Джеймс Риз - Досье Дракулы

Фонарщики уже взялись за свою работу. Надеясь встретиться с Тамблти, пока совсем не стемнело, я нанял экипаж и велел ехать в Сент-Джеймс-парк. У Букингемского дворца я соскочил с коляски, бросил вознице плату и поспешил на восток, в парк.

Как и было указано, я старался держаться в тени платанов, тянувшихся параллельно Бердкейдж-уок. Гуляющих в парке почти не наблюдалось,[225] но он был здесь.

«Сто-кер. Сто-кер».

Каждое дерево, к которому я приближался, было испытанием, каждое дерево, мимо которого прошел, — триумфом. Тени, казавшиеся живыми, заставляли меня желать тьмы, абсолютной тьмы.

«Сто-кер, Сто-кер».

И тут я ощутил запах фиалок. Он был близко, но я знал, что выискивать его бесполезно. Следовало ждать, пока он покажется сам. Идти, идти, идти… и ждать. Вдруг послышался испуганный птичий крик, с силой налетел ветер, и… Я напряг все свои чувства и свернул в сторону. Вот оно, это дерево. Здесь. Я подошел ближе и, чтобы удержаться на ногах, ухватился за ствол. Но… ничего не произошло.

Ничего, кроме того, что лунный свет пробился сквозь оставшуюся листву и высветил слоистую, шершавую кору. Но потом пятнышки света начали ползать по стволу, и я уставился на них, ибо то были скорпионы. Кусок коры отпал, и… Но нет, это была не кора, а капюшон, который откинулся, открыв левый глаз Тамблти с закатившимся зрачком.

— Сто-кер, — произнес он так, что я слышал одновременно и слово, и его эхо. — Сто-кер.

Я слабел. Все пять моих чувств слились в одно. Я понял, что, стараясь не упасть, я еще крепче вцепился в то самое дерево, за которым он стоял. Расстояние между нами было так мало, что я чувствовал его речь на вкус, ощущал на языке вкус фиалок. И мальчик был прав: его голос действительно наводил на мысль о двух трущихся друг о друга камнях, ибо состоял из двух голосов.

— Сто-кер! — пропел один голос. — Я желаю взвешивания, — произнес другой. А затем два голоса слились воедино: Мы желаем взвешивания. Мы готовы.

Я увидел, как его лицо напряглось, кожа натянулась, шрам разошелся, выпустив наружу испачкавшую усы черную жидкость. Слюна, появившаяся на губах, тоже была черной. Лицо искривилось в ужасном подобии улыбки, когда он, нет, они произнесли снова:

— Мы желаем взвешивания. Мы готовы.

— Скажите… скажите, какова моя роль?

Послышался смех, но рот не шевельнулся, пока не зазвучали слова:

— Ты знаешь. Ты пробудил нас, свел воедино.

— Это какая-то ошибка! — воскликнул я.

Снова смех.

— Взвешивание! Мы желаем взвешивания!

— Но у вас… есть сердца?

— Мы желаем взвешивания. На весах Анубиса.

— Я… я сделаю это. При том условии, что…

Но договорить я не успел: их левая рука взметнулась к моему горлу. Теперь они выступили вперед, давая увидеть их лицо целиком и притягивая меня ближе — настолько близко, что я мог обонять их периодически повторяющееся «желаем взвешивания».

Впрочем, когда пальцы на моем горле разжались, я широко открыл рот, ловя воздух, и глубоко втянул их запах, фиалковый, но с сильной примесью разрытой земли, пустоты и затхлости немытой кожи. Я сложился пополам, и меня вырвало. Это вызвало у них смех.

Две влюбленные парочки прошли мимо, не увидев Тамблти и не обратив на меня ни малейшего внимания.

Хорошо, хорошо, — прохрипел я. — Будет вам взвешивание.

— Оно будет.

— Когда? Где?

— Ты узнаешь. Мы покажем.

О этот смех, этот адский смех! Умолкнут ли его раскаты? Наверно, нет, ибо они смеялись даже тогда, когда, крепко удерживая мои чувства, раня их и скручивая все пять чувств воедино, повалили меня на землю. Последним, что мне запомнилось, был свист ветра в ветвях, напоминающий скрежет алмаза, режущего стекло, и пробивающийся сквозь листву лунный свет, льющийся в сопровождении тихой, едва слышной мелодии. А потом моя голова сильно ударилась об утоптанный грунт дорожки.

Прошло, наверно, четверть часа, прежде чем я, грязный, ошеломленный, пришел в себя. Что случилось? Превозмогая боль и головокружение, я вспомнил каждое его слово и поднялся из-под того самого дерева, вернее, пытался подняться, но почувствовал: что-то мне мешает. Оказалось, он приколол мое пальто к земле моим же ножом, моим кукри. Я высвободился, взял нож, а когда поднял его, чтобы разглядеть в лунном свете, увидел, что клинок потемнел от запекшейся крови. Я лихорадочно ощупал себя, но, конечно же, это была не моя кровь. Их. Кровь расчлененных женщин из Уайтчепела и других, неизвестных.

Я быстро сунул кукри в карман и двинулся к Утиному пруду, собираясь выбросить нож в воду, но ясная луна над прудом заставила меня замешкаться. Вдруг кто-то увидит, как я забрасываю его на самую середину, где глубоко? Как же мне избавиться от ножа? Некоторое время я стоял, размышляя, а потом решил оставить кукри у себя.

Я вымыл ботинок в пруду и снова спрятал в карман. Изверг прав: он удобен и прекрасно ложится в руку.

Придя домой, я обнаружил Кейна, забившегося в угол темной гостиной. Мое благополучное возвращение воодушевило его, и он взял себя в руки настолько, что послал весточку Сперанце: «Он дома». И я тоже почувствовал себя сильнее, целеустремленнее, ибо теперь у меня есть оружие и мне осталось только поставить капкан.

Письмо

Брэм Стокер — Торнли Стокеру

11 октября 1888 года

Дорогой Торнли!

Есть многое, что необходимо сообщить тебе лично, и я наконец говорю: «Приезжай!» Приезжай при первой же возможности и привози с собой моих дорогих Стокеров, с которыми я так давно пребываю в разлуке. Я имею основания полагать, что Лондон безопасен, во всяком случае для нас. Почему, объясню при встрече.

Эбберлайн? Не появляется, хотя его люди не слезают у нас с хвоста. Кажется, мы озадачили инспектора своим посланием. Как говорит леди Уайльд: «Все вымыслы мира подвластны письму».[226] Сообщи о своем предстоящем приезде.

Телеграмма

Торнли Стокер — Брэму Стокеру

13 октября 1888 года

Все четверо прибываем во вторник, 16-го числа. Торн.[227]

Из архива столичной полиции[228]

Полиция большого Лондона

Отдел криминальных расследований

Скотленд-Ярд

19 октября 1888 года

Тема: Убийство Элизабет Страйд

В Даффилдз-Ярде,[229] Бернер-стрит

Тело обнаружено в 1 час пополуночи

30 сентября 1888 года

Сообщаю нижеследующие подробности, имеющие отношение к убийству Элизабет Страйд, совершенному утром 30 сентября 1888 года.

1 час пополуночи 30 сентября. Тело женщины с перерезанным горлом, но без иных явных увечий обнаружено Луисом Димшицем (секретарем Социалистического клуба) в подворотне Даффилдз-Ярда, что на углу Бернер-стрит и Коммершиал-роуд-ист. Вышеназванный Димшиц сообщил в полицию. Полицейский 252-го отделения Лэмб послал за докторами Блэкуэллом и Филлипсом, а сам проследовал на место происшествия.

1 час 10 минут. Тело осмотрено врачами, установившими отсутствие признаков жизни. Положение тела следующее: лежит на левом боку, левая рука вытянута, справа от тела — cachous.[230] Правая рука на животе, тыльной стороной ладони вниз, внутренняя сторона запястья выпачкана кровью, ноги согнуты в коленях, ступни упираются в стену. Тело еще не остыло. На шее шелковый платок, слегка порванный под челюстью справа. Горло глубоко разрезано, справа содрана кожа. Диаметр ссадины — дюйм с четвертью.

В ходе проведенного расследования установлено следующее.

В 00.35 30-го числа Смит, констебль отделения полиции 452 «Н», видел разговаривавших на Бернер-стрит мужчину и женщину с красной розой. Указанный констебль опознал в убитой именно ту, виденную им женщину и описал мужчину как человека лет 28, ростом 5 футов 7 дюймов, смуглого, с маленькими темными усами, одетого в пальто из черной диагонали и жесткую фетровую шляпу. Из-под пальто виднелись белый воротничок рубашки и галстук.

Израэль Шварц, проживающий в доме 22 по Хелен-стрит,[231] угол Бэкчерч-лейн, свидетельствует, что в 00.45 30-го числа свернул с Коммершиал-роуд на Бернер-стрит и, дойдя до того места, где было совершено убийство, увидел мужчину, стоявшего под аркой ворот и разговаривавшего с женщиной. Мужчина пытался вытащить ее на улицу, но не сумел, и тогда, развернув ее к себе спиной, он толкнул ее, и она упала на дорожку. Женщина вскрикнула трижды, но не очень громко. На противоположной стороне улицы свидетель видел другого мужчину, стоявшего и курившего трубку. Шварц не может с уверенностью сказать, были ли те двое заодно и знакомы ли они. Когда Шварца привели в морг, он подтвердил, что перед ним тело именно той женщины, которую он видел, и дал описание первого мужчины, толкнувшего женщину. Лет тридцати, рост 5 футов 5 дюймов, светлый цвет лица, волосы темные, маленькие каштановые усы, круглое лицо, широкие плечи. Куртка и брюки темные, на голове черное кепи с козырьком. В руках ничего не было. Второй мужчина: около 35 лет, рост 5 футов 11 дюймов, свежий цвет лица, волосы светло-коричневые, усы каштановые. Одет в темное пальто, старую жесткую фетровую шляпу с широкими полями, в руках глиняная трубка.