр-ад Дину, — вмешался Злат, — Не баламуть моего помощника.
— А что? Я вижу он такой же приезжий, как и мы. Почему бы ему не примкнуть к нам? Здесь есть и кусок хлеба и защита.
Водовоз мечтательно вздохнул.
— Хочу найти сведущего человека и насадить здесь настоящий сад. Как у того Гаруна ар-Рашида. Создать при нашей мечети собрание книг. Все мы совсем недавно ничего не видели, кроме степных колючек и тощих овец. Наши отцы были нищими пастухами у богачей. Чёрная кость. Теперь мы живём в прекраснейшем городе, где тысячи людей и тысячи чудес. Где есть книги и учителя мудрее книг, где на базарах товары со всего света. Грех не пить, когда вокруг вода.
— Настоящая мудрость водовоза, — засмеялся наиб, — Радует, что из многого вы хотите выбрать лучшее. Теперь послушай меня. Завтра же пошли своих людей разузнать не видал ли вчера кто где этого франка. Благо, вид у него приметный. Плащ — вообще второго такого в Сарае нет. (Бурангул кивнул). Сам походи по конеторговцам, гончарам, поспрашивай про лошадь и кувшины. Может кто признает. Хозяина телеги поищи. Саму телегу с лошадью пока оставь у себя. Коль хозяева её твоим ребятам вроде как сами отдали. Пока обратно не попросят. (Все усмехнулись). И ещё. Сегодня ночью сбежала из дома дочка ханского сокольничего Райхан. Где-то прячется. Скажи своим, чтобы потихоньку пронюхали — не появлялась ли где вчера молодая девушка с господскими повадками.
VII. Лицо под фатой
Сарай летом просыпается рано. Чуть рассветёт, прокричат азанчи с минаретов, и заскрипят калитки, появятся на ещё прохладных от ночной росы улицах первые прохожие. Ещё немного — зашумят базары, наполнятся суетой и гулом речные пристани, откроются двери лавок.
Маленький отряд из Злата, Илгизара и двух стражников был в седле уже на рассвете. Шакирд сразу после утреннего намаза отправился из родного медресе к ханскому дворцу, где его уже дожидался неутомимый наиб. Он ещё ночью, когда расставались, предупредил — завтра нужно тронуться пораньше. Чтобы всех застать. Вот и тронулись, когда солнце только-только заблестело на золотом полумесяце над ханским дворцом. Прихватили с собой и пару лошадок посмирнее в поводу.
До дома сокольничего добрались рысью — благо прохожих на улицах было немного, а вот потом о всякой поспешности пришлось забыть. Толстый повар и быстрота были такими разными вещами, что соединить одно с другим не получалось никак. Сначала он долго кряхтел и собирался, наотрез отказываясь ехать к своему бывшему хозяину, который за долгие годы на чужбине стал ему другом, без гостинца. Потом придирчиво осматривал приведённую лошадь, явно побаиваясь её нрава. А когда, наконец, кряхтя взобрался в седло, ехать велел только шагом. Чем тише, тем лучше.
Медлительность старый Маруф с лихвой дополнял словоохотливостью. Благо в стремя к нему пристроился Злат, время от времени подбадривавший рассказчика вопросами.
Повар с удовольствием вспоминал Багдад, роскошные базары, дворцы и пиры. Рассуждал о превратностях судьбы и её неумолимости.
— Вот ты спросишь, почему мой бывший хозяин стал сказочником на базаре? (По правде говоря его об этом никто и не спрашивал). Ведь был он человеком учёным и уважаемым. Был в кругу таких же почтенных людей одним из первых. Книгу звёзд читал, как собственную ладонь. Хочешь верь — хочешь не верь, а в вашем медресе не найдётся человека, который может сравниться с моим хозяином в учёности. Мог бы там есть сласти и самые лучшие лакомства. Ходить в шёлковом халате. А он сидит в разваленной хижине за городом, грызёт сухую лепёшку с просяной похлёбкой, укрывается дырявым чапаном.
Сам так захотел. Да ты, наверное знаешь сказочника Бахрама? (Наиб кивнул). Никогда никому он не говорил своего настоящего имени. И мне запретил. Знаешь почему?
Когда сорок лет назад толпа безбожников, прикинувшихся мусульманами, бросилась громить его дом, я вывел хозяина через заднюю калитку. Велел бежать за город пока ворота не закрыли. Сам вернулся. Схватил мешок дорожный, думаю, чего успеть с собой прихватить. Деньги взял только те, что у меня на припасы были. Одежду взял только свою, попроще. Беглецам ведь от шёлковых халатов только лишнее внимание. Думаю, хозяин ведь мой, мудрый человек, у него книг — целая комната до потолка. Нужно хоть одну прихватить. Да вот беда, человек я неучёный, как выбрать самую нужную? Тут меня и осенило. Забегу в спальню и возьму книгу, которую он при себе держал. Уж, наверное, это и будет самая ценная. Забегаю — а там несколько книг лежит. Чтобы не ошибиться схватил самую толстую. Тяжеленная такая, здоровая, еле в мешок втиснул.
В общем, унёс ноги. Догнал хозяина. Первые дни не до мешка было, лишь бы ноги унести. А уж как на корабль попали, похвалился я, что одну книгу всё-таки спас. Обрадовался хозяин, полез в мешок, да как рассмеётся. Воистину, говорит, это знак свыше. У меня в спальне лежали бесценные рукописи по математике и астрономии, редчайший труд по философии, а ты взял сборник сказок. Видит, что я расстроился и утешает — это книга тоже очень дорогая, старинная. Сборник персидских сказок. «Тысяча ночей» называется. Всю жизнь я гнался за высшей мудростью, пытался постичь движение звёзд и глубинную суть вещей, хватался за стремя великих. А сказки считал никчёмной забавой, развлечением от скуки. Попрал мою гордыню всевышний. Послал мне знак. Считал я себя избранным, тянулся за доступным лишь немногим и презирал простецов. Служил знанию, ради знания. Кому и какая польза была от моей учёности? Твоей рукой, Маруф, водили сами ангелы. И стал сказочником на базаре. Даже имя своё сменил. Назвался Бахрамом.
