Имоджен Робертсон - Орудья мрака
Вздохнув, анатом заерзал на стуле.
— Это не игра в шарады, мадам. Здесь вы не сможете, отгадав загадку, получить в ответ аплодисменты учтивых зрителей. Вам придется задавать дерзкие вопросы, и, какими бы справедливыми ни оказались причины вашего любопытства, вас вряд ли за него поблагодарят. Множество добропорядочных господ и дам отказались идти по этой дорожке, и, возможно, вам, поразмыслив, стоит последовать их примеру. Как правило, во время работы я сообщаюсь только с мертвецами, потому что они могут рассказать гораздо больше правды, и с ними куда интересней, чем с живыми. Уже много лет я предпочитаю мертвую собаку колоде карт. Вероятно, я помог бы разорить ваше паучье, драконье или воронье гнездо, но поступил бы так с позиций силы, — бесстрастно продолжал Краудер, заставив изумленную Харриет усмехнуться. — Мне нечего терять.
— А что терять мне? Вы имеете в виду мою репутацию? Всем давно известно, что я порой бываю излишне откровенна, но, впрочем, да, я, возможно, еще немного подпорчу свое реноме, занявшись этим делом. Так тому и быть. Я должна делать то, что считаю нужным, чтобы без стыда смотреть в глаза своим домашним. Ваша помощь была бы для меня бесценна. Хотя я не знаю, как попросить вас о ней. Возможно, вам нечего терять, но и выгоду из этого вы едва ли извлечете. Я не обольщаюсь и не считаю, будто вы предлагаете свои услуги лишь потому, что вам приятно мое общество.
— Возможно, именно так и нужно считать. — Брови Харриет поползли вверх. — Нет, мадам, у меня не было ни малейшего намерения флиртовать с вами. Просто несколько раньше вы говорили об опасностях уединенности, которая может привести к искаженным суждениям. — Он с грустью посмотрел вниз, разглядывая узор на ковре под своими туфлями. — Боюсь, я выбрал неверный путь в своей нынешней работе, так что вы не оторвали меня ни от каких важных дел. А из моего труда вы знаете, что порой я не отказываю себе в любопытстве, если дело касается отметин, оставленных убийством. Нынче у меня нет занятия лучше, и я, пожалуй, помогу вам погубить себя.
— Что бы ни побудило вас к этому, я все равно вам признательна.
Дверь открылась, и в комнату вошла служанка.
— Мэм, сквайр прибыл.
— Очень хорошо, Дидона.
Влетев в салон, сквайр с такой явной радостью заулыбался Харриет, что мощь его восторга, казалось, отбросила в сторону изящную фигуру Краудера.
Сквайр Бриджес оказался хорошо сложенным мужчиной, лет на десять старше Краудера, и его невозможно было принять ни за кого иного, только за старорежимного английского джентльмена из провинции. Он был обладателем красноватого лица и талии солидного объема, что говорило о нем, как о человеке, который с удовольствием предается неистовым празднествам и шумным обедам. Его персона и правда казалась слишком солидной и массивной для спокойной атмосферы, царившей в салоне, так что создавалось впечатление, будто она напирает на стены и раздвигает мебель, пытаясь внести в помещение как можно больше доброжелательности. Глядя на Бриджеса, Краудер немедленно ощутил усталость.
Протянув руки, сквайр бросился к ним.
— Дорогая госпожа Уэстерман, как я счастлив вас видеть! Вы настоящее украшение нынешнего утра! И, как всегда, пышете здоровьем! Я должен хорошенько разглядеть вас, моя дорогая. Ибо вы знаете: госпожа Бриджес не даст мне покоя, пока не получит все подробности вашей наружности и не выпытает все новости! А мисс Рейчел в этом месяце стала в три раза красивей, чем в прошлом, мы только что обменялись приветствиями в передней. Мы недостаточно часто видимся, дорогая моя. Это мое ощущение, равно как и ощущение моей супруги, которая также говорит мне об этом!
Рассмеявшись, Харриет шагнула вперед и с невероятной приветливостью пожала руку сквайра.
— Как видите, я прекрасно себя чувствую, сэр. Можете доложить, что у нас все благополучно. Стивен здоров, малышка окрепла, а в последних весточках от коммодора Уэстермана говорится о благоприятных ветрах и исправных помощниках. Иными словами, он хорошо отзывается о тех, кто служит под его началом.
Сквайр слегка напрягся.
— Возможно, он питает некие сомнения относительно Роднея?[5] — Харриет ничего не ответила. — Что ж, поглядим, поглядим.
Затем Бриджес бросил вопросительный взгляд в сторону Краудера, который, словно опасаясь, что сквайр его съест, забрался в самый темный угол достаточно хорошо освещенного салона.
— Сквайр, это господин Краудер, прошлым летом он поселился в доме Лараби. Господин Краудер, это наш местный судья и хороший друг всем нам, сквайр Бриджес.
Мужчины поклонились друг другу, и лицо сквайра еще больше просветлело в предвкушении нового знакомства.
— Большая честь для меня, сэр. Я слышал о вас как об ученом муже и рад познакомиться с вами. Действительно очень рад. — Некоторое время Бриджес внимательно вглядывался в лицо анатома. Затем снова обернулся к хозяйке дома, и его физиономия тут же приобрела серьезное и озабоченное выражение. — А теперь, госпожа Уэстерман, расскажите мне об этом печальном деле. Я знаю лишь, что нынче утром в вашем лесу обнаружили покойника.
Харриет поделилась с Бриджесом всем тем, что им было известно об обстоятельствах смерти погибшего, а также поведала о твердом убеждении Хью, что покойник — не его брат. По мере рассказа госпожи Уэстерман лицо сквайра становилось все мрачнее, и в конце концов он, не сумев удержаться, тихонько вскрикнул:
— О, как это печально! Как ужасно!
Когда Харриет закончила свой рассказ, сквайр некоторое время хранил молчание. А затем произнес:
— Я не найдусь, что сказать, госпожа Уэстерман. Разумеется, мы можем поспрашивать в соседних городках, не видел ли кто в последние два вечера странника и не случалось ли что-нибудь, способное вызвать справедливые подозрения. Боюсь, мне никогда не доводилось сталкиваться ни с чем подобным. Дорогая моя, мы старые друзья, а потому я, ничуть не стесняясь, могу признаться: все это меня страшно смущает. Однако навести справки, конечно же, необходимо. Кольцо — сбивающее с толку обстоятельство, оно только осложняет дело, существенно осложняет. А знает ли семья Александра о том, где он обретался последние десять лет?
— Я ни о чем таком не слышала.
— Ходили какие-то слухи, — припомнил сквайр, — в основном они вертелись вокруг Лондона. Я никогда не слышал, чтобы это обсуждалось в замке. Что же, мы пошлем за коронером и его присяжными. Могу ли я попросить, чтобы один из ваших людей показал мне это место; разумеется, я должен взглянуть на тело и черкануть записку-другую. Действительно, очень печальное дело. — Бриджес обернулся к анатому. — А вы, сэр, не желаете ли должным образом осмотреть труп? Мы будем вам очень благодарны.
Краудер поклонился.
Сквайр расплылся в улыбке.
— Разумеется. Разумеется. Прелестно, любезный.
— А что за человек коронер? — поинтересовалась Харриет.
Сквайр заговорил, обращаясь непонятно к кому: то ли к двум своим собеседникам, то ли к камину, да еще начал рассеянно почесывать голову за париком.
— О, это жалкий человечишка откуда-то из-под Грассертона. Он принял обязанности коронера, чтобы добавить блеска своей адвокатской практике. Я полагаю, он проведет судебное заседание завтра после полудня в «Медведе и короне». Я вынужден попросить вашего участия, моя дорогая. И, вне всякого сомнения, один из присяжных заседателей подробно изложит все это для лондонских газет. Нынче они всегда это делают. Весьма сожалею.
Харриет положила ладонь на рукав сквайра.
— Это не имеет значения, сэр. Не отобедаете ли с нами, после того как мы закончим осмотр тела? — Если госпожа Уэстерман и заметила вспышку в глазах Бриджеса, возмущенного тем, что она собирается осматривать мертвеца вместе с Краудером, то вида не подала. — Полагаю, госпожа Хэткот ожидает нас к столу в четыре. Конечно же, если госпожа Бриджес сможет обойтись без вас.
Сквайр снова просиял.
— А как же! Если я раздобуду для нее достаточно подробностей о вас и ваших делах, она с радостью отпустит меня на большую часть вечера! Я тем временем отправлюсь к коронеру и устрою так, чтобы он созвал присяжных.
Харриет коснулась колокольчика, и в дверях появилась Дидона, которая должна была проводить гостя.
Сквайр повернулся к анатому.
— Ваш покорный слуга, сэр, — проговорил он и, поклонившись, вышел из комнаты.
I.6
Пока сквайр занимался сбором малочисленных отправителей правосудия — самого себя, коронера и констебля, выбранного местными прихожанами по той причине, что от него ожидали меньше всего неприятностей, Харриет и Краудер, выйдя из дома, отправились осматривать тело. Спутники свернули к скоплению надворных строений, и, когда они миновали нынешние роскошные конюшни, Харриет повела гостя к более скромной постройке в углу двора, где в прежние времена обитали лошади Кейвли-Парка. Она оказалась большой и просторной; по северной и южной стороне шли перегородки, разделявшие каждую стену на три пустых стойла, а на восточной имелось большое неостекленное окно с распахнутыми ставнями. Необработанные балки таинственно устремлялись к сумрачному склону крыши, а каменные плиты под ногами спутников были украшены узорами, нарисованными ярким солнечным светом, который проникал в окно и дверь. В воздухе плавали соринки и обрывки соломы. Разрозненные части упряжи по-прежнему висели на огромных железных гвоздях, вбитых в перегородки между стойлами; здесь пахло лавандой и старой кожей. В пространстве между стойлами, которое раскинулось прямо перед ними, располагался длинный стол; он, как догадался Краудер, обычно использовался дворовыми людьми во время различных торжеств и праздников сбора урожая. Сейчас на него уложили тело, скромно обернутое в белое льняное полотно. Оно походило на жертву, подготовленную для какого-нибудь обряда. На скамье, помещавшейся под окном, лежали тряпицы и стояла широкая лохань, чуть поодаль виднелся кувшин.
