Индустриализация - Вадим Юрьевич Нестеров
Случись сегодня подобная взрывная география премьер российской пьесы – все телевизоры страны разорвало бы от восторженных воплей корреспондентов центральных каналов.
А тогда – норм. Как и немногим раньше количество переводов фадеевского «Разгрома» было норм.
Советский Союз и без «творческих успехов» был в центре внимания всего мира.
Привыкли.
Но это, конечно, не отменяло триумфа дебютантов.
Андрей Успенский бросил мединститут и стал профессиональным драматургом.
Владимир Киршон ходил именинником.
А потом творческий дуэт распался.
Но тут ведь вот какое дело – в творческих дуэтах обычно все как в авиационном звене – один ведущий, другой ведомый.
Вклад Андрея Успенского в историю советского театра ограничился только «Ржавчиной».
А вот Киршон…
В 1928 году он представил свою новую пьесу «Рельсы гудят», премьера которой одновременно прошла в Москве и Ленинграде: ее поставили московский Театр им. МГСПС (тот же режиссер Е.О. Любимов-Ланской, что и «Ржавщину») и Ленинградский академический театр драмы (режиссер Н.В. Петров).
И вновь злободневнейшая тема – индустриализация, и вновь – невероятный успех. Пьеса о простом рабочем Василии Новикове, выдвинутом на должность директора паровозоремонтного завода им. Калинина, которого подставили старорежимные инженеры-«спецы» и подвели под уголовное дело, вышла аккурат к Шахтинскому делу, бывшему тогда в Союзе темой для обсуждения номер один.
Разумеется – билеты выносили влет, разумеется – постановки по всей стране, а в следующем, 1929 году уже состоялась премьера художественного фильма «Рельсы гудят», поставленного на Межрабпомфильме режиссером Юрием Леонтьевым.
Этот дуплет – «горячая» тема на злобу дня плюс высокое качество драматургии – станет фирменным знаком Владимира Киршона.
К началу тридцатых – он один из популярнейших, если не самый популярный драматург страны, его пьесы идут везде, от Владивостока до Бреста.
И все у него хорошо.
Но вот меткая фраза из его дебюта – «В каждом подлец сидит, и скажу я вам, господа писатели, вот в эту самую подлость человеческую верую — в ржавчину» – зацепила многих.
Хотел Киршон или нет, но он оказался пророком.
И проявилось это достаточно быстро.
Вот только не в творческой составляющей жизни "господ писателей" – а в административной.
Князь
Несмотря на впечатляющие творческие успехи, в административном плане ни один из ростовских «понаехалов» на первые роли не пробился.
По самой тривиальной причине – это место уже было занято.
И занимал его
Леопольд Леонидович Авербах.
Ольга Бергольц, тогда еще молодая девушка, жаждущая пробиться в литературу, называла его «Князем» и восторженно писала будущему мужу: «Колька, что это за человек, наш Князь!».
Почему Князь?
Потому что, если бы советским вождям пришла охота учинить в СССР аристократию, то Леопольда Авербаха пришлось бы делать рюриковичем, настолько он был знатен.
Почему? Потому что у него была семья.
Даже скорее – Семья.
Судите сами и следите за руками.
Давным-давно, задолго до революции, в городе Нижнем Новгороде жила семья Свердловых. Вот в этом доме.
Глава семьи, Моисей Израилевич, был гравером, владел печатной и типографской мастерскими, а его жена Ита-Лея Соломоновна воспитывала детей.
Детей было много – шестеро.
Старший сын, Ешуа-Соломон (Залман) Моисеевич, сдружился с нижегородским босяком Алексеем Пешковым, который называл себя писателем. В 1901 году они даже вместе были подвергнуты аресту по обвинению в использовании мимеографа в целях революционной пропаганды. Потом Залман решил принять православие и перекрестился в Зиновия, Горький стал его крестным, дал ему свою фамилию и отчество. Родители от выкреста отреклись, а вот Горький – наоборот, по факту Зиновия Пешкова усыновил. Тот долго жил с ним за границей, затем переехал во Францию, с началом мировой войны поступил в Иностранный легион, под Верденом потерял правую руку по плечо.
Получил французское гражданство, стал профессиональным военным и исполнял дипломатические обязанности – в том числе и в России. В целом же, по итогу стал французским генералом, послом Франции в Китае и личным другом де Голля.
Второй сын - Яков-Аарон Моисеевич стал профессиональным революционером, одним из вождей большевиков. После революции Яков Свердлов стал Председателем ВЦИК, то есть формальным главой Советской России. В августе—сентябре 1918 года, после покушения на Ленина, исполнял обязанности председателя Совнаркома РСФСР, первый и единственный председатель Секретариата ЦК РКП(б).
Третий – Беньямин – уехал в Америку, стал банкиром и через частный банк Свердлова проходили средства, собранные в США на помощь еврейским революционным организациям в Российской империи. После революции Яков вызвал брата в РСФСР, где тот вскоре стал наркомом путей сообщения и членом Президиума ВСНХ.
Четвертый и младший из братьев – Лев – умер еще до войны, в 1914 году.
Кроме мальчиков, у Свердловых были две дочери – Соня и Сара, обе стали врачами. Софья вышла замуж за Меер-Шолома Носоновича Авербаха, владельца типографии в Саратове.
У них было двое детей: старший сын Исер-Лейб, ставший Леопольдом, о котором, собственно, и идет речь, и дочь Ита-Лея, которую чаще звали просто Идой.
Ида стала юристом, заместителем прокурора города Москвы и хорошо вышла замуж – за родственника по материнской линии. Родственника звали Енохом, и его отец, золотых дел мастер Гершон Фишелевич Иегуда, приходился двоюродным братом Моисею Израилевичу Свердлову, отцу всех вышеперечисленных Свердловых.
Правда, ко времени нашего рассказа Енох Гершонович Иегуда немного русифицировал свое имя и стал Генрихом Григорьевичем Ягодой, наркомом внутренних дел СССР. Вот они с Идой.
Таким образом, наш герой Леопольд Леонидович Авербах приходился родным племянником Якову Свердлову, через второго дядю Зиновия был тесно связан с семейством Горького, а третий дядя Вениамин был наркомом, правда, ко времени нашего рассказа уже бывшим. Зато действующим наркомом оставался Генрих Ягода, доводившийся ему зятем.
Ну и в довершение, так сказать, аристократического древа сам Леопольд женился на Елене Владимировне Бонч-Бруевич – дочери личного секретаря Ленина и управляющего делами Совета народных комиссаров РСФСР Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича.
Я думаю, вы не удивитесь, узнав, что с такими родственными связями мальчик оказался чрезвычайно талантливым.
Леопольд Авербах бросил гимназию в пятом классе и ушел на партийную работу, всю жизнь он потом острил в
