Макс Коллинз - Кровавый срок
— В порядке, более или менее. Немного больно.
— Где — в боку или в душе? — спросил Флеминг.
— Будь поразборчивей в средствах. — Произнес я и добавил: — Зачем ты принес меня сюда, Флеминг? Откуда ты знал, что нужно нести меня именно к Марджори?
— Ты что, действительно ничего не помнишь? — удивился британский агент.
— О чем именно?
Его губы изогнулись в улыбке.
— О том, что ты сам попросил меня об этом. Ты был почти без сознания, но отчетливо произнес: «Марджори Бристол», а когда я спросил, где найти ее, ты сказал: «Коттедж для гостей в „Вестбурне“ 383». А затем закончил свою речь, отхаркиваясь кровью.
— А что произошло с Дианой? Она ведь умерла, не так ли?
Англичанин кивнул.
— Заупокойный молебен назначен на завтра. Нэнси в полном отчаянии, бедняжка. Ты знаешь, ведь Диана погибла при шторме — пошла ко дну вместе с яхтой, которая носила ее имя. Тело так и не нашли; должно быть, его поглотила морская пучина.
Я грустно усмехнулся.
— Вы, секретные агенты, действительно неплохо умеете «наводить порядок», так ведь?
— Мы вынуждены это делать, особенно, когда такие, как вы, вносят беспорядок в дела. Кроме того, вам же на руку, что мы настолько разборчивы. Если бы я не вернулся снова в Шангри-Ла, чтобы закончить «уборку», твое тело также затерялось бы где-то в море.
— Так значит, ты случайно наткнулся на меня.
— Верно. А теперь расскажи-ка мне, как все произошло.
— Ты имеешь в виду, как я убил ее?
Флеминг закивал головой, словно дракон, выпуская из ноздрей дым.
— И о том, что привело к этому, если, конечно, ты не против.
Я рассказал ему обо всем, включая мой визит к Лански и Кристи и мою теорию о том, что «Банко Континенталь» является нацистским денежным хранилищем.
— Весьма проницательно, Геллер, — похвалил меня британец. — В «Банко Континенталь» действительно хранится огромное количество денег, выкачанных нацистами из Европы. Но, конечно, банк занимается не только этим.
— А разве этого мало?
Он пожал плечами.
— Среди других важных инвестиций «Банко Континенталь» — финансирование синдиката, снабжающего Японию нефтью, платиной и другими редкими металлами. Тот же самый синдикат скупает на рынке пеньку, медь и ртуть — важнейшие стратегические материалы для США.
— Значит, ты согласен со мной, что Гарри по-королевски напустил в штаны, когда пронюхал обо всем этом?
— Не только я с этим согласен, — проговорил британский агент, — но также и ваше ФБР. Я проверил. Сэр Гарри налаживал с вами предварительные контакты.
— О Боже! Должно быть, я влез в крупное дело...
— Или шпионскую игру, — добавил Флеминг. — Позапрошлой ночью я наблюдал впечатляющее представление — похоже, за твоей цивилизованной внешностью таится настоящий хищник.
— Благодарю за комплимент, — сказал я. — А как ты считаешь, герцог знал о том, что его любимый банк вовлечен в операции держав оси?
— Насколько я знаю, нет. По крайней мере, надеюсь на это. Я полагаю, что Веннер-Грен держал некоторых членов консорциума в неведении относительно многих направлений деятельности «Банко Континенталь». Поверь мне, герцога скоро поставят на место и предупредят, чтобы впредь он никогда не занимался такими делами.
— Что же мне теперь делать?
— В каком смысле?
— Ну, что касается дела Оукса. Ты ведь знаешь, что Нэнси де Мариньи просила меня продолжить расследование.
— Боюсь, что об этом теперь не может быть и речи. Ни твое, ни мое правительство не желает придавать огласке такую деятельность герцога. Может быть, после окончания войны.
— Что же мне сказать Нэнси?!
— А что конкретно ты ей пообещал?
Я рассказал ему о встрече с Хэллинаном и Пембертоном, а также о письме, которое те от меня потребовали.
— Напиши письмо, — посоветовал Флеминг. — Однако, будь на твоем месте, я не стал бы особенно рьяно разыскивать новые улики... Лучше приберечь их до определенного времени.
— Потому что герцог теперь запретит любое расследование?
— Безусловно. Но, написав это письмо, ты выполнишь свой долг перед миссис де Мариньи. Думаю, что при нынешних обстоятельствах, когда ее муж подлежит немедленной депортации, а лучшая подруга трагически погибает сразу после смерти ее отца, Нэнси смирится со своей судьбой.
Вероятно, он был прав.
— Знаешь, — сказал я, — ведь ничего еще не кончилось.
— Ну, для тебя-то, наверное, все позади.
— Я в этом не уверен. Ведь надо еще разобраться с этим подонком Акселем Веннер-Греном. И даже если мне придется проплыть на каноэ по всей Америке, я найду этого ублюдка и всажу ему пулю в голову.
— С какой стати?
— А потому что именно он стоит за всем этим делом!
— Возможно. А может быть, Диана Медкалф организовала убийство по своей инициативе. Ответ на этот вопрос лежит на дне океана...
— Мне все равно. Так или иначе, во всем виноват этот мерзавец. А как вежливо напомнил мне Мейер Лански, я — еврей. И я не собираюсь умыть руки и позволить этим поганым нацистам остаться безнаказанными за убийства.
Флеминг закурил очередную сигарету. Казалось, что его что-то забавляло, и это начинало меня раздражать.
— Что тут смешного, черт возьми? — раздраженно поинтересовался я.
Взмахом руки англичанин затушил спичку, выдавил из себя улыбку и произнес:
— Прости. Но дело в том, что Веннер-Грен не больше нацист, чем покойная леди Медкалф.
— Ну, а кто же он тогда? — удивился я.
— Кроме всего прочего, он творец шведского нейтралитета, финансовый советник Геринга, доверенное лицо Круппа... и кое-кто еще. Но только не нацист.
Веннер-Грен — один из консорциума нескольких богатейших и могущественнейших людей в мире — тех, что стоят вне политики и над ней.
— Ты хочешь сказать, что Кристи, герцог и Веннер-Грен являются лишь некоторыми из участников мексиканской банковской авантюры?
— Говоря на американском слэнге, ты попал почти в десятку. Кроме нескольких уважаемых европейцев в деле участвуют и наиболее выдающиеся американские бизнесмены.
— Которые поддерживают нацистов?
— Нет, которые делают деньги. Ваш «Дженерал Моторс» вложил сотню миллионов долларов в гитлеровскую Германию, и это — далеко не единственный пример. Поэтому, на твоем месте, Геллер, я был бы доволен тем, что мне удалось разоблачить хотя бы нескольких негодяев. Вступив в борьбу с этим мощным консорциумом, ты неизбежно проиграешь в самом скором времени.
Резким движением я сел в кровати. Волна боли прокатилась по всему телу, но мне было плевать.
— Значит, пусть Кристи гуляет на свободе, а Аксель Веннер-Грен... проклятье, я даже ни разу не встретился с этим сукиным сыном.
— Лучше оставить все как есть, — затягиваясь сигаретой и пожимая плечами проговорил Флеминг. — Великие негодяи мира сего редко получают по заслугам.
— Муссолини все-таки получил, а скоро придет час расплаты и для Гитлера.
Англичанин выпустил голубое облако дыма.
— Возможно. Но ведь они, в конце концов, всего-навсего политические марионетки. И где гарантии того, что Адольф не укроется где-нибудь в Южной Америке в тропическом раю, созданном с помощью Веннер-Грена?
— А ты веришь в это?
Печальная улыбка Флеминга была наполнена иронией.
— Боюсь, Геллер, справедливое возмездие ждет хозяев зла только в мире фантазий. Лучше предоставить это Саксу Ромеру и Сапперу.
— А кто это? — поинтересовался я.
Британец рассмеялся.
— Да, в общем, никто. Просто приятели.
* * *Примерно через полторы недели я почти полностью выздоровел. Хотя я постепенно привыкал к тому, что некоторые раны никогда не заживают, я прогуливался по белоснежному песку пляжа в свете ущербной луны, обняв за талию Марджори Бристол, которая была одета в белую блузку с открытым верхом и юбку в белую и синюю полоску. На ее шее красовалось коралловое ожерелье.
— Ты спасла мне жизнь, — сказал я.
— Нет, этот британец, он спас тебе жизнь.
— Он спас мое тело, а мою жизнь спасла ты, — настаивал я.
— Но не твою душу, Натан?
— Слишком поздно для этого...
— И не твое тело?
— А вот оно всегда твое.
Мы прошлись еще немного. На ясном ночном небе виднелся силуэт «Вестбурна». Нас обдувал прохладный бриз, а песок у нас под ногами был теплым.
— Нет, ты больше никогда не будешь моим, — произнесла Марджори.
Мы повернули назад и добрели почти до самого коттеджа. Затем она сняла юбку и выбралась из своего нижнего белья. Я положил руку на манивший меня темный треугольник внизу ее живота. Марджори тем временем стянула через голову блузку.
Совершенно голая, если не считать кораллового ожерелья, блестевшего в лунном свете, она расстегнула мою рубашку, молнию на брюках, принялась стаскивать их с моих ног. Я помог ей. Затем я снял и трусы. На мне оставалась только свежая повязка, которую она поменяла около часа назад.