Дочь палача и ведьмак - Пётч Оливер
Волки завыли чуть ближе, и только теперь Иеремия понял, что он в опасности. Судя по звукам, вокруг Андекса их бродила целая стая. Приор яростно вцепился в повод и хлопнул коня по крупу.
– Но! Шевелись, кляча старая, если жизнь дорога!
Иеремия наклонился еще ниже, чтобы создавать меньше сопротивления ветру и ехать быстрее. Как только он станет настоятелем, то первым делом отправит людей, чтобы они избавили наконец лес от этих тварей! И в монастыре тоже нужны кое-какие изменения. Иеремия давно мечтал снести старое здание и нанять искусных мастеров из Вессобрунна или из-за Альп. Они выстроят ему новый монастырь – еще больше, еще внушительнее: как соседние Штайнгаден и Роттенбух. Нельзя, чтобы Святая гора выглядела как источенная развалина времен Великой войны! Но на это нужны деньги, много денег. Приор улыбнулся.
Совсем скоро деньги перестанут быть проблемой. Еще несколько лет, и мечта его воплотится в жизнь. Если не случится что-нибудь непредвиденное и никто не обнаружит их тайника…
Уже ради этого Йоханнес должен признаться – во благо церкви. Чтобы все наконец улеглось.
Волки были теперь так близко, что Иеремия видел, как сверкали во тьме их глаза. Он чувствовал, как конь под ним задрожал, шкура его взмокла от пота. Он несся галопом, но скоро начнется крутой подъем, и придется замедлиться. Волки нагоняли; приор слышал, как они выли и рычали уже за его спиной.
Иеремия вдруг развернулся с яростным воплем, выхватил из-под рясы украшенный слоновой костью пистолет и нажал на скобу. Вспышка рассекла тьму, за ней последовал громкий хлопок и жалобный визг. Волки отстали.
С трудом переводя дыхание, приор спрятал пистолет и сосредоточился на дороге. Среди деревьев стало до того темно, что едва можно было разглядеть сломанные ветки на земле. Иеремия дрожал. Судья Вайльхайма только вчера вручил ему пистолет вместе с порохом и пулями – личный подарок, призванный закрепить их союз. Приор ни за что не подумал бы, что так скоро воспользуется оружием. Но теперь, ощутив под рясой холод металла, он понял, что стрельба доставляет ему удовольствие.
Ему… хотелось этого. Тяжесть в руке, отдача, жалобный визг…
Иеремия снова выхватил пистолет и обернулся, но волки уже разбежались.
Жаль.
Наконец-то впереди показались огни в домах у подножия монастыря. Иеремия еще раз пришпорил коня и, обливаясь потом, добрался до внешних ворот. Привратник отворил ему с низким поклоном.
Иеремия соскочил с коня, и руки снова потянулись к холодному металлу под рясой. Приор улыбнулся и рассеянно перекрестился.
Возможно, очень скоро пистолет снова ему понадобится.
15
Воскресенье 20 июня 1666 года от Рождества Христова, полдень, в Андексе
Ближе к полудню паломники собрались на площади перед церковью. Многие из них ждали здесь еще с рассвета. В плотной толпе выделялись пестрые знамена и гербы городов и деревень.
Симон стоял, зажатый между бледными, усталыми мюнхенцами и группой паломников из Аугсбурга, эти последние раз за разом повторяли на своем швабском говоре «Отче наш» и «Аве Мария». На маленькой площади толпилось уже не меньше тысячи богомольцев, а другие заполонили тесные переулки на подступах к монастырю. Паломники то и дело поглядывали на эркер церкви, откуда ровно в полдень им должны были показать святые облатки.
Рядом с Симоном зевал Куизль. Он, как это часто бывало, полночи провел в лесу за раздумьями и у Греца появился только к рассвету. Палач закутался в свой черный плащ и старался не выделяться среди других верующих; впрочем, затея эта, ввиду его внушительного роста, изначально обречена была на провал. И все-таки Симону не удалось отговорить его ходить на так называемое «причастие», то есть демонстрацию облаток. Потом они вместе собирались на мессу и после, если монахи с паломниками пойдут с дароносицей вокруг церкви, присоединиться к толпе. И Симон, и Якоб по-прежнему надеялись, что сегодня во время праздника произойдет нечто такое, что поможет им продвинуться дальше.
Фронвизер сонно потер красные глаза. С самого утра его вызвали к графу Вартенбергу. При этом лекаря не покидало чувство, что идет он на собственную казнь. Но опасения его оказались напрасными. Иезуитов порошок, похоже, и вправду подействовал! Лихорадка отступила, и мальчик, судя по всему, шел на поправку. Раз или два граф недоверчиво покосился на Симона, и лекарь уже испугался, что Вартенбергу известно о его вчерашнем обыске в кабинете. Но потом граф ободряюще похлопал его по плечу, и Фронвизеру пришлось сделать над собой усилие, чтобы случайно не вздрогнуть…
Резкая боль вернула Симона в действительность, на монастырскую площадь. Один из паломников случайно наступил ему на ногу. Лекарь сдержался, чтобы не выругаться, и повернулся к палачу.
– А если вас кто-нибудь узнает? – спросил он шепотом. С тех пор как Магдалена рассказала ему о злополучной встрече с Земерами, Симон каждую минуту ждал, что Куизля разоблачат. – Хоть бы плащ надели не такой броский! Вы же сами говорили, что за вами охотятся здешние стражники.
– Ерунда! – огрызнулся Якоб и повыше поднял воротник. – У них сегодня есть дела поважнее, нежели гоняться за приблудными францисканцами. Сам смотри, что творится!
Он обвел могучей рукой толпу паломников, растущую с каждой минутой. Отовсюду доносились церковные пения; воздух до такой степени пропитался запахом фимиама, что у лекаря едва не закружилась голова.
– Остается только надеяться, что эта болезнь не настолько заразная, как я опасался, – пробормотал Симон. – Иначе она по всей Баварии расползется.
Паломники, казалось, прибыли со всех уголков княжества, а также из-за его пределов. Симон различил швабский, франконский, пфальцский и саксонский диалекты и даже уловил обрывки иностранных фраз. При мысли, что паломники разнесут болезнь по родным городам и деревням, у Симона подкашивались ноги. Во всей этой суматохе ему так и не удалось спросить у Шреефогля, что же он выяснил вчера в монастырской таверне.
– Проклятие! Хорошо, что Магдалена с детьми сюда не явилась, – проворчал Куизль. – Сорванцов тут только затоптали бы, или они бы сами заблудились.
Палач беспокойно переступал с ноги на ногу, и Симон невольно усмехнулся. Он знал, что Куизль терпеть не мог больших скоплений народа. Ему по душе были леса и пение птиц на деревьях.
– Магдалена хочет еще раз поговорить с настоятелем, – ответил лекарь. – Может, он знает что-нибудь такое, что нам поможет.
– Сегодня? Забудь! – Палач сплюнул и при этом едва не попал в стоявшую рядом старушку, та злобно на него покосилась. – С какой стати у настоятеля в день праздника именно для Магдалены найдется время?
– Вчера вечером мы с ней еще немного поговорили, – возразил Фронвизер. – На днях она встретила брата Мауруса в монастырском саду. И он, кажется, говорил ей, что в этот раз облатки показывать будет приор.
– Чтобы настоятель пропустил самый важный в году праздник? – засомневался Куизль. – А это не покажется несколько странным?
– Брат Маурус, наверное, тяжело переживает то, что случилось с его братом. Неудивительно, что он не в состоянии справлять богослужение, – пожал плечами Симон. – Во всяком случае, Магдалена надеется встретить настоятеля в монастырском саду. Похоже, он там часто бывает.
Куизль насмешливо рассмеялся:
– И он, значит, соизволит поболтать с моей дочерью? Мечтай-мечтай, дорогой зять.
– Ваша дочь, как вы сами знаете, крайне настырная, – ухмыльнулся Симон. – В Судный день ей, наверное, со всеми архангелами поговорить разрешат, лишь бы она всех в покое оставила.
Над толпой вдруг пронесся шепот. Симон поднял голову и увидел, как на балкон маленького эркера вышел приор Иеремия. В отличие от недоделанной крыши эту, самую важную, часть монастыря уже починили.
Брат Иеремия с величественным видом поднял над головой серебряную дароносицу, и паломники попадали на колени и смиренно опустили головы. Симон заметил краем глаза, как старуха рядом с Куизлем закатила глаза и завалилась набок, ее осторожно подхватил такой же дряхлый старик. Откуда-то донеслись визгливые крики и разрозненные вопли.
