Жозе Душ Сантуш - Кодекс 632
— Ясно, — проговорил Томаш. — Копии сняты с оригинала?
— Что вы имеете в виду?
— Тошкану скопировал оригинал хроники или факсимиле?
— Ни то ни другое. Это микрофильм из Национальной библиотеки. Оригинал хранится в специальном сейфе, его на руки не выдают.
Томаш встал и принялся разминать затекшие суставы.
— Вот, собственно, и все, что я хотел узнать.
Виларигеш поднялся вслед за ним.
— И что вы теперь намерены делать?
— То, что мне давно надо было сделать, — ответил Норонья, застегивая куртку.
— И что же?
Томаш уже направлялся к выходу. Прежде чем покинуть Шаролу через маленькую дверь в углу и выйти в главный клуатр, он обернулся и посмотрел на графа, чье лицо скрывал полумрак собора.
— Пойти в Национальную библиотеку и посмотреть оригинал Кодекса 632.
XVI
Двери лифта раскрылись с характерным мелодичным звоном. На третьем этаже Национальной библиотеки было пусто, тихо, неуютно; пышные кроны деревьев не пускали в окна солнечный свет, и по углам длинных коридоров таилась мгла. Прошагав по мраморному полу, гулким эхом повторявшему человеческие шаги, Норонья толкнул стеклянную дверь с алюминиевой ручкой и вошел в читальный зал.
Разделенный перегородками зал был куда меньше, чем на первом этаже. В огромных, от пола до потолка, окнах бушевала зелень. Вдоль стен стояли каталожные ящики, на широких стеллажах поблескивали золотым тиснением корешки старинных фолиантов. Немногочисленные читатели сидели за длинными столами, будто студенты на лекции; каждый из них на время получил доступ к какой-нибудь библиографической редкости: потертому пергаменту или толстому тому с изящными миниатюрами. Оглядевшись, Томаш обнаружил знакомые лица; заведующий кафедрой из Классического университета, желчный старик с острой бородкой уткнулся в средневековый кодекс; амбициозный молодой профессор из Коимбры, румянощекий, с пышными усами склонился над старинной псалтирью; худенькая нервная студентка в потертых джинсах и с растрепанными волосами прилежно строчила в блокноте, то и дело сверяясь с пожелтевшим от времени каталогом.
— Добрый день, сеньор профессор, — поздоровалась с Томашем дама средних лет в круглых черепашьих очках, хранительница библиотечных сокровищ.
— Здравствуйте, Одети, — отозвался Норонья. — Как дела?
— Превосходно. Пойду принесу ваш заказ.
Накануне Томаш звонил в отдел редких и ценных документов, чтобы запросить оригинал хроники. Заняв место у окна, он принялся ждать, не имея ни малейшего понятия о том, что в итоге собирается отыскать. Чтобы убить время, историк открыл блокнот и погрузился в изучение скудных сведений о Руе де Пине, которые ему удалось собрать. Пина был приближенным и другом короля Жуана. Он часто бывал в Кастилии с дипломатическими миссиями, а в 1493 году ездил в Барселону, чтобы обсудить с Фердинандом и Изабеллой положение, сложившееся после того, как Колумб открыл новый путь в «Азию». А позже участвовал в подготовке Тордесильясского трактата, по которому Испания с Португалией поделили мир. После смерти Совершенного главный свидетель его царствования сделался придворным летописцем и уже при Мануэле написал «Хронику короля Жуана II».
Звук шагов за спиной вывел профессора из задумчивости. Одети тащила тяжеленный том. Водрузив его на стол перед Нороньей, она облегченно вздохнула.
— Вот он! — торжественно провозгласила библиотекарша. — Только умоляю, осторожнее.
— Пожалуйста не беспокойтесь, — улыбнулся Томаш, не спуская глаз с фолианта.
Огромный том был переплетен в коричневую кожу. Сзади виднелась гравировка: «Кодекс 632». Приподняв обложку, Томаш ощутил знакомый запах старины, волнующий и пьянящий. Робко, почти подобострастно касаясь кончиками пальцев бесценной реликвии, он принялся переворачивать потемневшие, испещренные временем листы с густо-желтыми виньетками, которые казались черными на копиях из сейфа Тошкану. На первой странице красовалось «Хроника времен короля Жуана Второго». Норонья то не спеша, страница за страницей, строка за строкой, просматривал кодекс, то пропускал целые параграфы, продираясь сквозь дебри португальской орфографии XVI века, чтобы поскорее добраться до вожделенного отрывка.
Наконец он дошел до семьдесят шестой страницы. Витиеватая буква N открывала новую главу: «no ano seguinte de m… е triiy estando elRei no lugar de Vail de parayso…». Томаш скользил глазами no строчкам, останавливаясь на каждом пробеле. Сердце его трепетало, во рту пересохло, взгляд затуманился. Слева, в начале четвертой строки, прямо перед словами «nbo у taliano» бумага была значительно белее и тоньше. Норонья узнал след от лезвия.
От лезвия.
Томашу сделалось трудно дышать; он чувствовал себя утопающим, который отчаянно пытается удержаться на плаву, тщетно ожидая спасения. Ему хотелось закричать в голос, возвестить миру о великом открытии, о том, что головоломка наконец решена, но в полусонном зале редких книг подобное проявление эмоций было совершенно немыслимым.
Норонья зажмурил и снова открыл глаза, чтобы проверить, не стал ли он жертвой игры света и собственного воображения. Но нет, оставленное лезвием белое пятно никуда не делось. Тогда историк откинулся на спинку стула и заставил себя рассуждать. Кто-то взял на себя смелость поправить хрониста; отрывок, в котором говорилось о национальности Колумба, безжалостно стерли; неизвестная рука вписала вместо него «nbo у taliano». Но кто это сделал? Зачем? И какие слова стерли? Этот вопрос стучал в висках Нороньи неотвязно, мучительно и тревожно. Какую тайну скрыло острое лезвие? Кем в конце концов был Колумб? Томаш отодвинул кодекс и принялся глядеть в окно в надежде, что мысли придут в порядок, и ответ найдется сам собой. Но пятно в углу страницы по-прежнему хранило свой секрет, оставаясь все таким же белым и безмолвным.
Непроницаемым.
Без толку просидев над манускриптом десять минут, Норонья решил сменить тактику. Узнать, какие слова стерли, можно было при помощи электронного анализа. Томаш закрыл книгу и встал из-за стола; пройдя через зал, он аккуратно положил фолиант на деревянную кафедру.
— Уже все? — спросила библиотекарша, подняв глаза от романа в мягкой обложке.
— Да, Одети. Я ухожу.
Женщина забрала книгу.
— Эта рукопись пользуется большой популярностью, — сообщила она, укладывая тяжелый фолиант на полку.
Томаш, уже направлявшийся к выходу, вздрогнул и обернулся.
— Прошу прощения?
— «Кодекс 632» пользуется большой популярностью, — повторила Одети.
— Правда? У кого?
— С ним много работал покойный профессор Тошкану.
— А, — успокоился Норонья. — Да, профессор Тошкану действительно интересовался этим манускриптом, поскольку…
— Бедный профессор. Умереть в Бразилии, вдали от родных.
Томаш вздохнул и закатил глаза, демонстрируя умеренную, благопристойную печаль.
— Такова жизнь, что поделаешь.
— Да, конечно, — закивала Одети. — А мне как раз пришел ответ на его запрос. Я теперь не знаю, что с ним делать.
— Какой запрос?
Библиотекарша наконец поставила рукопись на место.
— Как раз по поводу кодекса, — сообщила она. — Профессор заказал радиологический анализ в нашей лаборатории. Ответ пришел через две недели, когда было уже поздно, и я ума не приложу, что с ним делать.
— Профессор Тошкану заказал радиологический анализ рукописи? — переспросил пораженный Томаш.
— Нет, только одной страницы. Одной-единственной.
Это могла быть только та заветная страница.
— Результаты у вас?
— Они здесь, — библиотекарша показала на маленький ящичек под кафедрой. — В моей тумбочке.
Томашу казалось, что сердце вот-вот выскочит из грудной клетки.
— Одети, сделайте одолжение. Позвольте мне их посмотреть.
Женщина наконец поставила книгу на полку и вернулась за кафедру. Отперев тумбочку, она достала огромный белый конверт с логотипом Национальной библиотеки.
— Вот. Смотрите.
Томаш дрожащими руками открыл конверт. Внутри лежали черные фотографические пластины, как две капли воды похожие на снимки человеческого скелета. Но, присмотревшись, Норонья убедился, что рентген запечатлел не сломанные кости, а старинную рукопись. Он облегченно вздохнул: это и вправду была та самая страница Кодекса 632. Сам не свой от волнения, историк отыскал глазами четвертую строку. Вот знакомые буквы «nbo у taliano», вот четкие следы от лезвия. Под ними, едва различимые, проступали другие линии. Томаш жадно вглядывался, надеясь, что эти черточки сразу сложатся в буквы, а буквы в слова, и рукопись наконец раскроет свои секреты.
И вдруг что-то случилось. Это было как озарение, как мановение ангельского крыла. Квадратик паззла встал на место. Теперь Норонья точно знал, что написал в своей хронике Руй де Пина.
