Джанет Глисон - Гренадилловая шкатулка

Я вспомнил увечья Партриджа. Не исключено, что они более символичны, чем я думал. Искалечить руку ремесленнику — значит обречь его на нищету, даже если раны окажутся не смертельными. Он больше никогда не смог бы работать.

Может, характер смерти Партриджа знаменует нечто важное? Если бы Чиппендейл решил покарать талантливого мастерового, покушавшегося на его славу, более верной мести он не смог бы изобрести. Однако почему я опять думаю о Чиппендейле? Расспросы в Хорсхите вкупе с обстоятельствами гибели мадам Тренти вынудили меня исключить его из круга подозреваемых лиц. Должна быть другая причина, объясняющая эту череду странных смертей и жуткие увечья Партриджа. Во всем этом виновен кто-то другой. Я опять подумал про кучера коляски.

Не забывай, какое решение ты принял в Хорсхите, напомнил я себе. Расчленяй каждый инцидент, каждый случай на единичные подробности, осмысливай каждую частность с беспристрастностью стороннего наблюдателя, отделяя факты от предположений, слухи от реальности. Слишком долго я ходил вокруг да около, вместо того чтобы уверенно следовать единственно верным путем. Однако с чего же начать? Ведь с тех пор как я написал Дороти, в интригу вплелась еще одна смерть. Мадам Тренти.

Точно зная, каким будет мой следующий шаг, я убрал письма в карман и отправился к Лестер-филдс. Дай бог, чтобы конюхи Брадфилда уже работали в конюшнях — готовили к выезду лошадей и экипажи. У одного из них надо выпытать, кто ездил вчера в легкой коляске. Таким образом я установлю личность возницы, управлявшего каретой, которую я видел у дома мадам Тренти, и выясню, кто был тот человек, который едва не переехал меня и убил Монтфорта, Партриджа и мадам Тренти.

Я узнал экипаж по характерной черно-зеленой раскраске. Он стоял на улице возле конюшни. Маленький мальчик начищал его фонари и рельефные украшения. Сам конюх запрягал пару гнедых кобыл. Это и есть те самые лошади, что едва не затоптали меня? Те самые, что пронеслись под окном спальни мадам Тренти?

В воздухе висел запах прелой соломы и лошадиного навоза. Лавируя между лужами, я приблизился к коляске и как бы невзначай обратился к конюху:

— Красивая коляска.

Тот покосился на меня, уклончиво хмыкнул и продолжал крепить упряжь.

— Хочу купить себе такую же. Хорошо ходит?

Конюх повернулся и смерил меня настороженным взглядом. На мне были новый синий сюртук, чистая рубашка, так что я вполне мог сойти за торговца средней руки, хоть и забрызгал чулки грязью.

— Вполне, сэр.

— Очень похожа на коляску лорда Брадфилда.

— Так это она и есть. Вы знакомы с лордом Брадфилдом?

— Немного. Вчера вечером был у него на приеме. Пару раз встречался с ним в Кембридже, у лорда Фоули.

Услышав это, конюх совсем успокоился. Черты его лица разгладились. Значит, пора приступать к делу.

— Лорд Брадфилд часто на ней выезжает?

— Да нет, не очень. Он предпочитает удобный городской экипаж. А эту обычно берет его сын, Джордж. Любит кататься в парке.

— Он один ездит?

— Иногда. Порой с друзьями. Говорит, у дам аж дух захватывает, когда он гонит среди деревьев, едва не врезаясь в столбы.

— А из его приятелей кто на ней выезжает?

— Бывает, Роберт Монтфорт. Вы с ним знакомы? Я кивнул.

— Кажется, я видел их вдвоем вчера утром.

— Да, думаю, как раз для них мы сейчас ее и готовим.

— Значит, вы знаете, кто ее берет?

— Не всегда. Мы подгоняем коляску к дому. Иногда господа сразу выходят, иногда — нет. А если нам приказано подготовить другой экипаж, эту мы оставляем с лакеем.

Меня кольнуло разочарование.

— А вчера?

Конюх вновь насторожился.

— Почему вы спрашиваете, сэр? По-моему, к покупке экипажа это не имеет отношения.

— Просто любопытно, только и всего. — Я приветливо улыбнулся и, достав шиллинг из мешочка Фоули, сунул монету ему в карман.

Конюх покачал головой, словно я проявил непозволительную фамильярность, но не заставил ждать с ответом:

— Вчера я видел, как два джентльмена выезжали на ней в свой обычный час..

— И когда это было?

Пожилой лакей назвал мне время, но я хотел уточнить.

— В десять, половине одиннадцатого, — не колеблясь, сказал конюх. Как я и ожидал.

— И вы не заметили ничего необычного?

— Что значит «ничего необычного»?

— Может, кто-нибудь брал коляску раньше? Он вновь бросил на меня пытливый взгляд.

— Не знаю, что у вас на уме и откуда вам так хорошо известно, в котором часу уезжают и приезжают господа, но я действительно припоминаю, что коляску брали раньше, до того как джентльмены отправились на прогулку.

— Кто брал?

— Дама. Мисс Аллен.

— Мисс Аллен?

Я утратил дар речи. Из всех обитателей Хорсхита мисс Аллен всегда была самой заботливой и доброй; согласно завещанию брата, она ничего не получала из его наследства; она помогала мне в расследовании гибели Партриджа. Ее никак невозможно было заподозрить во всех этих бессмысленно жестоких злодеяниях.

— Она была одна? — допытывался я.

— На конюшнях одна, но, думаю, человек, который должен был везти ее, ждал где-то неподалеку.

Я глубоко вздохнул: это больше похоже на правду.

— Вы его видели?

— Нет, но она упомянула своего племянника. А один из конюхов, пришедший чуть позже в то утро, сказал, что видел коляску на площади: ею управлял какой-то джентльмен в темно-зеленом плаще.

— Мисс Аллен потом вернула коляску?

— Нет. Сказала, что оставит ее у дома, для племянника и Джорджа.

Наконец-то я постиг всю степень коварства убийцы. Ведь я же видел Роберта в зеленом плаще. И полоса на карете, летевшей на меня, была зеленого цвета. До этой минуты я ошибочно полагал, что запомнил лишь зеленую полосу, но теперь мне стало ясно, что сгорбленная фигура на козлах куталась в плащ такого же цвета. И это был Роберт Монтфорт. Участие мисс Аллен легко объяснимо. Рассказывая о себе, она призналась мне, что обожает племянника. Она заменила ему мать. Разве я не замечал, как она старается оградить Роберта от всего, что может расстроить его, как она постоянно приписывает ему самые добродетельные чувства?

Итак, я нашел убийцу мадам Тренти. Имея в своем распоряжении столь преданную тетушку, которая готова исполнить любое его желание, Роберт без труда уговорил ее заказать для него экипаж и подогнать к нему. Потом он сделал свое черное дело, будучи абсолютно убежден, что, если коляску увидят поблизости от места преступления и возникнут нежелательные вопросы, подозрение падет на мисс Аллен, а не на него. Он знал Наверняка, что она никогда не выдаст его, что она слепо верит в его непогрешимость.

Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что этот вывод у меня никак не мог созреть раньше, даже если бы до той минуты я по сто раз переосмысливал каждую деталь и размышлял о своих подозрениях в отношении Роберта Монтфорта. Но сведения конюха оказались столь неожиданными, что я не поверил, засомневался, и это помогло мне прийти к решению. Словно луч света внезапно озарил темную комнату, которая всегда вызывала у меня интерес, и я, заглянув в приоткрытую дверь, увидел там то, что хотел увидеть, то, что до сей поры лишь воображал.

Я был прав, полагая, что зло, вызвавшее череду трагических событий, проистекает из Хорсхит-Холла. Теперь я осознал, что мне придется еще раз съездить туда, если я хочу предотвратить дальнейшие несчастья. Ибо только в тех почти безлюдных гнетущих стенах сумею я переосмыслить и постичь значение всех сопровождавших гибель Монтфорта и Партриджа запутанных мелочей, которые до тех пор никто не принимал в расчет: шкатулка из красного дерева, револьвер, пиявки, следы. Я не сомневался, что каждой из них найду логическое объяснение. Более того, хоть я теперь и знал, как была убита мадам Тренти, по-прежнему оставалось неясным, почему ее убили.

Я был преисполнен решимости, но не поборол свои страхи. Я не забыл угрозы Роберта Монтфорта, не забыл то, что сказала мне Элис: завтра Роберт Монтфорт собирается вернуться в Хорсхит. Сама она по его приглашению намеревалась поехать с ним и погостить несколько дней в его доме. И хотя теперь я, как никогда, боялся Роберта, меня вдохновляла новая цель. Я тайком проникну в Хорсхит-Холл, рассудил я, а Роберту Монтфорту станет известно о моем визите, только когда я сам буду готов предстать перед ним и предъявить обоснованные обвинения.

Я задумался о странном приглашении Роберта Монтфорта, которое он сделал Элис. Еще у Брадфилдов я подумал, что он замыслил недоброе, теперь же я в том не сомневался. Зачем бы подлый убийца стал приглашать в свой особняк женщину, с которой едва знаком? Чтобы расправиться с ней. Но почему он выбрал Элис, а не меня? Вероятно, в беседе с ним она обмолвилась о чем-то таком, что его насторожило, и у него сложилось впечатление, будто она ближе к истине, чем я. Что она могла сказать? Ответ напрашивался сам собой. Элис ужасно беспечна, а наше расследование вызывало у нее живой интерес. Вне сомнения, разговаривая с Робертом, она выпытывала у него дополнительные сведения. Возможно, выясняла, кто управлял коляской, которая пронеслась под окнами мадам Тренти после ее убийства. Ведь это и была цель нашего визита к Брадфилдам. Не исключено (и эта мысль вселяла в меня ужас), что она невинно полюбопытствовала, ездил ли он в то утро на прогулку. Неважно, каким образом Роберт заподозрил Элис в излишней осведомленности, но пригласил он ее в Хорсхит отнюдь не случайно. Его цель — вовсе не выслушать ее соображения по поводу нового оформления интерьера, он хочет избавиться от нее. После, очевидно, придет моя очередь, потом, возможно, Фоули, ибо, как я уже понял, Роберт Монтфорт — обезумевший маньяк, погубивший трех человек, и он будет убивать и убивать, дабы его не изобличили.