Оливер Пётч - Дочь палача
Симон погладил ее грязные волосы.
– Все хорошо, София. Все хорошо…
Он взглянул на дрожащее пламя маленькой сальной свечи. Гореть ей осталось не более получаса. Тогда единственным источником света будет щель под каменной плитой. У Симона возникла мысль, не сделать ли ему холодный компресс из своего кафтана, чтобы наложить Кларе на распухшую ногу, но потом передумал. Вода, скопившаяся здесь в лужах, была просто-напросто слишком грязной. Такой компресс, скорее всего, только ухудшит состояние девочки. Симон был одним из немногих врачей, убежденных, что грязь может привести к заражению. Он успел насмотреться на солдат, умерших от грязных повязок.
Внезапно что-то заставило его насторожиться и прислушаться. Откуда-то издалека слышались голоса. Симон вскочил. По площадке ходили люди! София перестала плакать. Теперь они вместе пытались разобрать, кому принадлежали голоса. Но те были тихими.
Симон быстро все взвесил. Не исключено, что там наверху бродили солдаты, а может, даже сам дьявол… Возможно этот сумасшедший убил палача и по колодцу выбрался обратно на свет. Но, с другой стороны, Клара пропадет, если ее никто отсюда не вытащит. После недолгих раздумий лекарь сложил ладони рупором и хрипло закричал в проход:
– На помощь! Мы здесь! Внизу! Слышит нас кто-нибудь?
Голоса наверху умолкли. Неужели люди двинулись дальше? Симон орал не переставая. Теперь и София стала ему помогать.
– На помощь! Слышите вы нас? – кричали они вдвоем.
Наверху вдруг забегали и затопали. Прямо над ними кто-то заговорил. Потом каменная плита с шорохом отодвинулась в сторону, и в лица пленникам ударил яркий луч света. Симон зажмурился. Он столько времени провел в темноте, что солнечный свет его почти ослепил. Наконец он разглядел лицо над собой.
Это был аристократ Якоб Шреефогль.
Увидев внизу свою дочь, дворянин начал кричать. Голос у него срывался.
– Господи, Клара! Ты жива! Слава пресвятой Деве Марии! – Он обернулся. – Быстро! Принесите веревки. Нужно их вытащить!
Совсем скоро в проход быстро спустили веревку. Симон обвязал ее вокруг Клары и подал знак, что можно поднимать. Потом наступила очередь Софии. Его самого вытянули последним.
Выбравшись наверх, Симон огляделся. Потребовалось время, чтобы сориентироваться. Вокруг него возвышались стены часовни. Проход располагался под ветхой плитой прямо посередине. Рабочие, должно быть, устроили пол на старом фундаменте. Вполне возможно, что раньше на этом месте уже стояла церковь или еще какой-нибудь храм, связанный через проход с преисподней. Во время нынешних работ строители, вероятно, не обратили никакого внимания на эту плиту.
У лекаря мороз пробежал по коже. Древний проход в ад… А внизу бедных грешников дожидался сам дьявол.
Позади всех возле стены сидели два стражника, карауливших ночью. У одного была замотана голова, и он растерянно почесывал лоб. Второй, несмотря на огромный синяк под глазом, выглядел довольно бодро. Симон невольно хмыкнул. Палач сделал свое дело и при этом не оставил никаких серьезных увечий. Он поистине мастер своего ремесла.
Якоб Шреефогль тем временем хлопотал над приемной дочерью, по каплям вливал ей в рот воду, смачивал лоб. Заметив взгляд Симона, советник начал рассказывать, не прерывая своего занятия:
– После того, как вы вчера побывали у меня и расспросили насчет старых документов, я места себе не находил. Всю ночь ворочался без сна; в конце концов утром отправился к вам, и потом к палачу. Никого из вас не нашел и пришел сюда, на стройку. – Он указал на двух стражников, все еще сидевших у стены с удрученным видом. – Я обнаружил их за кучей досок, связанных и с кляпами во рту. Симон, можете вы рассказать, что здесь произошло?
Юноша в двух словах поведал ему о том, что они увидели в колодце. Рассказал о катакомбах, о драке палача с солдатом и их бегстве через туннель. Упомянул также и о том, что увидели здесь дети в полнолуние неделю назад. Он не стал только высказывать предположения, что там, скорее всего, спрятал свой клад старый Шреефогль. И то, что стражникам по головам надавал Куизль, он тоже оставил при себе. Пускай дворянин думает, что это дьявол обезвредил их, прежде чем спуститься в колодец.
Шреефогль слушал с раскрытым ртом. Он только время от времени что-нибудь уточнял или отворачивался, чтобы еще раз осмотреть Клару.
– Значит, дети сами нарисовали себе дьявольские метки, чтобы защититься от других детей… – проговорил он наконец и погладил Клару по горячему лбу; теперь девочка дышала заметно ровнее. – Господи, Клара, почему ты ничего мне не рассказала? Я же мог бы помочь вам!
Он грозно взглянул на Софию:
– Маленький Антон и Йоханнес Штрассер могли бы остаться живы, не будь вы такими безмозглыми! И о чем вы, сопляки, только думали? Какой-то сумасшедший орудовал среди бела дня, а вы знай себе играли в свои игры…
– Не нужно упрекать детей, – вставил Симон. – Они еще слишком малы и были напуганы. Теперь важно схватить убийц. Двое из них, вероятно, похитили Магдалену. А их предводитель до сих пор с палачом в лабиринтах!
Он оглянулся на колодец. Из него валил дым. Что же там теперь происходило? Неужели Куизль погиб? Симон отбросил эти мысли и снова повернулся к Шреефоглю.
– Кто бы мог их нанять? Кому строительство больницы мешало настолько, что он не остановился даже перед убийством детей?
Якоб пожал плечами.
– До недавнего времени вы и меня подозревали… Я только могу повториться. Большинство советников, включая самого бургомистра, были против строительства, потому что они боятся убытков. Смешно, если подумать. Ведь даже в Аугсбурге есть такой приют! – Он возмущенно покачал головой. – Но громить из-за этого стройку и убивать случайных свидетелей? Да к тому же детей? В такое я при всем желании не могу поверить…
Кто-то яростно закашлял. Оба вздрогнули и обернулись.
Из колодца по веревке выбралось угольно-черное чудище. Стражники схватились за алебарды и, выставив оружие, стали опасливо подбираться к колодцу. Оттуда, казалось, вылезал сам дьявол во плоти. Он был в саже с головы до ног, и только глаза его сверкали на черном лице. Одежда во многих местах прогорела и пропиталась кровью. Призрак сжимал в зубах тлеющую дубинку и теперь выплюнул ее на траву.
– Чтоб вас черти съели! Собственного палача уже не узнаете? Лучше принесите воды, пока я совсем не сгорел!
Стражники испуганно отпрянули, а Симон бросился к колодцу.
– Куизль! Вы живы! Я думал, дьявол… Господи, как же я рад!
Палач перевалился через каменную кладку.
– Побереги свои речи. Этот пес отправился теперь туда, где ему самое место. Но моя Магдалена все еще в руках у этих висельников.
Он проковылял к корыту с водой и умылся. Вскоре под слоем копоти снова показалось лицо палача. Он коротко взглянул на Шреефогля с детьми, одобрительно кивнул и проворчал:
– Спас их, молодец. Отправляйся теперь с ними и советником обратно в Шонгау. Встретимся у меня дома. Я пойду за своей дочерью. – Он поднял дубинку и двинулся в сторону дороги на Хоэнфурх.
– Так вы узнали, где она? – крикнул Симон ему вслед.
Палач едва заметно кивнул.
– Он сказал мне. В конце. Каждый начинает говорить, рано или поздно…
Симон поежился.
– А стражники? – снова крикнул он в спину Куизлю. Тот уже шел по дороге на Хоэнфурх. – Разве не понадобятся… помощники?
Последние слова он уже проговорил себе под нос. Палач скрылся за ближайшим поворотом. Он был зол, очень зол.
Магдалена плелась по дороге в Шонгау. Платье на ней промокло и изорвалось, сама она дрожала всем телом. К тому же до сих пор болела голова и ужасно хотелось пить. Только сейчас она осознала, что не спала целую ночь. Девушка то и дело озиралась по сторонам, не преследовал ли ее второй солдат. Но дорога оставалось пустой. Не проехало даже ни одной крестьянской повозки, куда Магдалена смогла бы забраться. Впереди, окруженный стеной, возвышался на холме Шонгау. По правую руку располагался холм висельников, теперь обезлюдевший. Скоро, совсем скоро она будет дома.
Внезапно впереди показалась точка и стала приближаться, увеличиваясь в размерах. К ней, покачиваясь, спешил человек.
Прищурившись, Магдалена разглядела своего отца.
Якоб Куизль пробежал оставшееся расстояние, хотя это далось ему тяжело. У него были глубокие порезы на левом боку и плече, но жизни они не угрожали. Он потерял много крови и к тому же подвернул ногу где-то в катакомбах. Но, учитывая все случившееся, он легко отделался. В войну палач переносил и более тяжелые ранения.
Он обнял свою дочь и погладил по голове. Магдалена почти затерялась в его широкой груди.
– Что за ребячество, Магдалена? – прошептал он ласково. – Позволила схватить себя тупому солдафону…
– Папа, я больше не буду. Обещаю, – ответила она.
Некоторое время они стояли крепко обнявшись и молчали. Потом она посмотрела ему в глаза.
