Гремучий студень - Стасс Бабицкий
Столетов скрежетал зубами, не глядя на сыщика.
— Разложили по полочкам, г-н бывший студент, — следователь тоже не смотрел на Мармеладова, он буравил глазами убийцу. — Но одна загадка осталась. С какого перепугу вы, Столетов, хотели бросить бомбу в царя? Вам же плевать на народ и волю, на свободу и равенство.
Артист плюнул на снег, демонстрируя свое презрение.
Порох влепил ему оплеуху.
— Все равно расскажешь! И не таких ломали.
— На этот вопрос ответить нетрудно, — Мармеладов перехватил руку полковника, занесенную для нового удара. — Но придется вернуться на пятнадцать лет назад. Юный помещик Столетов проиграл состояние на скачках. Кого винить? Себя? Нет, Михаил Ардалионович слишком горд для этого. Виноват император, который отпустил крестьян, оттого и доходы упали, и поместье пришлось отдать за долги. Вот корень зла! Помыкавшись по Европе в роли приживала и любовника богатых старухах, Столетов устроился в театр. Тут раскрылся его талант, появились деньги — казалось бы, что еще нужно?! Но унижения, пережитые в юности, оставили на сердце шрамы. Актер начал пить с тоски, и с каждой отброшенной бутылкой крепло его желание отомстить императору. На эту вашу мстительность, Михаил Ардалионович, я и рассчитывал. Потому и послал записку о том, что Тихоня придет вечером в Кокоревский сад. Знал, что вы захотите лично застрелить сына.
— Так это писали вы? — сверкнул глазами Столетов.
— А вы решили, что Хруст? Я писал с ошибками, на обрывке газеты и называл вас «старшой», а вместо посыльного выбрал уличного оборванца. И все равно не был уверен, что получится перехитрить вас без тайного пароля, или что там, у бомбистов, принято. Но вы попались, как гимназист.
— Сучий потрох, чтоб тебе…
— Также я отправил записку г-ну полковнику, — сыщик кивнул Пороху, — и весьма рад, что ее получили вовремя.
— Мы могли и не успеть! — возмутился почтмейстер. — А если бы ты ошибся в своих умозаключениях? А если бы тебя пристрелили?
— На этот случай я отправил еще одно письмо. Тебе, Митя. В нем изложил суть этого дела, и… Там еще несколько личных слов, с извинениями — за то, что не взял тебя с собой на эту авантюру, ну и за мои прежние насмешки. Пообещай, что приедешь домой и сожжешь его, не читая.
— Сожгу, сожгу, не переживай. Я и так знаю, что там написано.
— Ты по долгу службы научился читать запечатанные письма на расстоянии? — поддел приятеля сыщик.
— Нет. Но я, по твоему совету, стал чаще ставить себя на место других людей, — признался тот. — Представил, что бы я написал г-ну Мармеладову, если бы думал, что прощаюсь навеки. А потом вычеркнул приветствия и долгие заверения в конце — ты ведь ненавидишь их ставить.
— «Ненавижу» — слишком кровожадное слово. Мне просто лень писать лишнее.
— Да уж, лень прежде нас родилась…
Сыщик и Митя вели этот диалог, спускаясь по ступенькам. Порох догнал их на середине лестницы.
— Так вот, Родион Романович… Вы тут представили нам главаря банды и его убитого сына. Но как же Бойчук? Известно ли вам где искать этого душегуба?
— В овраге, ваше высокородие. Примерно за версту от логова бомбистов в Хапиловке. Только будьте осторожны, поднимая покойника, — предупредил Мармеладов. — Под головой Бойчука лежит портсигар, какому-нибудь ротозею захочется его открыть — просто из любопытства, так уж люди устроены. Но открывать нельзя. Иначе…
Он набрал в грудь воздуха и крикнул:
— Буу-уммммм!
Порох отшатнулся.
— Тьфу ты! Могли просто сказать, что там бомба. А кто убил Бойчука?
Сыщик пересказал историю гибели самого неуловимого террориста империи.
— Илья Петрович, можете смело докладывать в Петербурге о полной ликвидации ячейки опасных заговорщиков. Вам орден вручат, нет сомнений. Но я бы советовал не терять бдительности, вдруг все-таки найдутся в империи дантоны, робеспьеры или бойчуки, которые разделяют мою прежнюю идею…
Порох вскинулся было, но сумел сдержать резкий ответ и поспешил обратно к цветочной клумбе.
XXXVIII
Мармеладов посмотрел на почтмейстера.
— А что, Митя, где нам лучше в такой поздний час извозчика поймать?
— Правильно, отправимся по домам! Тебе нужно отдохнуть, братец.
— Нет уж, едем в ресторацию! Отметим успешное завершение расследования. Но прежде заглянем к г-ну Шубину, на два слова.
— Не поздновато для визита? Время к полуночи…
— Уверен, он не спит, — улыбнулся Мармеладов. — Я ведь и ему записку послал, с обещанием нынче же доставить украденные деньги.
Директор ссудно-сберегательной кассы слонялся по комнатам, завернувшись в одеяло, постоянно стонал и заговаривал сам с собой о грядущей ревизии. Едва завидев Мармеладова, он замер, олицетворяя собой библейский соляной столп. В один миг обшарил гостя тревожным взглядом, не увидел в руках никакого свертка.
— Так как же… Благодетель вы мой… Неужто не удалось отыскать? — причитал он, заваливаясь набок. — Погиб Шубин. Сибирь! Сиби-и-ирь…
Мармеладов поднял обе руки в успокаивающем жесте.
— Помилуйте, Иван Лукич! Вы давеча сравнили меня с цирковым штукарем, оттого и захотелось мне устроить вам оригинальное представление. Глубокоуважаемый почтмейстер, окажите любезность, произнесите своим внушительным голосом заклинание.
— Откуда же мне знать цирковые абракадабры? — воскликнул Митя, пребывая в полной растерянности.
— До чего же вы скучные люди, — вздохнул сыщик. — Скажи просто «Алле, оп!» и взмахни руками.
— Выдумаешь тоже, — пробормотал почтмейстер. — Но если надо, отчего же не сказать. Алле… Это самое… Оп!
Мармеладов вывернул карманы сюртука, показывая, что они пустые. Вывернул и внутренний кармашек, и те, что в брюках.
— Почтеннейшая публика, вы имели возможность убедиться, что в моих карманах нет абсолютно ничего.
— И вправду нет… Но где же?
Финансиста застонал и тяжелым кулем осел на пол.
— А вот они.
Сыщик сдернул
