Волков. Маскарад - Валерий Пылаев
Из груди вместо крика вырвался хриплый вой, и кости носа с хрустом принялись вытягиваться вперед вместе с челюстью, выстраивая из человеческой плоти звериную морду. Рукава пиджака полопались, выпуская густую темную шерсть, а из пальцев полезли острые когти.
— Ну уж нет, дружочек. Со мной это не пройдет.
Колдун вытянул руку вперед и скрючил пальцы, будто пытаясь ухватить что-то невидимое. Не знаю, как именно, но его фокус сработал: я вдруг лишился чуть ли не половины того, что считал собой. Даже не частью тела, вроде руки и ноги, а неизмеримо большим, второй сущностью. Пусть не всегда послушной и удобной, однако сросшейся с человеческой ипостасью так крепко, что уничтожить эту связь полностью могла разве что смерть.
Зверь даже сейчас отчаянно упирался, никак не желая уходить. Держался до последнего, вгрызаясь в бытие изо всех своих диких сил… и все-таки проиграл, как и я сам. Хрящи вдавило обратно в череп, когти втянулись, а раздавшаяся было вширь грудная клетка под повисшей лоскутами рубахой снова сжалась в человеческую. Слабую, хрупкую и уязвимую.
И я рухнул на пол, искалеченный и выжатый до капли. Не осталось и крупицы сил, даже самой крохотной. Я на одном лишь упрямстве перевернулся на бок и попытался достать из-под пиджака «браунинг», но так и не смог. Ладонь замерла на половине пути, лишь коснувшись кончиками пальцев ребристой рукояти — и застыла онемевшим и бесполезно-мертвым куском мяса и костей.
Наверное, я должен был испугаться. Почувствовать тот самый ужас, который приходит к каждому человеку за мгновение до того, как его тело и то, что принято называть душой, расстаются окончательно. Но вместо этого в голове, как испуганная птица, металась одна-единственная мысль:
Какой же я идиот.
Подготовка и обычные меры предосторожности вряд ли помогли бы мне одолеть колдуна в поединке — он все-таки был куда сильнее. Но заранее сплетенная защита способна оттянуть финал, подарить несколько мгновений, которых хватит на побег… или на последний удар. В конце концов, окоченевшая рука еще способна держать оружие, а челюсти — сжиматься, даже когда сердце уже перестало биться и нести кислород в умирающий разум.
И даже сейчас я почти справился. Мой последний бой стал серьезным испытанием и для противника: колдуну пришлось выложиться так, что у него не осталось сил удерживать чужую личину. Знакомые черты менялись. Плавились, как воск, шли уродливыми неровными слоями, отпадали, и из-под них проступала истинная сущность. Костлявая, полумертвая, разменявшая уже не одну сотню лет. Протухшая насквозь и где-то глубоко внутри уже навсегда сломленная, хоть и насосавшаяся темной и густой мощи хаоса, как раздутый от жадности и крови комар.
У гнилого уродца даже не осталось сил добить меня, как полагается — иначе он вряд ли полез бы в ящик стола за «наганом».
— А знаешь, Володя… конечно же, если это действительно твое имя. Ты даже представить себе не можешь, как мне самому обидно, что все закончится именно так.
То ли тело колдуна уже не могло поддерживать связки в несвойственной им чужой форме, то ли глотку каким-то образом повредило в схватке — голос тоже изменился, и теперь напоминал что-то среднее между шелестом пожухлой листвы и карканьем умирающего ворона.
— Будь у нас чуть больше времени, или окажись ты не таким упрямым, я непременно смог бы объяснить, чего хочу на самом деле. — Дрожащие костлявые пальцы с щелчком взвели курок. — И рано или поздно ты бы вы все-таки понял, что мы делаем общее дело, которое важнее любого из нас… но увы. Я и так слишком рисковал, позволяя тебе жить, однако больше рисковать не могу.
«А ведь это смерть» — только и успел подумать я — «И теперь уже точно, насовсем…»
— Прости, Володя. — Колдун шагнул вперед, вытягивая руку с оружием. — Мне искренне жаль.
Дуло «нагана» распустилось огненным цветком.
Эпилог
— Да, господин, — одними губами прошептал старик. — Я иду. Иду.
Ботинки застучали по мостовой быстрее, но уже через несколько мгновений задорный стук сменился плеском воды — шел дождь, и у края тротуара вовсю скапливались лужи. Обувь тут же промокла, однако сейчас это не имело ровным счетом никакого значения.
Хозяин звал.
А значит, следовало поторопиться. Ускорить шаг или даже пуститься бегом. И неважно, как будет выглядеть в глазах запоздалых ночных прохожих немолодой уже седовласый мужчина, скачущий под ливнем. Старик и так изрядно опаздывал. И чувствовал, что еще немного, и хозяин рассердится.
Чувствовал… Нет, даже знал — без всяких телеграмм, записок, посыльных или поздних звонков. Связь, объединяющая учителя и ученика, владыку и покорного слугу работала куда быстрее и надежнее телефонного провода, и с каждым днем старик ощущал ее все сильнее. Будто хозяин не только передавал приказы, но и каким-то непостижимым образом делился собственным могуществом.
Лишь крохотной крупицей, каплей в бескрайнем океане, однако и ее хватало, чтобы вдохнуть в дряхлеющее тело силу, которой не было и в молодые годы. Те, другие, не могли даже мечтать о подобном, хоть и сами по праву рождения были наделены не только титулами, но и благодатью. Чудодейственными способностями, называемыми Талантом.
Старик всегда считал, что Владеющие не достойны подобной власти. Что родовитые болваны пользуются лишь крохотной толикой величайшего богатства, унаследованного от предков. Что истинное знание скрыто от простых смертных и доступно лишь единицам. Уже не людям, а полубогам, существам высшего порядка.
И когда одно из таких существ однажды появилось на пороге дома его благородия профессора, все вдруг встало на свои места. Прежняя жизнь, вся ее бестолковая мишура и глупость раз и навсегда ушли в прошлое. А новую, пусть ее и осталось не так уж много, старик посвятит служению.
Не человеку, нет. И даже не богу, а первозданной силе, которую он воплощал.
