Оливер Пётч - Дочь палача и ведьмак
Магдалена огляделась вокруг, но не заметила ничего необычного. Слева, в сотне шагов змеилась проселочная дорога, по ней как раз колесила повозка. Еще дальше монастырь подпирал ясное полуденное небо. Может, она все-таки ошиблась?
За спиной вдруг послышался шорох. Магдалена развернулась: перед зарослями боярышника стоял палач. Он, словно призрак, появился из ниоткуда и как ни в чем не бывало стряхнул колючки с плаща.
— Отец! — с облегчением воскликнула Магдалена. — Я так и знала, что ты здесь!
— Умница, — ухмыльнулся Куизль. — Ты мне дочь как-никак. Нам надо поговорить. Я… — Палач замолчал, заметив страх в ее глазах. — Что случилось? — спросил он и недоверчиво шагнул к дочери.
— Петер и Пауль… они пропали. — Магдалена с трудом сдержалась, чтобы не расплакаться. — Их похитил колдун!
Она дрожащими руками достала из-за пазухи письмо и протянула отцу. Якоб прочел его и смял клочок бумаги, словно пытался выдавить из него кровь. Лицо у него посерело, как камень, голос стал тихим и глухим.
— Он пожалеет, — прошептал палач. — Этот ублюдок еще пожалеет. Никому я не позволю безнаказанно похищать моих внуков.
Магдалена вздохнула и немного успокоилась.
— Пустыми угрозами мы сейчас ничего не добьемся, — сказала она решительно. — Сначала надо вместе подумать, где сейчас могут быть дети. Ума не приложу, как они так сразу пропали. Играли в саду — и вдруг…
Она вдруг огляделась.
— А где, собственно, Симон? И что вы там опять натворили? За вами уже половина Андекса охотится!
— К сожалению, мы с ним разминулись, — проворчал палач и, казалось, немного смутился. — Бургомистр, будь он неладен, узнал меня на площади.
Куизль рассказал дочери о демонстрации облаток, последующем бегстве и схватке на краю обрыва.
— Но Симон жив, — в завершение успокоил он Магдалену. — Я сам слышал, как он кричал что-то из ущелья. — Нахмурился. — Странно только, что он до сих пор не объявился…
— Может, его уже стражники схватили, — пробормотала Магдалена и покачала головой. — Так или иначе, нужно решить, что делать дальше. Колдун предлагает нам сделку. Если мы прекратим его преследовать, он…
— И ты ему веришь? — Палач брезгливо сплюнул на землю. — После всего, что натворил этот полоумный? Ничего ты от него не дождешься! Ни за что он не отпустит детей. Даже если мы пообещаем тотчас вернуться в Шонгау, он будет держать их заложниками, а когда получит, что ему нужно, просто прикончит их, как зайцев. Свернет им шеи да еще посмеется.
— Нет… не говори так! — Магдалена снова чуть не расплакалась. — Если это правда, то дети пропадут!
Палач уставился перед собой и похрустел костяшками пальцев. Магдалена этот звук знала очень хорошо — такой ритуал Куизль совершал всякий раз перед казнью. Или когда напряженно думал.
— Если дети еще живы, то они сейчас ревут вовсю, — проговорил он тихим голосом. — Значит, ему нужно уйти с ними туда, где их никто не услышит. Уверен, этот выродок прячется где-то в туннелях под монастырем. Отличное убежище, если на руках у тебя два ревущих сорванца. А раз он не выйдет к нам и не отдаст детей по доброй воле, то придется нам спуститься к нему. — Снова хруст. — Он, как барсук, забился в нору. Его нужно оттуда выкурить или собак натравить. Я этого колдуна буду давить, пока у него кишки изо рта не полезут.
— Даже если дети где-то внизу, — заметила Магдалена, — не забывай, что мы так и не выяснили, как найти вход в эти туннели. На карте, которую раздобыл Вартенберг, он, видимо, обозначен. — Она отчаянно тряхнула волосами. — Но Симон, к сожалению, не прихватил с собой этот план! Только и запомнил ту латинскую строчку. Hic est porta ad loca inferna… Знать бы, что она означает… Вот что больше всего раздражает!
— Как ты сказала?
Палач уставился на Магдалену, словно дочь превратилась вдруг в редкого зверька.
— Ты это о чем? — спросила она растерянно. — Больше всего это раздражает, потому…
— Нет-нет, до этого на латыни!
— Hic est porta ad loca inferna. А что? Нам же Симон про эту строчку рассказывал.
— Нет, не про нее. — Палач ухмыльнулся, точно мальчишка после удачной выходки. — Ты произнесла ее немножко неправильно. Симон говорил, что на карте написано было «Hic est porta ad loca infera». А это и вправду означает: «Вот врата в подземную часть». Но ты только что сказала «loca inferna». Возможно, рассеянный муж твой ошибся, ведь надпись была неразборчивая. И не исключено, что твой вариант правильный.
Магдалена начала догадываться.
— И… что же она в таком случае означает? — спросила она едва слышно.
Палач поковырялся в зубах. Ему нравилось, когда собеседник терял терпение, дожидаясь от него ответа. Его дочь это с самого детства доводило до белого каления.
— Магдалена, Магдалена, — проворчал наконец Куизль. — Я-то думал, что хоть немного обучил тебя латыни. «Hic est porta ad loca inferna» переводится как «вот врата в ад». — Палач довольно почесал растрепанную бороду. — И так уж угодно стало Господу, что я, кажется, знаю, где эти самые врата находятся…
Он улыбнулся.
— Ну, что скажешь? Готова спуститься со мной в преисподнюю?
Уже в десятый, наверное, раз Симон поскользнулся на мокрой листве и съехал по одному из бесчисленных склонов долины.
Лекарь казался самому себе жуком в песчаной яме. Куда бы он ни посмотрел, всюду за елями и буками торчали каменные глыбы, а заросли между ними загораживали дорогу. Пологие поначалу склоны превратились вдруг в глубокое болото. Сюртук и дорогие аугсбургские ренгравы постепенно изорвались, сапоги покрылись слоем грязи. Похоже, весь дорогой наряд придется выбросить! Но сейчас это беспокоило меньше всего.
Лекарь заблудился.
Вообще-то он собирался лишь немного спуститься в долину, чтобы широкой дугой пройти к дому живодера в Эрлинге. Но дорогу ему то и дело загораживали скалы, отвесные склоны и илистые ручьи, и их приходилось обходить. Так, шаг за шагом, он потерял в темном лесу всякую ориентацию.
В отчаянии Симон огляделся. Откуда-то сверху доносился слабый колокольный звон — там, должно быть, находился монастырь. Но подниматься к нему напрямик было бы слишком тяжело, к тому же лекарю не хотелось попадаться на глаза стражникам. Слева лился в нерукотворный бассейн ручей Кинбах и сбегал дальше в долину, а справа опять высились скалы. Чем дольше Симон смотрел на них, тем больше они казались ему творением рук человеческих. Слишком ровными были откосы, а некоторые из обломков напоминали зубья, лестницы и крепостные ходы. Вся эта громадина походила на древний замок великанов — или остов давно разрушенной крепости.
Крепости Андекс-Меранских?
Симон покачал головой. В сумерках леса воображение сыграло с ним уже не одну шутку. Некоторые из булыжников казались ему окаменелыми гномами, башнями или драконами. Лекарь устало потер запачканный лоб и, ругнувшись вполголоса, двинулся дальше.
И ведь надо было так заблудиться! Стражники наверняка уже обыскали дом живодера и встретили там Магдалену. Как они поступят с дочерью взломщика и предполагаемого убийцы? Вряд ли им вздумается благонравно ее допросить, а потом отпустить на все четыре стороны. Особенно Земеры жаждали мести за тот предыдущий раз, когда Грец с Магдаленой выставили их из дома.
Симон ускорил шаги. Он старался держаться юга, где, по его расчетам, располагался Эрлинг. К сожалению, именно в этом направлении дорога оказалась особенно трудной. Лекарю пришлось пробираться через кучи листвы, кустарник и поваленные деревья. Ему казалось даже, что чертополох и ежевика, словно пальцами, цепляли его колючими ветками и пытались удержать.
Симон с руганью продрался сквозь колючие заросли и огляделся. Впереди высилась внушительных размеров скала. Громадина в высоту достигала не меньше восьми шагов, и на вершине ее росла ветвистая липа. Неподалеку стояли несколько каменных глыб, расположенных кругом, словно останки громадной башни. Симон почувствовал едва уловимый запах дыма.
Лекарь насторожился. Дым означал, что где-то поблизости были люди: возможно, охотники из Андекса, а может, и грабители, поджидавшие легкой добычи поблизости от монастыря. Ни тем ни другим на глаза лучше не попадаться.
Симон прислушался, но не услышал ничего подозрительного, только щебет птиц и непрерывный шелест деревьев.
Он двинулся было дальше, но тут среди прочих уловил еще один звук. Издавать его не могли ни человек, ни животное.
Это была грустная мелодия. Давно забытая песня о любви зловещим эхом отражалась от скал.
Лекарь испуганно замер. Это была та самая мелодия, которую он слышал неделю назад в доме часовщика; та самая песня, о которой ему рассказывала Магдалена. Она услышала ее, когда спускалась по лесной тропе за монастырской стеной, а потом в нее кто-то стрелял.
