Антон Кротков - Загадка о морском пейзаже
Однако подводники как будто не теряли бодрости духа. У Вильмонта было такое чувство, что нормальную пищу и элементарный комфорт им заменяло совместное исполнение «Марсельезы» и прочих революционных песен, которые они периодически начинали хором орать для поднятия боевого духа. Дело в том, что при движении внутри субмарины все грохотало, поэтому разговаривать здесь можно было только криком или жестами.
В такие минуты Анри чувствовал себя среди опасных сумасшедших — трое психов и он с ними, сидючи внутри погруженной в морскую стихию железной бочки, дружно драли глотки. История мореплавания точно еще не знала подобного коллективного умопомешательства. Хотя чего только не бывает в этом мире. В Париже Вильмонт читал в газетах, что во время состоявшегося первого дружеского визита французской эскадры в Кронштадт Александр III лично приветствовал французских моряков. Стоя на палубе французского броненосца, русский император уважительно выслушал исполнение французского государственного гимна — революционной «Марсельезы», за исполнение которой в России уже сто лет по закону полагалась каторга.
* * *Однако, будучи для людей «камерой пыток», в боевом отношении лодка являлась достаточно совершенной боевой машиной. Как «судовой инженер», вскоре Вильмонт узнал, что находится на одной из самых хорошо оснащенных субмарин мира. Построенная на маленькой норвежской верфи по украденным или купленным революционерами у фирмы знаменитого американского изобретателя Джона Холланда чертежам, подлодка являлась настоящей шкатулкой уникальных технологий. При крошечных размерах корабля поражало, как все это «ценное железо» вообще здесь уместилось! Но факт есть факт: на борту «Народовольца» присутствовали машины и устройства, которые еще не были даже опробованы на кораблях флотов ведущих морских держав!
Например, здесь имелся шноркель со специальными мехами, типа кузнечных, для нагнетания воздуха. По-немецки эта штука называлась — Schnorchel. Что можно перевести, как «дыхательная труба». Это изобретение в теории позволяло экипажу, даже находясь под водой, получать с поверхности свежий воздух для вентиляции отсеков. Правда, судя по совершенно жуткой атмосфере внутри корабля, пока шноркель не оправдывал связанных с ним надежд. Однако по ходу плавания экипаж продолжал экспериментировать с ним.
В целом же сконцентрированная на лодке передовая механика, несмотря на ее ненадежность, делала эту субмарину потенциально очень опасной. Но главной ее силой был, конечно, экипаж. Обманом пробравшийся на корабль жандарм должен был признать, что попал в компанию отчаянных смельчаков. Ведь только совсем не дорожащий жизнью человек мог по доброй воле выйти в море на этой «боевой консервной банке».
* * *Большую часть суток моряки посвящали различным работам, ибо даже на таком маленьком корабле всегда имелось много неотложных дел. Каждому члену экипажа приходилось брать на себя много смежных служебных обязанностей. Зато когда после тяжелейшего дня ты, наконец, получал законные несколько часов отдыха — это было подлинное блаженство. Свободные от вахты имели право выпить немного спирта. Принимая во внимание ужасные бытовые условия, тяжелейший физический труд и питание, спирт был единственным спасением от дизентерии и хандры. Спирт развязывал языки, сразу начинались задушевные разговоры, к которым, в силу скученности всех в единственном отсеке корабля, непременно присоединялся и тот, кто нес дежурство.
Проводя сутки напролет со своими спутниками, будучи посвященным в их житейские обстоятельства и планы, Вильмонт видел, что это отнюдь не какие-то патологические выродки или законченные преступники. В своей жизни они скорей всего ни разу не взяли чужого и были любящими мужьями, братьями и отцами. Им тоже были свойственны сострадание и альтруизм, как и большинству нормальных людей. По отдельности каждый из них был порядочным и в общем хорошим человеком, искренне желающим добра своему Отечеству. Но вместе они представляли собой опасную разрушительную силу. Революционный фанатизм ожесточил их сердца.
Согласно планам подводников, «Полярная звезда» должна была быть уничтожена вместе со всем своим экипажем и пассажирами. Только так, по замыслу террористов, можно было гарантированно решить главную задачу — убийство государя. Это порождало фантастически бесчеловечный парадокс — для убийства только одного человека нужно было «надежно» прикончить весь экипаж большого пассажирского корабля. Ведь команда тонущего судна непременно станет делать все возможное, чтобы в первую очередь спасти царя и его близких. В аварийной ситуации, если у экипажа яхты останется в запасе хотя бы несколько минут, моряки первым делом наденут спасательный пояс и посадят в шлюпку именно того, кто был главной мишенью для «народовольцев».
Но тогда вся задуманная террористами операция теряла всякий смысл. Поэтому масса боевого заряда каждой из находящихся на борту торпед превышала десять пудов[42]. Таким количеством взрывчатки можно было вывести из строя большой военный корабль, а уж небронированную яхту — просто разнести в щепки. Таким образом, экипаж «Полярной звезды» должен был просто испариться в адском пламени чудовищного взрыва. У спутников Анри это называлось «торжеством высшей социальной необходимости». От этого словосочетания «пахло» библиотеками и научными диспутами. Но именно такие убийцы, в интеллигентских пенсне, наиболее опасны для общества. В этом Вильмонт уже не раз имел возможность убедиться на собственном опыте. Ведь если обыкновенный душегубец, к которому обыватели испытывают наибольшее отвращение, за свою жизнь способен убить от силы пятерых, то идейные господа — эти кумиры либеральной интеллигенции — ради своих теорий с легкостью жертвовали тысячами жизней.
Так что Анри заранее не испытывал угрызений совести, когда думал о том, что в скором времени ему, вероятно, придется перестрелять новых знакомых. Но пока он честно пытался играть роль их искреннего единомышленника.
Все разговоры на борту так или иначе вертелись вокруг политики. И если даже начинали говорить о какой-нибудь житейской пустячине, все равно, спустя какое-то время, обсуждение обязательно скатывалось на политику.
Двое членов экипажа, боцман и штурман, были типичными идеалистами, верящими в возможность одним смелым и решительным штурмом построить на земле общество всеобщей справедливости — подобие царствия небесного. «Механик» же считал, что подобная бредовая идея пригодна только для написания фантастических романов. Ему доставляло какое-то садистское удовольствие глумиться над романтическими убеждениями соратников. Каждый раз он метко бил их хлесткими аргументами, очень аргументированно и убедительно доказывая, что люди, как неотъемлемая часть животного мира, руководствуются в своих поступках в гораздо большей степени инстинктами, чем «голым интеллектом».
— Лучше бы почитал сочинения старика Дарвина, — говорил командир долговязому боцману, взявшему с собой в поход толстый том «Капитала» Маркса. — Тогда, может, понял бы наконец всю тщетность попыток вывести новый вид социального человека. Homo sapiens используют свой разум в основном для удовлетворения потребности хорошо пожрать, получить сексуальное удовлетворение и добиться власти над себе подобными. Одним словом, мы слишком ленивые, эгоистичные и жадные существа, чтобы без принуждения следовать коммунистическим принципам общежития.
Однажды обиженный «штурман» возмущенно бросил командиру:
— Если ты не веришь в нашу идею, то зачем тогда рискуешь ради нее своей башкой?
— А интересно, — зевнул капитан.
— Что тебе интересно?!
— Эту машину интересно было с норвегами мастерить. На морскую охоту тоже интересно идти. Люди на китов охотятся, на слонов, носорогов и прочих крупных животных. А мы — на самого царя! Это же увлекательно и почетно. И потом страсть как хочется увидеть в перископ, как царская яхта разлетится вдребезги от нашей торпеды.
* * *Однако вскоре механик слег с обострением язвенной болезни. Это было немудрено при совершенно жутких условиях жизни на корабле и постоянном нервном напряжении, в котором каждый пребывал в этом «стальном гробу». Третий член экипажа, именуемый штурманом, видимо, знакомый с азами медицины, пытался его лечить. Но видно было, что командиру с каждым днем становится все хуже. Вряд ли ему суждено было вновь ступить на земную твердь. Тем не менее капитан продолжал руководить лодкой. Не вставая со своего ложа, он обсуждал со «штурманом» маршрут движения, водя пальцем по развернутой перед ним карте.
* * *На пятый день пути в открытом море подлодка встретилась со шхуной снабжения, чтобы пополнить запасы угля, продовольствия и пресной воды. Это произошло вдали от берега. Разведчик постарался запомнить приметы корабля, зная, что такие суда-призраки наверняка часто меняют названия.
