Юлиан Семёнов - Семнадцать мгновений весны

МЮЛЛЕР. Бросьте, Штирлиц! Идите к себе и пишите все, что считаете нужным, а потом мы с вами обсудим это досадное недоразумение. Когда вы сможете это настрочить?

ШТИРЛИЦ. Коротко — через десять минут, подробнее — завтра.

МЮЛЛЕР. Почему завтра?

ШТИРЛИЦ. Потому что сегодня у меня есть срочные дела, которые я обязан доделать. Да и он раньше не очухается. (Жест на Холтоффа.) Разрешите идти?

МЮЛЛЕР. Да, пожалуйста.

(ХОЛТОФФ в полузабытьи тихо стонет. МЮЛЛЕР освободил его руки от наручников, погладил по щеке и подошел к столику с водой. Осторожно взяв двумя пальцами стакан, он посмотрел его на свет, подумал и вызвал Шольца. Тот немедленно входит.)

Пусть срисуют пальцы с этого стакана. Это не срочно, но надо же с кого-то начать. (Подсаживается к Холтоффу. Ласково.) Что, парень, тошно?

ХОЛТОФФ (с трудом). Я сделал все, как вы приказали, а он меня бутылкой... Я не виноват, честное слово, не виноват...

МЮЛЛЕР. Ладно, ладно. Вы-то тут действительно ни при чем.

Затемнение

ШТИРЛИЦ. Добрый вечер, пастор. Простите, что я так поздно. Вы уже спали?

ПАСТОР. Добрый вечер. Я уже спал, но пусть это вас не тревожит. (Зажигает свет.) Что-нибудь случилось?

ШТИРЛИЦ. Случилось. Возможно, уже этой ночью я переправлю вас в Швейцарию.

ПАСТОР. Я готов.

(ШТИРЛИЦ включает радио. Передается концерт молоденькой певички Эдит Пиаф.)

ШТИРЛИЦ. Франция!.. Какой прекрасный голос!

ПАСТОР. Какое падение нравов! Я не порицаю, нет, просто я слушаю ее и вспоминаю Генделя и Баха. Раньше, видимо, люди искусства были требовательнее к себе...

ШТИРЛИЦ. Как по-разному можно судить об искусстве. Я не сравниваю... но голос действительно хорош...

ПАСТОР. В вас говорит снисходительность.

ШТИРЛИЦ. Во мне говорит любовь к жизни — земной и светлой. Ладно, пастор, эти разговоры мы будем с вами вести после войны. (Помолчав.) Ваша главная задача в Швейцарии меняется, пастор. Контакты с вашими влиятельными друзьями вы используете не для поисков возможностей переговоров о мире, а чтобы предотвратить сепаратный мир с западными союзниками.

ПАСТОР (помолчав, сухо). Вы напрасно затеяли со мной эту недостойную игру. Я согласился вступить на путь действия лишь ради того, чтобы по мере сил и способностей содействовать приостановлению страшного кровопролития... Делайте со мной что угодно, я отказываюсь выполнять ваши поручения.

ШТИРЛИЦ. Спасибо, пастор. Я не сомневался, что вы ответите мне именно так... (П а у з а.) А у вас прохладно. Вы тут не мерзнете?

ПАСТОР. До полного окоченения. Кто теперь не мерзнет?

ШТИРЛИЦ. В бункере у фюрера жарко.

ПАСТОР. Ну, это понятно. Хотя бы вождь должен жить в тепле.

ШТИРЛИЦ. Будет вам, пастор! Взбесившийся маньяк подставил головы своего народа под бомбы, а сам со своей бандой сидит в безопасном месте и смотрит кинокартины.

(ПАСТОР изумлен.)

Поверьте, пастор, интересы, подлинные интересы германского народа мне дороги не меньше, чем вам, хотя вы служитель церкви, а я... коммунист. Да, да, коммунист, не пугайтесь. Я знаю, вы порядочный человек и я не боюсь сказать вам об этом... Так вот, сейчас вы, пастор Шлаг, можете оказать неоценимую услугу своему народу, всему человечеству. Почему вы молчите?

ПАСТОР. Я слушаю вас.

ШТИРЛИЦ. Хорошо. Есть точные данные, что высокопоставленный представитель СС ведет в Швейцарии с западными союзниками переговоры о сепаратном мире. Всем ясно, что война безнадежно проиграна и правящая верхушка рейха заинтересована в том, чтобы по окончании войны в Германии был сохранен нацистский режим со всеми ее основными службами — СС, гестапо и так далее... Если им удастся договориться с англичанами и американцами, вся военная мощь рейха будет переброшена на Восточный фронт. Антигитлеровская коалиция будет разрушена, война с Советским Союзом затянется на неопределенно долгое время и принесет новые бесчисленные жертвы. Здесь вместо Гитлера к власти придет рейхсфюрер Гиммлер. В чьих интересах будет такой мир?

ПАСТОР (тихо). Я аплодирую вам... Только теперь я понял, почему вы так непримиримо критиковали мою теорию пассивного сопротивления... Что я должен делать?

ШТИРЛИЦ. Я дам явку в Берне...

ПАСТОР. Простите, не понимаю.

ШТИРЛИЦ. Ну, одним словом... Одним словом, я помогу вам связаться с людьми, которые окажут вам всяческую поддержку. Не предпринимайте никаких неожиданных шагов, не посоветовавшись с ними.

ПАСТОР. Спасибо. Я, откровенно говоря, немного боялся одиночества в эти трудные дни.

ШТИРЛИЦ. Вот ампула. В ней письмо. Зашифрованное. Сразу же передадите ее человеку, который вам будет помогать. Адрес и пароль я дам вам перед самым переходом границы...

ПАСТОР. Понимаю. Если гестапо узнает, что я уехал...

ШТИРЛИЦ. За них не волнуйтесь, они в надежном месте, в горах, в безопасности. Вот к вам письмо от сестры.

ПАСТОР. О, благодарю за заботы.

ШТИРЛИЦ. Я повторяю еще раз: все может случиться. Все. Если вы проявите малейшую неосторожность, вы не успеете даже понять, как окажетесь снова в подвале Мюллера. Но если это случится — знайте: мое имя, хоть раз вами произнесенное, хоть в бреду или под пыткой, означает мою смерть. Поймите меня верно — это реальность, а ее надо знать и всегда о ней помнить. Пора. Быстро переодевайтесь. Как-никак, вам скоро предстоит изображать лыжника, заблудившегося в горах...

Затемнение

Сводку по радио слушают МЮЛЛЕР и ДОРФ.

ГОЛОС ПО РАДИО. Беспримерный героизм гитлерюгенда и отрядов фольксштурма наводят панический ужас на большевистские части, судорожно цепляющиеся за временно захваченные позиции в районе реки Одер. Мощным контрударом войска группы армий «Север» обратили в бегство крупное соединение большевиков. Захвачено шестьдесят семь танковых и двести семьдесят шесть полевых орудий. Убито более тридцати тысяч солдат и комиссаров. Взято в плен...

(МЮЛЛЕР выключает радио.)

МЮЛЛЕР (выключая радио). Паршиво.

ДОРФ. Да! Ничего утешительного... Но все-таки я верю, твердо верю, она придет, победа, не может не прийти!

МЮЛЛЕР. Это точно, никак не может... Продолжайте.

ДОРФ. Да собственно, у меня все. Просто я полагала... Не будет ли перед сеансом связи с Москвой каких-либо новых указаний?

МЮЛЛЕР. Новых не будет. А как она вообще ведет себя? Настроение?

ДОРФ. Судя по тому, что докладывает охрана, — отличное. Общительна, разговорчива, доброжелательна. Прямо светится вся — точно растворилась в своем маленьком...

МЮЛЛЕР. Мать есть мать... Вы лично проверили, что она закодировала наш текст для Москвы точно, без малейших отклонений?

ДОРФ. Абсолютно точно. Разрешите идти?

МЮЛЛЕР. Минуту. А что, если Москва ответит тем шифром?

ДОРФ. Даже не представляю себе... У дешифровальщиков опускаются руки — код непонятный, говорят, зацепиться не за что.

МЮЛЛЕР. Темно! Тот шифр она вспомнила — пожалуйста, а этот...

(Быстро входит ШОЛЬЦ. На этот раз он чрезвычайно взволнован.)

ШОЛЬЦ. Обер-группенфюрер! Отпечатки пальцев, которые оставил на стакане Штирлиц, совпадают с пальцами на телефонной трубке и... на русском радиопередатчике...

МЮЛЛЕР (после большой паузы, тихо). Хорошая у меня работа! (Опять большая пауза. Медленно.) Дорогой Шольц, если вам не трудно, пожалуйста, пригласите ко мне обер-штурмбанфюрера Холтоффа.

ШОЛЬЦ. Слушаюсь. (Выбегает из кабинета.)

МЮЛЛЕР (по селектору). Рольф!

ГОЛОС РОЛЬФА. Слушаю, обер-группенфюрер.

МЮЛЛЕР (медленно и тихо). Распорядитесь немедленно задержать штандартенфюрера Штирлица. Перекрыть все дороги. В его квартире круглосуточный пост. Брать тихо, без крайней надобности оружие не применять. Операция строго секретная. Все. О ходе операции докладывать лично мне каждый час!

(Вбегает ХОЛТОФФ. На голове повязка.)

ХОЛТОФФ (задыхаясь). Прибыл по вашему приказанию...

МЮЛЛЕР. Садитесь. (После паузы, ласково.) Как ваша голова, Холтофф, еще побаливает?

ХОЛТОФФ. Никак нет, обер-группенфюрер... То есть это не имеет значения...

МЮЛЛЕР. Почему же, голова как раз имеет кое-какое значение. Вы не зря пострадали, Холтофф. Но об этом после. Теперь о деле. Немедленно, понимаете, немедленно, первое — арестуйте пастора Шлага и сразу же доставьте его сюда, ко мне в кабинет, и второе — возьмите сестрицу этого служителя божия вместе с ее щенками и быстренько к нам в подвал. Я лично займусь ими. Через час пастор должен быть у меня как миленький. Идите.

ХОЛТОФФ. Слушаюсь, обер-группенфюрер.

(ХОЛТОФФ быстро уходит.)

МЮЛЛЕР. Что скажете, фрау Дорф?

ДОРФ. Я... я потрясена...

МЮЛЛЕР. Да что вы говорите? (Вынимает из сейфа листок бумаги. Читает вслух.) «...Считаю группенфюрера СС фон Штирлица истинным арийцем, преданным идеалам фюрера и партии...» И ваша подпись! Как быть с этим? (Кладя листок обратно в сейф.) Это вам хороший урок, деточка.