Елена Михалкова - Тайна замка Вержи
– Наконец-то… – прошептал Мортемар, пряча камень в мешочек на груди. – Наконец-то он со мной.
Маркиз оперся ладонями о подлокотники стула, к которому была привязана Николь.
– А теперь, когда все закончилось, удовлетвори мое любопытство, малютка. Кто заставил тебя украсть его? Ведьма?
«Да, все закончилось, – подумала Николь. – Я не сумела отомстить, не сумела спрятать камень… Кому я собиралась противостоять!»
К чему скрывать правду? Это уже ничего не изменит.
– Он случайно оказался в моих руках, ваша светлость. Я говорила вам об этом, но вы не стали меня слушать.
Маркиз недоверчиво прищурился:
– Но ты отнесла его ведьме! Ты хотела, чтобы она владела им!
– Моей матери не нужен был камень. Она ничего не знала и не хотела о нем знать. Я спрятала его в тайник, чтобы со временем вернуть вам. Я надеялась, тогда вы оставите нас в покое.
Николь устало закрыла глаза. Она больше не боялась боли. Пусть они убьют ее поскорее, чтобы все закончилось.
Но молчание длилось так долго, что она разомкнула веки. Маркиз по-прежнему смотрел на нее, как будто своими словами она пригвоздила его к месту.
– Ни при чем, – тихо повторил он. – Гуго, ты слышал?
– Да, ваша светлость. Это кажется невероятным.
– Невероятным?!
Мортемар с силой оттолкнул от себя стул, и Николь чуть не опрокинулась вместе с ним.
– Они даже не поняли, что оказалось в их руках!
Он выпрямился во весь рост и захохотал.
– О, эти шутки провидения! – маркиз вытер слезы, выступившие от смеха. – Но зато теперь я верю, что господь и в самом деле на нашей стороне, мой дорогой друг. Вернуть камень в замок столь извилистыми путями! Это жалкое отродье! – Он подбородком указал на Николь. – Кто бы мог подумать, что именно его изберет судьба в качестве своего орудия! Думаю, девчонка была послана нам, чтобы преподать урок смирения.
Жан Лоран вынул из ножен кинжал, украшенный сапфирами.
– Перед тем, как ты умрешь, я кое-что объясню тебе. Итак, ты не понимаешь, что это такое?
Он ткнул себя в грудь, где под рубашкой угадывался мешочек с камнем.
Николь молча покачала головой. Жан Лоран издал тихий смешок.
– Ваша светлость, стоит ли… – начал граф де Вержи.
– Нет, постой, Гуго! Разве справедливо, что она уйдет из этой жизни, утешаемая собственным невежеством? Я хочу, чтобы истина открылась ей и выжгла ее разум!
Маркиз страшно оскалился. Скорее, он сам походил на человека, чей разум сгорел, но не от горя, а от радости. Граф де Вержи опустился на скамью и вздохнул:
– Она не сможет осмыслить этого.
– Я объясню так, что поймет даже ребенок. Послушай, маленькая дурочка… – Мортемар перестал улыбаться. – Жил-был один знатный человек, вернее, юноша, мечтавший о славе и подвигах. В своих дерзких мечтаниях он забирался далеко, так далеко, что ты даже представить не можешь. Но грезы оставались грезами, пока однажды не случилось событие, которое впору было бы назвать чудом. У одной женщины, жившей на окраине его владений, скончался муж. Его зашибло деревом во время грозы. Три человека помогали вытащить тело, и они весьма удивились, когда пару месяцев спустя встретили его живым и здоровым.
…Жан Лоран до сих пор помнил этот день так же ярко, как двадцать лет назад. День, перевернувший его судьбу.
Он был зеленым юнцом, мальчишкой с непомерным самомнением и необъяснимой уверенностью, что выбран небесами для великих свершений. Веру эту ему внушила мать. Она твердила, что он вознесет их род на небывалую высоту. Она рассказывала ему сказки, в которых он был король и правил сотни лет. Она пела песни, в которых трубадуры прославляли его подвиги.
Ее тяжелого полубезумного взгляда боялись все в поместье, кроме маленького Жана – ее принца, ее солнечного мальчика, ее последнего оставшегося в живых сына. Четверых старших унес страшный мор, после которого, как утверждали злые языки, она окончательно повредилась в уме. Но каждого, кто назвал бы его мать сумасшедшей, Жан Лоран заколол бы, как крысу.
В детстве мальчик верил ей беспрекословно, но, став старше, начал задумываться. Что, если ум матери ослеплен любовью? Он не высказывал своих опасений вслух, а сам ждал знамения, посланного свыше. Знака, который подтвердит обоснованность его притязаний.
И знак был дан. Один из дровосеков, помогавших оттаскивать упавшее дерево, болтал напропалую во всех харчевнях о чудесно воскресшем муже швеи, и слухи дошли до Мортемара.
Другой человек отмахнулся бы от этих россказней. Но Жан Лоран учуял в пустой байке эхо того знака, которого он ждал так долго. Он велел привезти к нему дровосека, а заодно и двух других, знавших о чуде, и долго расспрашивал их по одному, закрывшись в своих покоях и выгнав всех слуг.
Рассвет нового дня застал его в дороге. Взяв с собой лишь троих верных людей, Жан Лоран мчался, нахлестывая коней, в маленький городок, где жила швея.
– Они меня не ждали, – вспомнил Мортемар. – Это облегчило дело, и еще то, что дом стоял на отшибе. Тогда у меня не было Дидье, пришлось действовать проще… и грубее.
– Вы их пытали… – прошептала Николь. – Швею и ее мужа?
Маркиз де Мортемар досадливо дернул уголком рта. С мужем вышла промашка. Слуги взялись за него слишком… рьяно. Искаженное горем лицо молоденькой швеи, ее вопли – все это не имело большого значения. Однако как раз тогда ему и пришлось узнать, что за некоей гранью люди становятся бесстрашны до безумия. Высшая степень свободы всегда где-то рядом с высшей степенью отчаяния. Настолько, что иногда это одно и то же.
Несколько часов пыток – и все впустую. Женщина молчала. Они могли разрезать ее на кусочки – она не сказала ни слова, и Жан Лоран проклинал себя за то, что не придержал своих людей, когда они набросились на ее драгоценного муженька.
Но господь не оставил их. Когда Мортемар был близок к тому, чтобы смириться с поражением, дверь распахнулась, и на пороге появилась немолодая женщина.
Так ангел-хранитель дал ему вторую возможность исправить ошибку.
– Это была ее мать, – сказал Жан Лоран оцепеневшей Николь. – Решила навестить доченьку. Приятно знать, что случайности всегда подскажут тебе правильную дорогу, не правда ли?
Девчонка смотрела на него так, что Мортемар невольно скользнул взглядом по подлокотникам, проверяя, крепко ли держат ее ремни. Звереныш в капкане, с той лишь разницей, что вырвавшийся зверь бросился бы прочь, а эта – на него.
– Швея сдалась быстро, почти как ты. – Он мельком оглянулся на Матье. – Мы только взялись за старуху, а она уже визжала, что расскажет все. Хотя, видит бог, я никогда бы не подумал, что после того, что мы с ней сделали, она сможет кричать.
Гуго де Вержи понимающе усмехнулся.
…В стене был скрыт тайник, и когда Жан Лоран, отпихнув валявшуюся без сознания изуродованную мать швеи, вынул из него реликвию, он ощутил странное покалывание в кончиках пальцев. В камне, на первый взгляд, не было ничего особенного. Разве что красная прожилка, разбегавшаяся на несколько тонких ниточек… Ему показалось, что она движется. Это странное и явно обманчивое впечатление возникало лишь тогда, когда он отводил взгляд, но стоило ему вновь уставиться на камень, ручеек замирал неподвижно.
– Ты сказала, раз в двадцать лет?
Он обернулся к швее, вжавшейся в стену от его взгляда.
– Да, ваша светлость, – прошептала она. – В ночь новолуния, когда призрак луны возникает в небе.
…Мортемар сделал круг по пыточной комнате и обернулся к Николь:
– Видишь ли, малютка, она никак не могла знать про призрак луны, эта необразованная дура. Она повторяла то, чему ее научили. Раз в двадцать лет происходит схождение двух небесных тел, Кроноса и Марса, и когда оно совпадает с новолунием, камень обретает силу. Но для этого нужно еще одно условие: чтобы в эту ночь призрак луны, его пепельный отсвет, появился на небесах.
Я знал о том, что пепельная луна – это лишь мираж, отраженный свет, который небесные тела перебрасывают друг другу. Но меня учили лучшие астрономы, которых отыскала мать. А нищая швея услышала об этом от своей бабки, а та – от своего прадеда, а ему сказала ведунья, которая и одарила его камнем за некое благодеяние. Ты слушаешь меня, малютка?
– Да, – прошептала Николь.
– Камень в их семье переходил из поколения в поколение. Уверен, его наполнила силой длань куда более могущественная, чем ведуньина. Знаешь, для чего он был сотворен?
Николь не ответила.
– Я скажу тебе, чтобы ты поняла, что находилось в твоих руках. Чтобы наконец осознала, чего лишилась и чего могла лишить меня!
Николь казалось, что криком маркиза ее вот-вот расплющит о стену, точно порывом урагана. Матье испуганно втянул голову в плечи.
Но голос Мортемара внезапно понизился до шепота.
– Раз в двадцать лет, – очень медленно, тихо и торжественно начал он, – выпадает ночь, когда Кронос и Марс сливаются в одно, а луна перерождается, чтобы исчезнуть и появиться вновь, подобно фениксу. В эту ночь, единственную в двадцать лет, камень обретает могущество. На небе возникает призрак полной луны, пепельный, как сгустившийся дым, и если такое случается… Если такое случается… в этот миг… слово… обращенное к Камню… становится… истиной.
