Георгий Персиков - Дело о Сумерках богов
– И после разговора с губернатором полицмейстер вызывает меня в кабинет, – продолжил рассказ Торопков. – И, как я понял, чтобы слышало это, значится, все управление, говорит: «Достаньте мне его хоть из-под земли. Вы лучший сыщик губернии. Если не найдете, отправлю вас на каторгу, чего бы мне это ни стоило». В общем, вел себя как фараон египетский, прошу прощения за жаргон.
– Ничего плохого про господина начальника губернского полицейского управления сказать не могу, да и хорошего, наверное, не буду, – подтвердил, чуть осоловев, Родин. Все же с утра шестидесятиградусный бальзам пить было рановато.
– А затем врывается, значит, в кабинет исправник и тоже орет, что сюда едет охранка из самой Самары и что сам Столыпин по личному приказу их величества назначил следить за делом секретную службу. Вот я и разболелся от переживаний.
Детали служебной грызни были в этом деле наименее интересны Георгию.
– Так что с сыном их сиятельства? Кто выкрал и при каких обстоятельствах? Чего хотят за его возвращение?
– В том-то и дело, что неизвестно, кто и зачем. Князь с сыном были в нашем городке проездом и остановились на ночлег. Так Соколовский-младший просто исчез, а слугу, через комнату которого надо было пройти, злоумышленники усыпили эфиром. И никаких зацепок, ничего, пусто.
Родин задумчиво постучал ногтем по кофейной чашечке, перебирая варианты.
– А есть ли у его сиятельства враги?
– Да бог с вами, Георгий, какие могут быть враги у благороднейшего человека? Разве что другие князья да графья. Но полиция тут бессильна, – ответил, глазом не моргнув от очевидного вранья, Торопков.
И тут Родин кое-что припомнил. Их сиятельство отличились в подавлении третьего польского мятежа, еще в юность свою, будучи не более чем полковником. Святослав Воинович хоть и не обзавелся столь красочными прозвищами, как генерал-губернатор Муравьев, но в студенческие годы Родин не раз слышал от поляков прозвище Соколовского, которое можно было бы перевести как Палачовский. Неужто готовится новый польский мятеж? Столица давно была охвачена смутным пожаром террора. Иудеи, социалисты и анархисты творили бесчинства на юге. Рвались бомбы, покушались на жандармов и прокуроров в Киеве. После памфлета некоего Михновского, нелепо требовавшего образования какого-то государства на земле Малороссийской, был расстрелян министр Сипягин. Неужели революционная зараза развернула свои демонические крылья и на западе империи?
Родин поделился своими подозрениями, и Торопков подтвердил: поляки и вправду бузят. Некий Пилсудский совсем недавно создал революционную партию «Валка», а на беду ее поддерживают польские магнаты и богатые вельможные паны.
– Возможно, чтобы припугнуть князя, поляки и похитили сына, но выкупа покамест не требуют, – согласился Торопков и картинно заохал, схватившись за сердце. – Ой, не к добру это все, ой, помяните мое слово… Ох, сердце мое бедное…
Родин, покопавшись в своем шкафчике, нашел успокоительные капли и отмерил лекарство для Торопкова:
– Вот, выпейте. Вы знаете, мне кажется, это слишком старомодно – похищать кого-то, чтобы свести счеты. Его бы давно уже убили и успокоились. Слишком романтически выглядит вся эта история, вам не кажется?
Торопков глотнул капли, скривился и кивнул.
– Вы знаете, я бы даже посмел предположить, что тут может быть дело в самом сыне князя. Возраст юный, самое время для подобных глупостей. Это вполне мог быть побег, замаскированный под такое похищение. Классический сюжет.
Сыщик хихикнул:
– Да, и вправду, может быть, дело молодое. Ну и известно, что с отцом он был не в ладах, князь для того и взял сына в деловой вояж, чтобы хоть как-то наладить с ним отношения. Вот и наладил. Кстати говоря, о молодежи, я слышал, что у вас с Полиной Савостьяновой свадьба скоро намечается?
– Да не так и скоро, – вздохнул Родин. – У Полиньки брат во флоте служит, на Камчатке. Они недавно испытывали новые заряды, мелинитовые… ну, только вы понимаете, что все это страшная тайна… – Родин сделал большие глаза, – и произошел несчастный случай. Там в щепки разлетелось полкорабля. У Максима два ранения было, контузия, страшное дело. Его через Индию перебазировали домой, а там он ввязался в портовую драку, и его еще ранили. Так что теперь ему дорога в лечебницу. Вся семья Савостьяновых собралась ехать в Польшу на воды, там идеальная вода для его болезни, да и мне предлагают присоединиться, Поля очень упрашивает. Говорит, семейная гостиница их знакомых, будет время наконец спокойно пообщаться, отвлекусь от своих дел. А то я последние месяцы все бегаю да бегаю по делам. А потом уже, когда все подлечатся, свадьба.
Торопков понимающе кивнул.
– Контузия – это да… Пока не отлежишься – не очухаешься. Меня как-то тоже в одном деле взрывом приглушило… когда я служил у Белого генерала[4]. То еще, я вам доложу, удовольствие. Потом недели три отходил, а правое ухо стало слышать только через месяц.
– Вот-вот, – кивнул Георгий. – Да и мне надо бы прийти в форму, а то растолстел, умучился. Хотя мне не очень хочется ехать, когда такие дела вокруг творятся. Я тут нужнее. Да и скучно там…
– Да вы что, Георгий, поезжайте, конечно! Польша – дивный край. Да и отдохнете.
Родин поморщился.
– Вы же знаете все это «водное общество». Я там на второй день озверею от разговоров о шляпках и борзых.
– Ну, никто ж вас не заставляет это слушать. Отдохнете себе тихо, с Полиной, сами с собой. К тому же, раз вам так на месте не сидится… – Торопков хитро пошевелил усами.
Родин вопросительно на него посмотрел.
– Ну, Польша, поляки… – пояснил тот. – Вдруг вы оттуда сможете выйти на след недоброжелателей их сиятельства? А я могу вам письмами помогать, рекомендации дам на всякий случай.
Торопков явно намеревался открыть счет на нового польского агента и хорошенько с него поживиться.
Родин задумался.
– И вправду. Но давайте перенесем этот разговор на несколько дней, я еще все обдумаю и сообщу вам. А насчет лечения – заходите к Юсупову, он поставит вам пиявок к затылку, очень помогает.
Глава четвертая
А между тем отдых от дел земных никак не подразумевал отдых от дел сердечных. Георгий тяжело вздохнул и устроился в кресле у окна. В столь поздний час на улице, освещенной лишь газовыми фонарями, уже никого не было. Только какой-то паренек шел пружинистой походкой, поминутно рассеянно поднимая глаза к небу.
«Со свидания», – догадался Родин и тяжело вздохнул.
Нет, он не любил книжных историй об испепеляющей любви и подвигах во имя прекрасной дамы. Не видел себя в роли героя-любовника, соблазняющего самых примерных скромниц. Да и выматывающей, выжигающей страсти наелся в юности с Катериной досыта. Ему не хотелось бдений у балкона возлюбленной, да и от экзальтированных истеричных дамочек он подустал. Но жаждал Георгий такой простой и понятной человеческой любви: чтобы один взгляд – и на всю жизнь.
Еще давным-давно, в совсем прошлой жизни, дед Григорий Евдокимович подозвал к себе двенадцатилетнего Енюшу и сказал по-гоголевски, чувствительно хлопнув внука по плечу тяжеленной ладонью:
– А поворотись-ка, младшенький… Дай-ка я на тебя подивлюсь…
Мальчик повернулся вокруг своей оси мелкими шажками и снова замер, глядя в желто-зеленые глаза деда.
– Черт тебя разберет, Енька, – проскрипел старик, опираясь на свою неизменную клюку, – вроде и наш, родинский, а как присмотришься, что-то и зозулинское есть, что-то щекинское, шут тебя дери. Что ты квелый такой? Браты твои молодцы, родинское племя, а ты вроде и да, а вроде и нет. Нешто ты в отца пошел, а не в меня? Что ты возле него трешься?
– Батюшка такой печальный и одинокий после смерти матушки… – отвечал Енюша, потупя взор, – а вина в этом моя… Вот я и хочу поддержать его…
– Не мели ерунды! – крикнул дед. – Нет в том твоей вины! Защищайся!
Он бросил внуку крепкую палку, стоявшую у стены, и бросился на него со своей клюкой. Удары посыпались сверху, снизу, с плеча, тычком, с разворота… Мальчик ловко парировал, лишь отступая под штормовым натиском.
– В отмах бей! Не отступай! Бей! – рычал дед, не прекращая бить быстро, почти без замаха.
Внук изловчился, углядел брешь в этой мельнице ударов и, извернувшись змеей, попытался огреть противника по голове. Правда, это ему не удалось, старик ловко перехватил палку, вырвал ее у внука и отшвырнул в сторону, приставив свою клюку к горлу мальчика. Тому ничего не оставалось, как поднять руки.
– Нешта, – ухмыльнулся старик, – все ж таки Пётра тебя маленько научил на палках драться. Не зря, стало быть. Так вот, чего я хотел-то. Мне тут сказывали, ты с младшей поповной уже шуры-муры навострился крутить?
Георгий покраснел до корней волос, а дед захохотал.
– Нешта, правильно! Так и надо! Вот это по-нашему, по-родински, тут ты их всех переплюнул! Я вижу, у тебя будет горячая жизнь!
