Ловушка для стервятника - Евгений Евгеньевич Сухов
– Мы разберемся, обещаю вам, – хмуро произнес Виталий Щелкунов.
Глава 39
Трудный разговор
26 августа, именины
На именины, которые Ксения Васильевна Богаткина, теща Василия Хрипунова, отмечала 26 августа, в этот раз были приглашены только ближайшие родственники, а также Петешев с супругой и Барабаев.
На столе были расставлены разносолы: помидоры в соусе, консервированные огурцы; соленые грузди; запеканка с фаршем; на сковороде омлет с обжаренной корейкой; на отдельных тарелках лежало нарезанное копченое мясо.
Сначала опробовали наваристый борщ с огромным куском говядины. Выпили. Закусили. Дожидались второго – картофельного пюре с котлетами, получавшимися у тещи невероятно вкусными.
Василий по обыкновению пил много, но почти не пьянел. Иван Дворников, напротив, после первого же стакана заметно приуныл, как-то рассеянно и не к месту улыбался и без конца лез к зятю с разговорами.
– Зятек ты мой разлюбезный, – приобнял он Хрипунова за плечи, – Васенька, вот смотрю я на тебя и на дочку свою приемную, Надежду, и счастью вашему радуюсь. Любите вы друг друга! Это славно! Хоть я и не родной ей отец, но для меня ведь Надюшка что кровь родная. Когда я на Ксении женился, так она вот такой малюсенькой была, – для пущей убедительности он растопырил ладонь и, едва не касаясь пальцами половиц, показал предполагаемый рост. – А поднимать ее как тяжело было! Все дорого, просто так ничего не купишь, а теперь посмотри, какая красавица удалась! Мужики завидуют тебе!
Василий Хрипунов едва заметно улыбался. Слушал молча. «Пусть поет, старый хрыч! Хвост-то как распушил, словно павлин! Марку перед зятем держать пытается».
Иван Дворников между тем продолжал:
– Я ведь тебя тоже очень люблю. Дорог ты мне, как сын! – скосил он глаза на жену, расставлявшую на столе блюда с отварным мясом. – Вот жена моя все хлопочет – мяса с рынка принесла – и довольна! А нам ведь трудно приходится. Денег нам не хватает…
– Что значит не хватает? Всем хватает, а моей теще, стало быть, не хватает? Я ведь никого не обижаю. Денег много даю! У меня каждый при деле: кто на рынке барахло продает, кто по магазинам товар сдает, и каждый свою долю получает. Вот я тебе вчера целую кучу пластинок дал вместе с твоей любимой «Кукарачей», – хмыкнул Большак. – Ты думаешь, что они с неба, что ли, упали? Они ведь тоже денег стоят. А облигации неделю назад на две тысячи рублей тебе передал… Забыл, что ли? А вот швейная машинка стоит, – кивнул в угол Василий, – откуда она у Ксении взялась? Я ей принес. «Зингер»! Трофейная! Еще не у каждого такая имеется. А ковер, что ты сейчас ногами топчешь… Откуда он появился? И опять ваш затек о своих родственниках позаботился, чтобы им тепло было. А ты мне тут говоришь, что денег вам не хватает! А кроме вас у меня еще двадцать человек. И тоже все при деле. Если бы не они, так и этих вещичек бы не было. Кто-то должен за хатой проследить, кто-то должен помочь вещички до дома донести, кто-то должен на базаре постоять со всем этим барахлом… А чиграши, что на шухере стоят? В падлу их обижать! Вот ты хлещешь сейчас водку, а почему не спросишь, на чьи деньги она куплена?
– Не о том ты говоришь, Васечка, благодарствую я тебе за все твое добро, что ты нам делаешь.
– А о чем тогда базар? – Подцепив вилкой кусок мяса, Хрипунов с аппетитом стал жевать.
– Не по себе мне что-то… Помнишь, дом профессора подожгли?
– И что с того?
– Поначалу все как будто бы ладно пошло, а потом мы вдруг чуть сами не спалились! Мешки, что мы под крыльцом оставили, ребятишки отыскали! Говорил же я тебе, что на следующий день забрать их нужно, так не послушали меня!.. А потом Петьку чуть мусора не угробили! У отца за алтарем несколько дней отлеживался. Ладно справку удалось по болезни выправить. А если бы не получилось? Ведь пулевое ранение схлопотал, а его каждый врач может определить… Вот если бы взяли его тогда, нам всем хана была бы! А неделю назад вы на мента натолкнулись, и его пришлось уложить. А эта кассирша, что у завода грохнули?.. Опять же Петра взяли! Что-то мусора почувствовали… А Иванычева эта…
– Не так все скверно, Иван. Кассиршу Иванычеву завалили, а муженька ее закрыли. Разбираются, – напомнил Большак. – А если повезет, так совсем у хозяина оставят.
– Повезло и на этот раз! Но как-то все рядом с нами снаряды разрываются, боюсь, как бы в нас не попало!
– К чему ты все это поешь, Иван? – подлил Хрипунов водки в стакан Дворникову.
Иван костистой пятерней вцепился в граненый стакан и выпил содержимое одним махом, смачно крякнув, а потом, наклонившись к самому уху Хрипунова, хмуро продолжил:
– Нутром я чую, что мусора совсем близко топчутся, вот так и кружат над нами, как воронье поганое! Вот, кажется, протяни они руку – и всех нас переловят! – Изрядно охмелевший Дворников не заметил, как насторожился при этих словах сидящий рядом с ним Петешев, как с лица Барабаева сползла пьяная и виноватая улыбка. Непроницаемым оставался лишь Хрипунов, по-прежнему внимательно слушавший тестя. Дворников обнял зятя за плечи, впился в него взглядом одурманенных глаз и, чуть растягивая слова, продолжил: – Давеча какие-то в штатском на базаре все вынюхивали, к вещам нашим, выставленным на продажу, присматривались. Я их сразу заметил, неподалеку совсем стоял. Они все руками вещички лапали, во все стороны их вертели да смотрели, но так и ушли, ничего не купив! Супругу мою тогда до смерти перепугали. Может, кровь выискивали на ткани или еще чего-то? Говорил я вам, что не нужно награбленное барахлишко на рынке продавать, ненароком кто признать сможет свои вещички! А вы все за свое: «Да кто признает? Они все на том свете!»
– Может, это блатные были? – предположил Хрипунов. – Товар-то хорош, как раз для блатных. А деньги у них имеются.
– На урок не похожи, – возразил Дворников. – Вели себя штатские культурно, но у вещей все время терлись! Благоверная моя не растерялась, взяла корзинку с барахлом – и домой! Вещички при ней профессорские были, а они приметные, богатые! Такие невозможно не заметить. Сестра этого профессора любила одеваться, носила все самое лучшее, все самое дорогое! Кто знает, может быть, именно эти вещички они искали?
Василий подцепил вилкой с тарелки большой постный кусок ветчины и съел. После