Филипп Ванденберг - Свиток фараона
— Снаружи бушует хамсин, — добавил Омар, как бы в оправдание своего появления здесь.
— Хамсин. — Монах понимающе кивнул и тут же добавил: — Мы не обращаем внимания на капризы природы. Нет ничего изменчивее, чем ветер и погода. Что есть песчаная буря по сравнению с вечностью? Не больше, чем искра в пламени вечного костра. Но как ты попал сюда?
Оказалось, что Омар совершенно не был готов к этому вопросу. Он ответил, но тут же пожалел, что произнес эти слова. Понимая, что уже слишком поздно, он пояснил:
— Я археолог, шел через эту местность, мне нужно было в Рашид.
— В Рашид? — Монах забеспокоился и вдруг хлопнул в ладоши. Он обернулся к зевакам, которые окружили его, и крикнул:
— Во имя господа Иисуса Христа, живо по кельям!
Безумцы медленно разбрелись по камерам, кто-то ворчал и жаловался, кто-то плакал. Монах поспешил закрыть решетки темных карцеров, в которых не было ничего, кроме нар, укрытых тростником.
— Редко к нам заходят заплутавшие чужаки, — объяснил монах в сутане после того, как запер все клетки, — по правде сказать, с тех пор как я здесь живу, а мой возраст намного превышает жизнь обычного египтянина, не приходил еще никто. По крайней мере, в эти помещения. Одного иностранца мы когда-то спасли, он умирал от жажды. Лежал в двух милях отсюда, в пустыне. Мы нашли его полуживого во время охоты на змей.
— Охоты на змей?
— Мы охотимся на змей, чтобы прокормить себя. Ловим больше, чем можем съесть. Дважды в год, на Богоявление и праздник святого Андрея, который покровительствует нашему монастырю, получаем от патриарха Александрийского зерно, по мешку на душу, и то слишком много для одного брата, который видит смысл жизни в посте. Пойдем и увидишь!
Он провел Омара в торец комнаты. Там они прошли под низким сводом и, преодолев несколько ступеней, попали в подвал, в который через отдушину попадал свет. Здесь были высечены каменные корыта для припасов, а посередине виднелся выложенный камнями круглый очаг: в этом помещении отчетливо угадывалась кухня. Один из углов был завешен льняным полотном со странными гирляндами. Подойдя поближе, Омар узнал в них вывешенные сушиться змеиные тушки.
Но еще больше его удивило другое зрелище. Когда монах снял деревянную крышку с одного каменного корыта, приглашая незнакомца заглянуть в него, Омар отпрянул: там извивались десятки змей толщиной в руку. Они пытались проглотить друг друга.
Миновав коридор с кельями, монах в сутане взял Омара за руку и повел через другой проход по изогнутой лестнице на верхний этаж. Это помещение больше походило на церковь: точеные колонны и небольшие хоры, которые, очевидно, были направлены в сторону востока. Скамейки для коленопреклонений были тщательно выстроены ровными рядами. По их количеству можно было судить, что в монастыре живет больше монахов, чем вначале казалось Омару, или когда-то монастырь знавал лучшие времена.
Справа от входа, в деревянном закроме, лежали сотни черепов. На каждом нарисован косой крест, на лбу — дата смерти, под ними, в ящиках, свалены кости. По левую сторону — полки из темного, грубо оструганного дерева со старинными книгами. Кое-какие фолианты лежали раскрытыми на крестообразных подставках. Некоторые тома были просто громадны — сантиметров девяносто в поперечнике, и украшены изысканными рисунками, которые еще никогда не видели солнечного света.
— Вот, — произнес черный монах, и его мрачное лицо, казалось, посветлело, — здесь описана вся житейская мудрость, известная нашим предкам… Мудрость Востока и Запада, запечатленная в буквах и цифрах на все времена.
Завороженный словами монаха, Омар подошел к раскрытому фолианту, чтобы полистать его, но монах преградил ему путь.
— Стой, незнакомец. Остерегайся касаться страниц, это опасно!
— Опасно? О чем ты говоришь?
Тут монах размашисто перекрестился и отвел Омара в сторону. Он говорил тихо, почти шепотом:
— Конечно, ты был удивлен поведением моих братьев. Они все умнее меня, но страдают от странной болезни. Ее называют болезнью мумии, потому что она одолевает ученых, которые дотрагиваются до мумий. Ее называют также коптской болезнью, потому что она поражает монахов, изучающих книги и манускрипты. Любой из моих братьев прочитал сотни таких книг, и каждый носит знание наших предков в себе. Они знают намного больше, чем нынешнее поколение. Но, кажется, Господь придумал естественную защиту от всеведения. Каждого, кто хочет приблизиться к совершенству познания, постигнет заразная болезнь.
— А как же ты, — взволнованно спросил Омар, — кто ты такой, что ты сделал, чтобы тебя пощадила эта болезнь?
— Я — Менас, самый ничтожный из всех братьев, я знаю не больше, чем умственно неполноценный, каких учат в медресе и университетах.
— И ты никогда не читал ни одной из этих книг?
Менас покачал головой.
— Никогда. Я просил рассказывать мне, но что такое пересказ по сравнению с настоящим знанием! Вот уже сотни лет, с тех пор как известна эта болезнь, существует традиция: тому, кого Господь обделил даром познать мудрость, запрещено читать эти книги. У него есть другая задача — он должен следить за теми, кого время от времени постигают приступы слабоумия.
— Самочувствие этих мужчин меняется?
— Непрерывно. Ты видел их в состоянии восторга, когда они ведут себя, как дети. За ними нужно все время наблюдать, чтобы они не навредили друг другу. Потом следует фаза просветления, тогда они изучают книги и обретают глубочайшие познания.
— И как часто происходят такие перемены?
— Иногда через полдня, а иногда через трое суток. Одна фаза длилась даже около двух недель. Мы никогда не знаем, что нас ожидает, и, наверное, так лучше. Если бы осложнения от коптской болезни отслеживались по часам, тогда с этим недугом можно было бы справиться и овладеть всеми знаниями. Но Господь оградил нас от этого. И каждый живет с сознанием того, что в следующий момент его разум затуманится.
Сказав это, Менас стал на молельную скамейку, и из-под черной сутаны показались черные плетеные сандалии с крестом в круге. Это незначительное происшествие напомнило Омару о цели его пребывания здесь, и он подумал, не спросить ли о профессоре Хартфилде напрямую. Но что будет, если Менас ответит, что никогда не слышал этого имени, и начнет настойчиво утверждать, что последний чужак приходил в этот монастырь давным-давно? Поэтому Омар решил сначала выиграть время, чтобы хорошенько подумать, как обратить в свою пользу сложившуюся ситуацию.
Рашид был в одном дневном переходе отсюда, а значит, вполне возможно допустить, что профессор и монахи когда-то встречались. Но о том, что могло произойти между ними, Омар даже не представлял.
— И вы никогда не покидаете этот монастырь? — поинтересовался Омар.
— Нет, почему же, — ответил Менас, — мы не отшельники. Дорога к познанию не обходит мир стороной, она просто не ориентируется на обыденность. Потому что обыденность — враг всего метафизического. Люди в большинстве своем ведомы не головами, а животами. Полные животы всегда делают из людей миролюбивых созданий. Они не совершают революций. Сытые не думают. Они отрешаются от жизни, если ты понимаешь, о чем я говорю.
Омар кивнул, хотя и не понимал, к чему клонит монах. После небольшой паузы он вежливо спросил, нельзя ли ему переночевать здесь, может быть, утром стихнет хамсин.
Менас ответил, что Омар может остаться, если условия его устроят. Сначала он провел Омара обратно в коридор, где находились кельи, потом вниз по лестнице на другой этаж, где были такие же кельи, словно готовые к визиту неожиданных гостей. В отличие от келий, в которых жили монахи, здесь стояла грубая деревянная мебель: койка, стол, стул и ящичек с кувшином из обожженной глины для воды. Омар жадно напился, а Менас зажег в углу масляную лампадку и пожелал спокойной ночи во славу Господа.
Омар водой промыл рану, потом улегся на твердую койку и стал обдумывать, как вести себя дальше. Он не знал, чего ожидать от Менаса и его сумасшедших братьев. Могли ли они удерживать здесь против его воли такого человека, как Хартфилд? На некоторое время Омар задремал, но потом поднялся, взял круглую лампадку и, повинуясь непонятному влечению, пустился исследовать загадочный монастырь.
Стояла тишина, больше не было слышно пения, лишь из отдушин то тут, то там доносились странные шорохи. Чтобы не заблудиться в скальном лабиринте, Омар взял с собой охапку тростника с подстилки на своих нарах и им отмечал пройденный путь.
Помещения, которые встречались у него на пути, были в основном пусты, пол чисто выметен, словно здесь ожидали новых жителей.
В одной незапертой комнате лежало оружие: винтовки, револьверы, пистолеты и два ящика со взрывчаткой. Но Омара больше всего в этом монастыре интересовала запретная библиотека. Он никогда не слышал о коптской болезни. Может быть, монах просто хотел нагнать на него страху, чтобы незнакомец не отважился прочитать древние фолианты?
