Энн Перри - Душитель из Пентекост-элли
– Выуживаешь информацию? – добродушно спросил он.
– Выуживаю, – быстро откликнулась она. – А ты разве нет?
– Ну, как сказать… понемногу. Но я не знаю, кто этот тип, который так ненавидит старого Фитцджеймса, что ради мести готов опуститься до его уровня. Впрочем, я постараюсь кое-что разузнать ради Томаса.
– Спасибо, милый. – Миссис Рэдли облегченно вздохнула. – Он действительно такой ужасный человек?
– Огастес? Да, я уверен. Все, что я о нем знаю, говорит о том, что он не просто беспричинно жесток, он к тому же равнодушен. У него обостренное чувство престижа, семьи, если хочешь знать, своей, так сказать, династии. Довольно странно для по сути безродного человека. А возможно, в этом как раз главная причина. За деньги Фитцджеймс купил все, чем сейчас владеет, и он убежден, что может и дальше покупать все, что пожелает. Страшно то, что в большинстве случаев ему это удается.
– Ты намерен разузнать, кто его заклятые враги?
– Разумеется. Неужели ты думаешь, что меня меньше твоего беспокоит положение, в котором оказался Томас? Надо подготовиться к запросам в парламенте. Атака будет нешуточной. – Глаза политика посерьезнели, и теперь в них сквозило беспокойство.
– Но все должно обойтись, не так ли? Как ты считаешь? – Эмили не на шутку встревожилась, думая уже не о Таллуле и Финли Фитцджеймсах, а о Шарлотте и о самом Джеке, если станет ясно, на чьей он стороне. Она не решилась спросить мужа, как далеко он готов зайти, защищая Томаса, но по его лицу поняла, что он от своего не отступится. А границ может и не быть. Джек, если потребуется, может поставить под угрозу и свою карьеру со всеми ее перспективами, однако Питта не предаст.
Прежде чем Рэдли ответил, его жена уже улыбалась, счастливая и растроганная. В глазах у нее стояли слезы.
Джек, взяв ее руку, повернул ее ладонью вверх и нежно поцеловал.
– Не знаю, дорогая, – честно признался он и сжал ее пальцы.
Вид у Корнуоллиса был утомленный. Пригласив Питта сесть, он сам, слишком взволнованный, заходил по кабинету, то и дело останавливаясь. Помощник комиссара ни слова не сказал своему подчиненному о том, что движение за реабилитацию Костигана ширится, но они оба и так прекрасно это знали. Не упомянул Джон и о нескольких запросах в палате общин, где Томаса обвинили не только в том, что из-за него на британское правосудие пало пятно позора, но и что сам он порочит органы внутренних дел.
– Вы что-нибудь узнали? – тихо спросил Корнуоллис. В его голосе не было ни гнева, ни упрека. В минуты кризиса этот человек умел собираться. Его лояльность наилучшим образом проверялась в особо критических ситуациях.
– Ничего существенного, – честно признался Питт. – Снова беседовал с Тирлстоуном и Хеллиуэллом, но они оба не помнят ни одной серьезной ссоры или размолвки, хотя их неприязнь к Фитцджеймсу весьма заметна. Они расстались отнюдь не друзьями, но причина мне неизвестна. В сущности, – добавил он, – я не думаю, что это так уж существенно.
– А как с Джонсом? – продолжил Корнуоллис. – Вы о нем даже не упомянули. – Лицо шефа Томаса опять стало напряженным, и было ясно, насколько ему неприятно то, что он намерен сейчас сказать. – Я знаю, что он священник и выполняет благородную миссию в Уайтчепеле, однако это не означает, что у него не может быть личной неприязни и даже ненависти к такому человеку, как Фитцджеймс. Ведь нам неизвестно, какие старые грехи и обиды остались непрощенными в их прошлой жизни. – Он с силой сунул руки в карманы, оттопырив их. – Человек слаб и беззащитен перед испытаниями голодом или одиночеством. Нам известно, как в конце концов они могут сломить даже сильную личность. Джонс избрал путь самоотречения, а он еще так молод… Случается, что мы часто требуем от себя слишком многого и вдруг обнаруживаем, что наши слабости сильнее нас и бороться с ними нам не под силу.
Суперинтендант прислушивался к ноткам тревоги и волнения в голосе начальника. Неужели он говорит все это только о Яго Джонсе? Или он сам испытал одиночество, служа долгие годы на флоте, в той изоляции, на которую неизбежно обречен командир корабля? Джон знал, что такое ответственность за каждого члена команды и отсутствие общения с равными себе в течение долгих месяцев…
– Это мне известно, – тихо ответил Питт. – Дай бог, чтобы это был не Джонс, и сам я убежден в этом. Но все возможно. Я повидаюсь с ним. А затем вернусь к самому началу – к обстоятельствам смерти Норы Гаф. Я хочу узнать о ней побольше.
– Что-нибудь связывает эти две жертвы? – спросил Корнуоллис и снова зашагал по кабинету, а потом внезапно застыл, ступив на пятно солнечного света на ковре. – Вне их профессии и окружения?
– Пока не знаю. Но я еще повидаюсь с Юартом. Он, возможно, что-то уже разузнал.
– Он исправный служака, – заметил помощник комиссара. – Я просматривал его дело. Отзывы хорошие, не только как о профессионале, но и как о человеке тоже. У него отличная репутация. Спокоен, добросовестен в работе, хороший семьянин. Много трудится, откладывает деньги впрок… – В его голосе зазвучало даже удивленное восхищение. – У него трое сыновей и одна дочь, которая удачно вышла замуж за фермера в Кенте. Дела у них идут хорошо. Старший сын поступает в университет, и двое остальных тоже собираются последовать его примеру. Немалая заслуга отца. – Джон, однако, не добавил «простого полицейского». Чувство такта не позволило ему сделать так, но, видимо, он все время имел это в виду. – Лучшей кандидатуры нам не найти.
– Да, – согласился Томас. – Инспектор – хороший человек. А знаете, ведь он сразу сказал, что Фитцджеймс не может быть замешанным в убийстве Ады Маккинли. Он всегда считал, что это сделал кто-то другой, из местных. Возможно, он и прав. Это действительно могла быть одна из «семейных» трагедий, как он ее определил. Мне следовало бы прислушаться к его словам и оценке этого дела. Юарт не придавал никакого значения версии о причастности Фитцджеймса, и, возможно, так оно и есть. Завтра я этим и займусь.
– Выходит, Фитцджеймс не центральная фигура? – нахмурившись, задумчиво произнес Корнуоллис, как бы примеряясь к новому повороту событий. Он остановился перед секстантом и телескопом на стене. Солнце падало на его лицо и на начищенные бронзовые части навигационных приборов. – А как быть с носовым платком? Он мог принадлежать Фитцджеймсу. Это проверенно? Платок его?
– Нет. У любого мог быть такой носовой платок.
– А пуговица?
– Пуговица дорогая сама по себе, но ее легко можно купить, зайдя к хорошему портному.
– Следовательно, эти улики практически ничего не стоят?
– Они не доказывают, что Фитцджеймс был в комнате Норы Гаф, – поправил начальника суперинтендант. – Но это означает, что кому-то очень хочется заставить нас поверить, что он был там. И этот кто-то – уже не Костиган.
Помощник комиссара чуть качнул головой в знак понимания и помрачнел.
– Итак, мы снова возвращаемся к Джонсу, – тихо сказал он. – Все как будто сходится на нем, Питт.
– Знаю.
– Придется заняться этим. Узнайте, где он находился в те часы, когда были убиты эти несчастные женщины. Работайте с уликами, ищите причину убийства. Джонс был членом этого треклятого клуба, он живет и работает в Уайтчепеле, он знал Аду Маккинли, а возможно, и Нору Гаф тоже. – Корнуоллис снова покачал головой. – Я понимаю, что, зная его, в это трудно поверить, но что на самом деле вы о нем знаете?
– Почти ничего, – ответил Томас, неохотно произнося каждое слово. – Да я никогда и не говорил, что знаю его. – Он поднялся. – Я зайду к нему завтра, после того как повидаюсь с Юартом.
У Питта не хватило бы духу встретиться с Яго сегодня. Он знал, где тот будет вечером: будет раздавать бесплатный суп на Кок-стрит. Суперинтендант не собирался задавать свои вопросы человеку, занимающемуся богоугодным делом. Меньше всего ему хотелось допрашивать кого-либо сейчас, да еще зная, что за привычной маской он может увидеть совсем незнакомое лицо. Завтра не за горами, а сегодня это невозможно.
Вечером Шарлотта была заботлива, но молчалива. Ее, видимо, долго не было дома, так как она наконец отвезла детей к матери, чтобы избавить их от досужих разговоров и сплетен на улице и насмешек в школе.
Ни Питт, ни его жена не упоминали о расследовании. Томасу хотелось забыть об этом хотя бы на один вечер. У него не было ни новых мыслей, ни наводок – ничего такого, над чем следовало бы поломать голову. Он наслаждался тишиной и мог спокойно думать о чем-то приятном и имеющем смысл – например, о саде и о том, что неплохо было бы выкрасить в другой цвет стены спальни Дэниела, теперь, когда мальчик уже подрос. Не мешает также вспомнить о том, что Грейси заслужила очередное повышение жалованья…
Рано утром суперинтендант отправился в Уайтчепел, но Юарт уже находился у себя. Он выглядел усталым и явно был в подавленном состоянии. Питту не пришлось расспрашивать коллегу, нашел ли тот что-нибудь достойное внимания: лицо и понурая фигура Юарта красноречиво говорили о полной неудаче. К тому же, бреясь, инспектор порезался и от этого выглядел совсем несчастным.