Крейг Смит - Кровавое копье
Странно было осознавать, что он — враг рейха. Просто абсурдно. Он вспоминал шахтеров, убитых по приказу Бахмана. А ведь он и не задумывался о том, почему у них были такие потухшие, мертвые глаза, когда они в тягостном молчании ужинали. Он приписывал это их усталости. Позже он увидел такой же взгляд у узников Бухенвальда — взгляд обреченных. Порой, глядя в зеркало, он видел нечто подобное и в своих глазах. В лагерях никто не выживал. А он каждый день ходил на работу, все еще номинально числясь сотрудником гражданского аппарата ведомства Гиммлера, и гадал, в какой день и час его арестуют и отправят в лагерь!
Временами он смеялся над абсурдностью сложившегося положения. В это невозможно было поверить! Иногда от страха у него внутри все переворачивалось, ему казалось, что за ним вот-вот придут и лучше бы ему покончить с собой. Бюрократические процедуры неизбежно тянулись долго, но действовали нацисты скрупулезно. В какой-то момент они поймут, что приняли в свои ряды еврея! Он видел, как на него посматривают, и догадывался, что слухи о расследовании просочились наружу. Кто-то об этом позаботился. Он замечал, как все умолкают, увидев его. Бахман как-то раз зашел к нему в кабинет и сообщил, что Эльзе нездоровится, поэтому обедать вместе они на этой неделе не будут. Дитер сразу ушел. На следующей неделе простудилась Сара.
Однажды он зашел к ним без приглашения, зная, что Бахман в отъезде. Горничная сказала ему, что фрау Бахман занята и принять его не может. Не угодно ли передать ей записку? Он думал, что Эльза согласится увидеться с ним. Но она отказалась встретиться, и он понял, что положение его безнадежно.
Впрочем, действовать он решил не из-за этого. Идея появилась как бы сама собой, когда однажды он просматривал обычные отчеты, каждый день ложившиеся на его рабочий стол. Это было сообщение о работах в Берхтесгадене. «Орлиное гнездо» — чудесное маленькое поместье в баварском стиле высоко в горах. Работы по обустройству планировали завершить весной, и «Орлиное гнездо» должно было стать подарком фюреру к его пятидесятилетию двадцатого апреля.
Берхтесгаден охранялся отрядами СС.
В первую неделю после того, как эта мысль возникла из хаоса страхов, овладевших им, Ран сумел отбросить ее. Каждое утро он приходил в свой кабинет. Работал допоздна, склонившись над книгами. Ел и пил в одиночестве, ночью, с любопытством беглеца поглядывая на дверь и гадая, явятся за ним сегодня или все же еще несколько ночей у него в запасе есть. Когда он шел по улице, старые друзья делали вид, будто не замечают его. Если он звонил дальним знакомым, то и у них всегда находились какие-то причины, не позволявшие встретиться.
Секретарши отводили глаза или спешили по делам, когда он появлялся.
— Я призрак, — прошептал он как-то вечером, глядя на свое отражение в зеркале, и, произнеся эти слова, осознал, что надо что-то делать.
Он должен был хотя бы попытаться вырваться. И тогда ему пришла в голову идея — на этот раз нечто большее, чем просто фантазия. Бежать — нет, это не выход. Такое решение — не для рыцаря Кровавого копья.
28 февраля 1939 года
В последний день месяца Ран передал конверт одному из помощников Гиммлера.
— Пожалуйста, позаботьтесь, чтобы это письмо было передано рейхсфюреру не позднее завтрашнего утра.
— Что это? — спросил офицер подозрительно, и Отто стало не по себе.
— Мое прошение об отставке.
Офицер побледнел.
— Вы давали клятву!
— Если рейхсфюреру будет угодно, я готов истолковать причины моего решения лично ему. А пока, будьте так любезны, передайте мое письмо.
Ран не был уверен, дадут ли ему покинуть здание, но он твердо знал, что должен уйти в отставку. Если все провалится и гестапо арестует его до того, как он сумеет что-то предпринять, он, по крайней мере, уже объявил, что больше не является рыцарем ордена «Мертвая голова». Пока его нераспечатанное письмо лежало на столе у Гиммлера. Отто подошел к автостоянке и взял служебную машину. При нем была бумага с почти безукоризненно подделанной подписью рейхсфюрера, и Ран беспрепятственно выехал из Берлина, всю дорогу едва дыша.
Ближе к вечеру Ран предъявил другой документ за подписью Гиммлера часовому в форме СС на въезде в Вевельсбург. Унтершарфюрер стал звонить кому-то по телефону. Ждать на этот раз пришлось дольше, чем тогда, когда он приезжал сюда с Бахманом. Каждый кивок часового, каждый его ответ невидимому собеседнику рисовал страшные картины в разыгравшемся воображении Отто. Впрочем, часовой его пропустил.
— Можете поставить машину за воротами, доктор Ран!
Отто рассчитывал на то, что должно пройти несколько дней, прежде чем его рапорт об отставке пройдет по бюрократической цепочке. Сегодня — по крайней мере, за пределами Берлина — доктор Ран все еще оставался важной персоной.
Переданную ему Раном реликвию Гиммлер хранил в особой комнате неподалеку от офицерских апартаментов на верхнем этаже башни. Шарфюрер подвел Отто к двери и даже отпер ее. Затем подождал, пока Ран вынесет ларец.
На Антиохийское копье рейхсфюрер отреагировал без бурных восторгов, поскольку по большому счету он был человеком, почти начисто лишенным воображения. Не сказать, конечно, чтобы оно совсем не интересовало Гиммлера. Он обожал оккультные ритуалы, тайные общества и вообще все, в чем содержался хотя бы намек на магический талисман. Он верил в привидения и в могущество предметов, которых коснулась десница судьбы. И пусть Гиммлер мог сказать фюреру, что копье святого Маврикия — именно то, которым был пронзен Христос, в душе он верил Отто, верил, что именно он, Генрих Гиммлер, владеет Истинным копьем — а вместе с ним и судьбой мира. А пока рейхсфюрер, будучи еще сравнительно молодым человеком, хранил свой сакральный талисман в собственном тайном замке.
Ран знал, что ничто не нанесет Гиммлеру большего удара — в особенности потому, что реликвию похитил еврей.
Эльза велела прислуге не принимать доктора Рана. Когда он все же вошел, горничная беспомощно засеменила за ним. Эльза велела ей подняться наверх.
— Прикажете позвонить в полицию, госпожа?
— Нет, — ответила Эльза со спокойствием, которого не было и в помине. — Я сама разберусь.
Оставшись одни, они сели на кушетку в гостиной. Эльза заговорила первой:
— Отто, мы не можем больше видеться с тобой. Прости, но Дитер настаивает на том, чтобы мы держали дистанцию — по крайней мере до тех пор, пока с тобой все не выяснится.
— Я пришел не поэтому, — сказал Ран. — Я хочу знать: Сара — наша дочь?
Вопрос для Эльзы оказался явно неожиданным, но она ответила откровенно:
— Я была уверена, что ответ тебе уже известен.
— А Дитер знает?
— Между нами ничего нет уже несколько лет. Вряд ли он может считать, что Сара — его ребенок.
— Но он станет защищать ее, если ей будет грозить беда?
— Защищать? Ты считаешь, что она в опасности?
— Если кто-то выяснит, что она моя дочь, да.
— Никто никогда не узнает об этом. Дитер очень постарался, чтобы сохранить нашу тайну. Это в его интересах, как ты, наверное, догадываешься.
— Не понимаю.
— Ты разве не замечал его склонности к молодым людям?
Ран удивился. Он всегда… нет, он кое-что замечал, но ему не хотелось верить, что Бахман…
— Наверное, я понимал, но…
— Мы с Сарой уберегаем его от скандала, но при этом он нас обеих искренне любит. Сара для него — все на свете, и он прекрасно к ней относится. Он очень добрый человек, Отто.
Ран поднял с пола рюкзак и положил его рядом с Эльзой.
— Если ты покажешь это Дитеру, — сказал он, — он отнимет его и у тебя не будет ничего, что сможет помочь тебе и Саре, если за вами придут.
— Я не понимаю. С какой стати кому-то…
— Спрячь это от него до тех пор, пока оно не понадобится, и я думаю, он может этим воспользоваться, чтобы спасти вас.
— Отто, никто нас никуда не собирается забирать! Нашей тайне ничто не грозит!
— Больше нет безопасных тайн. Достаточно, чтобы служанка просмотрела твои письма или какой-нибудь бюрократ проверил твое происхождение…
— Ты считаешь меня еврейкой?
— Я специалист по генеалогическим исследованиям, Эльза.
— Значит, ты знаешь?
— Не медли, — сказал он. — Посмотри. Это может спасти тебе жизнь.
Эльза с интересом взглянула на рюкзак.
— Что там?
— Открой.
Эльза вытащила из рюкзака потертую золоченую шкатулку и положила на колени.
— Загляни внутрь.
Открыв крышку, Эльза увидела кусок ржавого железа, лежащий на полуистлевшей льняной тряпице. Она недоуменно посмотрела на Рана. По всей видимости, Бахман ей ничего не рассказал.
— Что за тайны, Отто?
— Пообещай мне, что ты спрячешь это там, где никто его не сможет найти.
